– Нормально, – рассказывала Костя обычными короткими фразами. – Завернули его в одеяло, уложили в багажник. Потом отвезли в лес. Вырыли яму, сбросили в неё трупешник и ковёр. Он всё равно был испорчен. Засыпали яму землёй, сверху ветками завалили. Нормально получилось. Я смотрела его портфель. Там какое-то бельишко, пижама, бритвенный прибор. В барсетке документы, загранпаспорт, авиабилет на семь утра. Немного налички. Я её в общак положила. Он, похоже, в отпуск собирался?
– Да, – грустно подтвердила Вера. – Как раз в августе. На Кипр хотел поехать. А вместо Кипра сейчас там, в земле? А мы, значит, тут? Он мёртвый, а мы живые?
И вдруг, стиснув зубы, затряслась всем телом. Костя схватила со стола бутылку, ловко откупорила и почти силой влила её содержимое в рот подруге. Веру отпустило. Она расслабилась, вспомнила тот фонтанчик крови и глаз, застрявший во рту, и принялась выть, как воют от сильной боли, сдавленно, чтоб никто не услышал, и безутешно. Она мотала головой, обливалась слезами, а Костя обнимала её, гладила её плечи и руки, целовала в макушку.
– Ой, Костя, милая! Что же мы наделали?! Как же я теперь жить буду?! Ведь какой бы он не был, я вовек не забуду, вовек себе не прощу, что жизни его лишила! Ой, мамочка! Так тошно мне, впору самой повеситься. Ты только меня не бросай, ладно? А то я без шуток руки на себя наложу.
– Кончай блажить! – прикрикнула на неё Костя, сдвинув брови. – Лучше пожри. Пожрать всегда не вредно. Помогает от тоски.
Она протянула Вере банан. Вера выпила ещё вина, заела бананом и спросила:
– А Левицкая где? Спит?
– В Рязань уехала, – надкусив яблоко, ответила Костя. – Машину продаст и вернётся.
– Машину? Какую машину? – не сразу поняла Вера.
– Ту, на которой твой петушок прикатил. Нам деньги сейчас, во, как нужны, – Костя провела ребром ладони под подбородком. – Мы сами на Кипр поедем или ещё куда. Где солнышко круглый год, море голубое и пальмы на берегу. Я слабая, тепло люблю. Без витаминов выросла. Купим дом на горе, с садом и будем жить вдвоём…
Вера ела банан и часто кивала. Слёзы продолжали бежать по её щекам.
– А Джакузю возьмём? – улыбнулась она с полным ртом.
– Куда ж без неё? – хохотнула Костя. – Кто-то должен убираться, еду нам стряпать.
– Точно, – Вера вытерла пальцами слёзы. А Костя продолжала:
– Чтоб в саду апельсины росли и финики. Я финики жуть как люблю.
– А я виноград, – сквозь слёзы улыбнулась Вера.
– Можно и виноград – кивнула Костя. – Ничего делать не будем. Только плавать в море, загорать голяком, по пляжу на великах шпарить и финики жрать. А если вот эту дачку толкнуть, можно яхту купить, с мотором и с парусом. Чтоб выходить в открытое море и там песни орать. Твой бабло, в каком банке держал?
– Не знаю, – безразлично ответила Вера. – Он со мной такими сведениями не делился. У них с матерью, с Леокадией Львовной общий счёт. Все его накопления ей отойдут. Мне ничего не надо.
– Это как не надо? Это что это не надо? – возмутилась Костя. – Нам с тобой много денег надо. Мы молодые, у нас вся жизнь впереди. Козлова, значит, Лео…
– Леокадия Львовна, – машинально подсказала Вера.
– Смешное имя, – прыснула Костя.
– Старинное. Она из бывших. В коммуналке живёт, с соседями, зато на Арбате. Ей сколько раз квартиру предлагали. Не хочет. Я, говорит, Москвы за Садовым кольцом не признаю. Ей уж почти 80, больная вся, – Вера помрачнела. – Если узнает про Дениса…
Но Костя не дала ей развить эту печальную тему, перевела разговор на другое. Сказала, что придумала, как заработать денег.
– Как? – Вера с надеждой посмотрела на подругу.
– А ты сама подумай, – Костя скинула обувь, разделась и забралась к Вере в постель. Ведь местечко у тебя жирное, скажи? От тебя зависит, закрыть дело или дать ему ход. Разве не так? На всякую услугу есть своя цена. Кумекаешь?
– Следователь Севастьянова никогда взяток не брала, – отрезала Вера.
– Ну и дура, – буркнула Костя. – Я хотела сказать: дурочка ты у меня! Сладенькая, любименькая, но дурочка! Дай, я поцелую тебя в шейку. И в животик. И в попочку. И ещё раз, и ещё…
Вера таяла под Костиными ласками. Никто и никогда не говорил ей таких нежных слов, как её подружка, никто не целовал с такой страстью. Ради Кости она была готова на всё…
– Вы утверждаете, что застрелили мужа, а потом вдвоём с Левицкой увезли тело в лес и там зарыли? – спросил Правдин на следующем допросе. Теперь он выглядел лучше. Видно выспался, погулял по Москве, пообщался с институтскими друзьями. Настроение у него было хорошее. В кабинете его было тепло, даже жарко. Этот апрель, в отличие от прошлого, был сухим и солнечным. Солнце так навязчиво светило в окна, отвлекая от дела, что следователю пришлось опустить жалюзи.
