– Терпеть не могу мужиков. От них перегаром пахнет и носками.

– А как же замуж? – расслабленным голосом спросила Вера.

– Нет, замуж меня не затащишь, – вздохнула Костя. – Ты вот замужняя, а много счастья с этого видела?

Вера промолчала.

– Ну вот, – посчитав её молчание за ответ, сказала Костя и продолжила: – У нас в детдоме училка была по рукоделию, она девчонок любила. То одну, ту другую на ночь в кровать брала, а меня чаще всех. Большая, очкастая, старая дева. Мужиков на дух не переносила. Да она сама была, как мужик. Плечи широкие, ручищи, как клещи, ноги, как брёвна. Пальцы на ногах большущие и воняют. Беломор курила. Я её сначала боялась, потом привыкла, вошла во вкус. Она меня разным удовольствиям обучила. Ну, и зона кой-чего добавила. Там без пары не проживёшь. За таких малявок, как я, бабы насмерть бьются, как гладиаторы.

Вера хотела найти какие-нибудь верные слова. Сказать этой девочке, что любит её всей душой, жалеет и очень хочет сделать её счастливой.

Но Костя уже спала. Во сне личико её было безмятежным. С него исчезло выражение настороженности, присущее каждому живому существу, будь то человек или зверь. С Верой девушка чувствовала себя в безопасности. Щёки её зарумянились, от густых ресниц под глазами была тень. Вера не удержалась и откинула одеяло, чтоб посмотреть на неё всю. Костя была небольшая, но сложена прекрасно. Тоненькая, но не костлявая, и кожа удивительно гладкая, чистая для бездомной девчонки. Вера положила руку на её плоский живот, погладила тёмную шелковинку между ног, поцеловала её в ямочку на подбородке, задула свечи и тоже уснула.

Глава четвёртая

– Так как же это вышло, Вера Сергеевна? – спросил Правдин. – Как получилось, что вы выстрелили в Козлова? Я знакомился с делом. В ходе предварительного расследования вы показали, что уехали на дачу после конфликта с мужем. Между вами вспыхнула бытовая ссора, он вас побил…

– Я тоже ему пару фингалов навесила, – вставила Севастьянова. Она сидела на стуле, свесив коротко стриженую голову и сложив руки так, будто они были в наручниках. Ссадины её почти зажили, на ней была чистая рубашка и комбинезон.

– «Неделю я пробыла на больничном, потом стала ездить на работу с дачи. В Москву переезжать не собиралась. На службе мы с Козловым не пересекались, так как работали в разных корпусах. Я была этому рада, так как считала, что между нами всё кончено, – читал следователь, уткнувшись в бумаги и изредка вскидывая глаза на Веру. – Со мной на даче жили две знакомые женщины, мои подруги: Антонина Гаврилова и Ванда Левицкая. Ванда помогала мне по хозяйству, ездила за продуктами, готовила еду, Гаврилова меня утешала. Старалась отвлечь от плохих мыслей. Козлов явился неожиданно, в первое воскресенье августа. Был полдень. Левицкой дома не было. Она уехала на машине за продуктами. Мы с Гавриловой спали, потом проснулись, лежали в постели неодетые. Когда я увидела мужа, то сразу незаметно вытащила из-под подушки пистолет. Козлов вошёл без стука. У него в руках был букетик ромашек. Наверное, он хотел помириться. Я надеялась, что он станет просить прощения, но он снова начал скандалить, увидев у меня на столе бутылку из-под вина, стал обзывать нехорошими словами, угрожал испортить карьеру. Я не выдержала и выстрелила в него, не вставая с постели. Он сразу скончался. Когда приехала Левицкая, мы с ней завернули труп Козлова в одеяло и вывезли его в лес. Там зарыли, а машину сначала хотели сжечь, но потом решили кому-нибудь толкнуть. Не пропадать же добру? Левицкая отогнала машину Козлова в Рязань, и там продала её торговцу с рынка. Вернулась поездом. Деньги мы положили в общак». Так всё и было, Вера Сергеевна? – спросил Правдин, подняв на женщину свои ясные с ободочком глаза.

– Так и было, – буркнула Вера, мельком взглянув на следователя.

– Получается, всё вышесказанное проделали вы и Левицкая. А Гаврилова в это время чем занималась? – спросил он.

– Лежала, накрывшись одеялом. Она не выносит вида крови.

– Как у вас оказался заряженный пистолет?

– Костя нашла. В смысле, Гаврилова. На территории нашего садового товарищества. Когда… мусор выносила. У нас позади «Берёзок» свалка. Один раз в неделю приезжает очистка, увозит отходы. А так на свалке много чего можно найти, вплоть до пистолета. Девчонки, спасибо им, очень мне помогли. Я после побоев, нанесённых мужем, встать не могла. Они за мной, как медсёстры ходили.

