Около двенадцати раздался звук шагов по деревянной лестнице. Кто-то поднимался наверх. Костя вскинулась, насторожилась, нащупала под подушкой пистолет. Потрепала Веру за голое плечо. Но та не желала просыпаться.

– Это Рыбка твоя вернулась, – промычала Севастьянова, с трудом разлепляя веки. Она немного ревновала Костю к Левицкой. – Ключ-то у неё одной.

Но Костю это не убедило. Она уставилась на дверь, сдвинув брови. Дверь скрипнула, и… вошёл Денис. У него был второй ключ от дачи. Об этом Вера совсем забыла. Она представить себе не могла, что он явится. Но он приехал. Отбросил самолюбие и приехал мириться. «Наверное, начальник велел, – догадалась Вера. – Приказал ликвидировать конфликт». Ясно, что Денис беспокоился, не о здоровье жены. Хоть Вера никого не ставила в известность об их ссоре, не жаловалась начальству о рукоприкладстве мужа, он всё ещё опасался огласки, всё ещё ждал от неё подвоха. В руках у Дениса был жидкий букетик полевых цветов, купленный у какой-нибудь из старушек, стоящих вдоль шоссе. Он ни в какое сравнение не шёл с роскошными розами от Кости. Вера проснулась, села на постели, встрёпанная, голая по пояс, с неприкрытой грудью. Её возлюбленная пошла ещё дальше. Она столкнула ногой их общее одеяло на пол и приняла позу лотоса. Теперь обе женщины предстали перед мужчиной обнажёнными и в весьма откровенных видах. Это был вызов.

– Вы… что? – опешил Денис, кинув цветы на стол, где стояли несколько пустых бутылок из-под вина и одна полная наполовину. – Что здесь происходит?

– А что? – грубо бросила Костя. – Сам не видишь? Бабы трутся, мужик не мешай.

– Вера, я тебя спрашиваю, что тут опять за бардак?! Что это за девка в твоей постели?! – возвысил голос Денис и стал наливаться краской. – Я её где-то видел. Наверное, в базе данных. У меня идеальная память. Ведь она преступница? Ведь так? Да это у неё это на лбу написано. Воровка? Мошенница? И ты осмелилась притащить её в наш дом, в нашу постель?! Ну, и тварь! Какая же ты тварь! Ничтожество! Я всего от тебя ожидал, но такого!.. – он вышвырнул свой букетик в окно. – И давно ты с ней упражняешься? Она, наверное, и в нашей московской квартире была? Это она стёрла файлы в моём ноутбуке? Она, да? Все материалы по делу Буйвола? Спасибо боссу, он меня отмазал, а не то… Махроткину всё с чистого листа пришлось начинать. Теперь раньше февраля дело до суда не дойдёт. И всё ты. Что молчишь? Стыдно? Язык скушала?

Вера смешалась, хотела что-то сказать в своё оправдание. Но Костя не дала подруге ответить. Она запечатала ей рот поцелуем. И стала массировать пальцами обнажённую грудь подруги, гладить живот. Вера сначала сопротивлялась. Ей было неловко делать это на глазах мужа. Но потом сдалась под ласками подруги, невольно разгорячилась, тяжело задышала, закатила глаза. Женшины занялись любовью, не обращая внимания на Дениса. Он стоял, как дурак, в сером костюме, в галстуке, изумлённо тараща глаза и глотая слюну.

Вера лежала, откинув голову, с блаженной улыбкой и глухо постанывала. Её живот и бёдра тряслись, исторгая из себя резкий женский запах. Дениса передёрнуло от отвращения.

– Гадость, какая! – скривился он. – Следователь Севастьянова крутит любовь с зечками!

– Какая я тебе зечка? – грубо осадила его Костя, вытерев рукой мокрые губы. – У меня справка об освобождении имеется.

– А я и не знал, что вы, Вера Сергеевна, лесбиянка. Но чувствовал, подозревал. Вот, значит, почему ты была такой «леди» в постели. Тебе кобеля в юбке хотелось, «кобла», на их, тюремном сленге. Мужчина тебя не устраивал. Весь Следственный комитет будет качать головами. Все просто умрут со смеху. Когда я им расскажу. А я им расскажу. Всё расскажу в подробностях. Как ты тут пьяная, голая, наверняка обкуренная, корячилась с уголовницей, – Денис улыбнулся своей длинной, от уха до уха, ядовитой улыбкой. – Завтра с утра позвоню шефу. Вернусь из отпуска, подам докладную. Добьюсь внутреннего разбирательства. Повод: «Моральное разложение сотрудника Следственного комитета Севастьяновой Веры Сергеевны». Потом два выговора под какими-нибудь предлогами и под зад коленом. Таких, как ты, надо вычищать из органов поганой метлой. Если не дура, подашь в отставку сама. Чем скорей, тем лучше. И на развод тоже. Но учти, квартира достанется мне. В качестве отступного. Во избежание большого скандала. С испорченной репутацией тебя никуда не возьмут. Даже в простую ментовку. Так что можешь катиться на все четыре стороны, как я сказал, и забудем, что было. Можешь сваливать прямо сегодня. Кстати и с этой дачи. Фактически она моя и мамина. Мама свои кровные сбережения в неё вложила. Твои-то родители не дали ни копеечки. Можешь забрать свой фис-таш-ко-вый торшер. Слово «фисташковый» он произнёс, кривляясь, в нарочито старушечьей манере, передразнивая тёщу, Верину мать.