– Да, так и было, – безразлично ответила Вера.
– Сможете показать место? – Правдин внимательно посмотрел на неё. – Я хочу провести следственный эксперимент.
– Да разве Левицкая не показала? Наверняка, показала. У неё не удержится. Наши, то-есть ваши, конечно там были, в том лесу, яму раскопали, вынули труп и протокол составили. Всё честь по чести. Я порядок знаю. С меня-то какой ещё спрос? Да и вам, не в лом ли, туда тащиться? Всё ведь можно прочесть в деле. А дома, в котором произошло убийство, давно нет. Зачем туда ехать? Не понимаю.
Отговорки подследственной были нелепыми. Правдин понял, что Севастьянова не горит желанием ехать на то место, где своими руками закопала убитого ею Козлова. Это было, по меньшей мере, удивительно. Обычно преступники рады хоть на время вырваться из душных тюремных застенков на природу. Они охотно и с удовольствием рассказывают о своих преступных деяниях, разыгрывают всё в лицах. Человеку свойственно возвращаться к острым моментам жизни, хотя бы ради адреналина.
– Вы можете назвать последнее дело, которым занимался ваш муж? Он вообще рассказывал вам о делах, которые вёл? – спросил Правдин.
– Могу, – облегчённо вздохнула Вера, решив, что вопрос о следственном эксперименте снят. – Нет, обычно он не рассказывал. Но об этом деле я кое-что знаю. О нём в газетах писали, по телевизору говорили в «Криминальных новостях». Дело банды Буйвола. Ограбление банка. Была перестрелка. Главаря с подельником взяли, они в тюрьме. Козлов завершил расследование ещё в июле, но вышла накладка. Впервые в жизни. Он никогда не задерживал дела. Всё сдавал в сроки. За это руководство его очень ценило. И вдруг… накладка.
– Какая накладка? – спросил Правдин, откинувшись на спинку офисного кресла.
– У него в компьютере возник технический сбой, и файлы с показаниями арестованных и свидетелей оказались стёртыми. У Дениса… Петровича могли быть большие неприятности, но руководство пошло ему навстречу. Инцидент замяли, а дело передали другому следователю, Махроткину. – Я слышала, он сам вызвался помочь товарищу. Денис в августе хотел пойти в отпуск. Кажется, уже путёвку купил. А из-за этой накладки, отпуск мог бы не состояться… – Вера умолкла.
Правдин нахмурился. Анатолий Ильич Махроткин был известен в своих кругах, как человек сговорчивый и беспринципный. Все знали, что он берёт, но за руку поймать не могли. Махроткин был человек незаметный, внешне непривлекательный. Маленького роста, плешивый, хоть ему ещё не было сорока. Ходил по коридорам бочком, говорил тихо. Но у него была красавица-жена, выше его почти на целую голову, и недвижимость за границей. Он известен был тем, что умел развалить любое дело. Его журили, но трогать боялись. Дядя Махроткина был министром. Если дело передали Анатолию Ильичу, значит, тут были замешаны высокие связи или большие деньги.
Правдин опять заговорил о следственном эксперименте. Сказал, что хочет своими глазами увидеть дачный посёлок, где произошло убийство, и место в лесу, где был зарыт труп Козлова. Вере это совсем не понравилось. После того, как Левицкая продала машину Дениса, Костя поставила вопрос о продаже дачи. На «семейном» совете Костя сказала, что оставаться в «Берёзках» не разумно, надо перебираться в Москву. Вера согласилась. Она рада была избавиться от дома, в котором был убит её муж. Ванде было поручено найти покупателя на дачу. И та нашла. Причём очень быстро. У Левицкой был талант на всякие купли-продажи. Покупателем оказался бизнесмен из Сургута по фамилии Хвостиков. Приземистый, лысый, шумный, с волосатой грудью и крепкими, как слоновая кость, зубами. Хвостиков готов был платить наличными и по-царски. Он привёз на своём «мерсе» полный чемодан валюты. Но тут возникло осложнение. Хвостиков требовал документы на дачу. А они находились у свекрови. Но вдруг всё чудесным образом устроилось. Сделку оформили, заверили у нотариуса. Деньги, полученные за дачу, пошли в общак, до светлых дней. Хозяйка дачи ни во что не вникала. После пережитого стресса на неё навалилась депрессия. Вера лежала целыми днями, отвернувшись к стене, или считала мух на потолке. Она снова взяла больничный. Костя лечила подругу вином и с большой энергией занималась продажей дачи. «Сестрёнка» была довольна, что денег прибыло, но всё время твердила, что их надо больше, больше, чтоб до конца дней хватила. Она то и дело развивала вслух планы их будущей жизни на острове с пальмами, у тёплого синего моря. Пьяненькая рассеянная, напичканная успокоительными таблетками Вера слушала и улыбалась, но внутри её грызла тоска.