За те четыре часа, прошедшие с тех пор, как Рикхард оставил позади место своего первого привала, они ни разу не остановились, потому что ему крайне не хотелось раздражать лес своим присутствием дольше, чем это было необходимо. Однако, изматывать Мула тоже не представлялось слишком уж хорошей идеей, поэтому, когда луна перекочевала на западную сторону небосвода, юноша остановил Мула и слез, потом снял один из мешков со спины животного и пошел рядом с ним, давая животному отдохнуть от поклажи. К наступлению полуночи, Рикхарду начало казаться, что он уже привык к тому, что на него смотрят ото всюду, в какой-то момент, он даже несколько расслабился.
И, именно в этот момент сын Хофорта услышал глубокий вздох справа от себя. Резко обернувшись, он увидел, как кора огромной ели вздымается и опускается, в такт звукам дыхания. Рикхард изумленно замер, не в силах пошевелить ни одной частью своего тела, беспомощно глядя, как дышит стоящее перед ним дерево. Видимо, сообразив, что человек обратил на нее внимание, ель дышать прекратила, на мгновение приняв облик обыкновенного дерева и, вдруг, открыла глаза. Юноша не был уверен, что это и впрямь были глаза, потому что нигде и никогда прежде ему таких видеть не доводилось. Их было много, и все они походили на небольшие светящиеся минералы.
Рикхард в ужасе отшатнулся назад, задев локтем куст шиповника, находившийся в тот момент у него за спиной. Куст издал какое-то сердитое шипение, встрепенулся и, словно гигантский паук, пополз в сторону, не переставая издавать невнятные шипящие звуки. Наконец, самообладание пятнадцатилетнего юноши дало слабину. Он закричал. Так сильно, что горло почти сразу начало болеть, словно он попытался проглотить горсть битого стекла. Однако, кричал он не долго, потому что ему закрыли рот чем-то очень холодным. Рефлекторно попытавшись сдернуть это что-то со своего лица, молодой путник понял, что на него налепили какой-то лист. В растерянности он лишь неуместно подумал о том, что листьев в зимнем лесу не должно быть в принципе.
– Тише, – он не мог видеть, кто это сказал, так как хозяин этого низкого, явно не принадлежащего человеку, голоса находился у него за спиной, – не шуми. Говори.
Рикхард глубоко вдохнул носом, который не был закрыт листом, и, взяв себя в руки, медленно кивнул. Лист мгновенно отлип ото рта, и юноша развернулся. Его взору предстал клен, который был куда крупнее той ели, что так напугала его минуту назад.
– Вы… Вы, ведь, духи, да? – неуверенно спросил он.
– Да, – согласился клен и вновь требовательно произнес, – говори.
Юноша не знал, что именно хочет услышать грозный дух, так что решил, прежде всего, оправдаться:
– Прошу прощения за вторжение в ваш дом. Я – простой путник…
– Мне немногое известно о людях, но я точно знаю, что простые путники не подходят так близко к нашему Сердцу.
– К Сердцу? Но, я ведь, еще далеко от центра леса…
– А твое сердце разве находится в твоем животе? – перебил его клен, – если нет, то почему Сердце леса должно находиться посередке?
Об этом Рикхард никогда не задумывался. Когда в книгах упоминалось о Сердцах лесов, он всегда считал, что они находятся в их центре.
– Простите, я думал, что нахожусь на самой границе вашего дома. Я не причинил никакого вреда лесу, мне лишь нужно было немного срезать дорогу.
– Если бы ты попытался причинить вред, то я не стал бы говорить с тобой, человек, – в низком голосе духа проступило предупреждение, граничащее с угрозой, – что ж, это происходит не так редко, как хотелось бы. Ты пойдешь со мной к Йатт. Он принимает решения в таких случаях.
Юноша, хотел было, спросить, кто такой Йатт и что именно тот подразумевает под словом «решение», и какие «решения» принимались им ранее, в подобных ситуациях, однако, это ему показалось идеей, по меньшей мере, неуместной, так что он взял узду Мула, который просто стоял рядом, ничем, казалось, не потревоженный, и вновь повернулся к клену.
Но дух уже принял другое обличие. Смена облика не сопровождалась ничем примечательным, Рикхард просто развернулся и обнаружил прямо перед собой удивительное рогатое существо, стоящее на шести коротких жилистых лапах. Лица, в привычном понимании, у духа не было. На рогатой голове было лишь множество глаз, которые, из-за красного цвета, можно было бы спутать с гранатами. Расположены эти глаза были асимметрично, в полном беспорядке. Чем дышал и разговаривал дух было непонятно, ибо никаких, привычных человеку и большинству представителям животного мира, носа и рта у него не наблюдалось.