Вера села на постели и обняла Костю за плечи. Та смотрела на Дениса исподлобья, с нескрываемой враждой.

– Пошёл вон, – сказала Вера утомлённо. Денис даже не присел. Так и стоял, прикрывая портфелем дрожащую ногу, которая выдавала его волнение. – Надоел ты мне.

– Сама пошла! – крикнул он визгливо. – Сама пошла, ковырялка вонючая! А кобла твоего, – он хихикнул, указав пальцем на Костю, – я задерживаю. Полиция разберётся кто она, документы проверит, регистрацию. Может, она в розыске? Может, по ней тюрьма скучает?

Козлов полез в портфель за наручниками.

– Убей его, – тихо сказала Костя и вложила в руку Веры пистолет…

– Стало быть, вы подтверждаете все свои показания? – спросил Правдин.

– Подтверждаю, – твёрдо ответила Севастьянова.

– Вы достали из-под подушки пистолет и выстрелили мужу в лицо. А раньше стрелять приходилось?

– Нет, то есть, да. В институте, на физподготовке у нас был минимум по стрельбе.

– Да-да, припоминаю. Значит, с одного выстрела наповал? С короткого расстояния?

– Наповал, – эхом отозвалась Вера и опустила голову.

– Тогда прочтите, распишитесь и на сегодня свободны, – сказал он, протягивая женщине листки протокола. Допрос был окончен.

Веру отвели в камеру. Ей не хотелось ни есть, ни разговаривать. Она односложно ответила на вопросы сокамерниц. Сказала, что всё в порядке, следователь хороший, легла, отвернулась к стене и стала опять вспоминать…

Выстрел был точный, в голову. Звук его утонул в грохоте ссыпаемого на улице кирпича и зычных выкриках рабочих. Денис упал навзничь. Лица у него не было. Было кровавое месиво. Нос снесло начисто, левый глаз был прикрыт веком, правый застрял в расщелине рта. Из дыры в черепе фонтаном хлестала кровь. Веру чуть не стошнило от вида трупа. Но пришло облегчение. «Дениса больше нет, – подумала она. – Нет, и не будет. Как всё просто. А как же рыбки? Тоже сдохнут? Ведь их некому больше кормить?»

Эта мысль показалась Вере смешной. Дохлый хозяин и дохлые рыбки. Она начала смеяться, сначала тихо, потом громче, потом стала захлёбываться от смеха. У неё начались спазмы живота и икота. Костя мигнула Ванде, и та остановила истерику, отвесив Вере пару тяжёлых пощёчин. Та затихла, но всё равно боялась взглянуть на палас, залитый кровью, на котором лежал распростёртый Денис. Рядом валялся его туго набитый портфель. Ванда деловито подобрала его, оттёрла тряпочкой от крови и передала Косте. Та поставила портфель к стенке, с тем, чтобы позже проверить его содержимое.

– На, выпей, – Костя вылила из бутылки в стакан вино и подала подруге, – и ложись спать. Мы сами всё сделаем. Скажи только, где у тебя лопата.

Вера сказала. Выпила полный стакан вина и заснула. А когда проснулась, трупа в комнате уже не было. Пол был чисто вымыт. Следов преступления не обнаружил бы самый зоркий сыщик. Костя сидела на краешке постели и ласково гладила Веру по волосам.

– Ну, что? Как вы там? – испуганно спросила та, высунув встрёпанную голову из-под одеяла. На улице уже было темно. В широкое окно светила луна. Сладкий шашлычный дымок с соседних участков носился в воздухе. Вдалеке слышно было хоровое пение и взрывы хохота. А в комнате был включён её любимый торшер. Бледно-зелёные блики от его абажура лежали на потолке и дощатых стенах, словно от воды в аквариуме. Стол был уставлен едой. Там был сыр, ссадины, салат. Посреди стола возвышались бутылки с тёмным, как кровь, вином, в вазе лежали крупные красные яблоки и жёлтые бананы.