– Скажите, а в каких отношениях вы состояли с Гавриловой? Вот вы называете её мужским именем, Костей? Это что, кличка? Прозвище? Нет, я не против, если вам так удобно… – Правдин немного смутился, что было странно для взрослого солидного мужчины. – Если не хотите, подробности можно опустить. Мне важна суть…

– Да что темнить? – вздохнула Вера, подняв на него глаза. – Жили мы. Жили, как муж и жена. Любили друг друга, целовали, ласкали, нежные слова говорили. Вам этого не понять.

– Гм, ну почему же? – пожал плечами следователь. – Лесбийская любовь известна с глубокой древности. У нас распространена в местах лишения свободы, из-за отсутствия мужчин…

– Мужчины! – горько усмехнулась Вера. – А вы их на воле-то много видели? Я, лично, нет.

– Значит, Гаврилова нашла пистолет, и он был заряжен, – продолжал Правдин. – И он находился под подушкой. У вас или у Гавриловой?

– Мы спали вместе. Подушки не делили.

Вера вскинула глаза на Правдина. В них были ирония и вызов. «Пусть, пусть знает, какая я, – хотела сказать она. – Всё равно я для него ноль, пустое место, грязная ковырялка». Именно так обозвал её Денис. И поплатился за это жизнью. И вообще всё было не так. Не совсем так, как она говорила следователю. Протокол не терпит лирики, нюансов, а они как раз в жизни очень важны.

Три дня они с Костей жили, как в сказке. Потом появилась Ванда. Её пригласила Костя. Вера была не очень рада Левицкой. Но Костя убедила её, что присутствие Рыбки, то бишь, Джакузи, не будет помехой их любви. Она расхвалила Левицкую, уверяла Веру, что её подруга хорошая хозяйка, отлично водит машину и очень вкусно готовит. Сказала, что она будет убирать в доме, ездить за продуктами и варить обеды. А спать будет внизу, как прислуга. Всё так и вышло. Левицкая, отмывшись после вокзала и сменив одежду, сразу принялась за работу. Она вычистила весь дом, наладила горячее питание. До неё подруги питались в основном консервами и чипсами. Для Кости, стоять у плиты было сущим наказанием, а Ванда любила лепить котлетки, блинчики, готовить супы. Бульоны у неё получались прозрачные, клёцки гладенькие, и таяли во рту. Но лучше всего была жареная картошка. Джакузя настругивала её тоненько, как бумагу и клала на сковородку большой кусок масла. И поворачивала, поворачивала картофельные лепесточки широким ножом до тех пор, пока каждый из них не делался румяным и жирным. По дому она ходила в одних носках, чтоб не создавать шума. Джакузя была рада пожить в тепле и сытости. Она старалась быть незаметной, но это у неё получалось плохо. Она была слишком крупной, с большим бюстом, широкими бёдрами. От неё сильно пахло потом и духами. Но Вера с этим мирилась, ради шикарной кормёжки. С появлением в «Берёзках» бесплатной прислуги и поварихи, они с Костей совсем обленились. Дни и ночи валялись в кровати, играли в эротические игры, меняясь ролями. Иногда Вера была мамой, а Костя дочкой, иногда наоборот. Вера была нежной матерью, а Костя строгой. Она ставила «дочку» в угол, стегала её ремнём, выдёргивая его из собственных джинсов. Костя упрекала Веру в излишней бабистости, требовала жёстких ласк. Просила наказывать её, ставить в вертикальный шпагат, лупить её баллоном из-под пива, наполненным водой. Говорила, что так делали воспитатели в детдоме. Водяная груша не оставляет синяков на теле, и, если бить долго, от неё бывает оргазм. Но Вера была плохой ученицей. Она не могла поднять руки на Костю. Она лишь тискала её грудки, целовала пупок, раздвигала и гладила ноги…

Так было и то злополучное воскресенье. Дачников понаехало много. Лето подходило к концу. Члены садового товарищества торопились достроить свои гаражи и сараи. Каждый был занят своим делом. Повсюду стучали молотки и топоры, грохотало листовое железо. Рабочие из гастрабайтеров усердствовали вовсю. Кто-то выбивал во дворе ковры, кто-то жёг мусор, и запахи дыма влетали в открытое окно на втором этаже. Вера и Костя заснули только под утро. И спали почти до полудня, крепко обнявшись, не обращая внимания на шумы. Ванда с утра заперла дом и уехала на Вериной машине в Балашиху, за продуктами.