– Можно узнать, как тебя зовут? – робко спросил Рикхард, когда они двинулись на север.
– Ун, – ответил житель леса, создавалось такое ощущение, что он говорит всем телом. Даже если бы Рикхард подошел к нему вплотную, он бы не смог определить, откуда именно доносится голос.
– Я – Рикхард, – юноша не решился представиться именем, которое выбрал себе в библиотеке Йоррмита, так как боялся, что дух сочтет это попыткой солгать.
– Хм…
Трудно понять, что значил такой ответ, но требовать более понятного было неудобно, так что Рикхард вынужден был удовлетвориться тем, который получил. Теперь, когда жители леса видели, что Ун не скрывается от чужака, да еще и ведет его за собой, они тоже решили не прятаться. До полнолуния было еще несколько ночей, но и света той части луны, которая была видна сейчас, сейчас хватало, чтобы в подробностях рассмотреть тех, кто живет в лесах так давно, что помнит существ, вымерших задолго до появления первого человека, а юноша только и успевал смотреть по сторонам, ведь не менее двух десятков деревьев этой рощи оказались вовсе не деревьями. Многие остались в облике растений, лишь открыв свои фантастичные глаза, остальные приняли свои истинные облики, которые были самых разных цветов, размеров и форм. У Рикхарда напрочь отсутствовал магический потенциал, позволяющий видеть потоки энергии, но даже он мог почувствовать, что в этом физическом мире духи находятся лишь частично, каждый из них был похож на маленькое окно, через которое можно было бы взглянуть на другой, удивительный и непонятный простому человеку мир. Сами же жители леса довольно быстро потеряли интерес к чужаку, некоторые пошли в другую сторону по каким-то своим делам, другие – остановились и, спустя какие-то мгновения, стали вновь неотличимыми от деревьев и крупных кустов. И все это было так близко от того места, где он прожил всю жизнь! В свои пятнадцать лет, Рикхард уже не впервые удивился тому, как слепы могут быть люди, к окружающему их миру. Духи, хоть и приняли вновь облик растений, но переговариваться не перестали. До этого момента, юноша лишь чувствовал краем сознания, что ветви ведут какие-то беседы между собой, теперь же, он мог слышать их своими ушами, что, конечно, не делало их речи понятными для человеческого слуха.
Идти на север, как оказалось, нужно было совсем недолго, Рикхард и впрямь оказался совсем не там, где полагал. Он опять посмотрел на звезды и убедился, что, до встречи с Ун, двигался строго на запад. Неужели Сердце Диркутского леса, на самом деле, находилось так близко к долине? Но как же люди об этом не знали? Наверное, на этот вопрос сможет ответить тот, кого именуют Йатт.
Внезапно, Ун остановился и легко склонил свою странную рогатую голову, выражая почтение древу, перед которым они остановились. Если бы Рикхарда попросили описать, насколько большим оно было, он бы, скорее всего, не смог. Дело в том, что слова «огромный», «грандиозный» и «величественный» прозвучали, скорее, как значительное преуменьшение, чем точная характеристика размера этого дерева. Рикхард не мог понять, каким образом, такое существо не было видно за пределами леса, ведь оно значительно возвышалось над всеми прочими деревьями.
Оно напоминало дуб, возраст которого терялся в тысячелетиях, а, быть может, и того больше. Но, что было еще удивительнее, он был зелен, словно не окружали его со всех сторон снежные сугробы и не дул с долин холодный северный ветер. Дух, взявший на себя роль проводника, издал несколько звуков, похожих на легкое дуновение ветра, играющее на листьях деревьев свою воздушную симфонию. То, как духи говорят на своем родном языке, разительно отличается от того, как они произносят чужие им человеческие слова. Рикхард поймал себя на мысли, что ему очень хочется самому выучить этот язык, настолько тот гармонично вплетался во все природные звуки. Сам себе он сейчас казался чем-то несуразным, лишним в этом месте и не мог понять, как духи вообще терпят его присутствие в своих краях. Поэтому, подавленный величием существ, в обществе которых он оказался, юноша старался стоять и не двигаться, опасаясь обращать на себя лишнее внимание, и ждал, когда закончится непонятный, но мелодичный древесный разговор.
