Когда-то, Он был подобен нам, жалким смертным. Но, тем не менее, Ему удалось выйти за грани, поставленные перед нами, и Он одержал верх над законами, которые были нерушимы с начала времен. Познав всю истину этого мира, Он сам стал Истинным, Первым Богом.

Уцелевший отрывок из "Книги об Истинном"

Перо торопливо скользило по грубой желтой бумаге, оставляя после себя аккуратно выведенные слова. Каждую букву, начинавшую новый раздел тетради, украшали сложные узоры. Страница за страницей постепенно заполнялись словами, цифрами и, где было необходимо, рунами. Старик Йоррмит, чья голова была покрыта изрядно поредевшими седыми волосами, периодически посматривал на работу своего подопечного и одобрительно хмыкал. Уже давно взыскательный учитель не делал никаких замечаний его письму. Ученику было позволено делать небольшой перерыв по окончанию каждой страницы, в это время юноша, обычно, проверял, достаточно ли у него чернил на следующую страницу и хорошо ли заточено перо, чем вызывал еще порцию одобрительных похмыкиваний своего наставника.

– Йоррмит? – обратился к старику мальчик.

– Да, Рикхард, это все еще я. Рад, что ты не забыл, – улыбнулся наставник, заставив Рикхарда улыбнуться в ответ. Это была их шутка. С того дня, как Йоррмит пришел к сыну ярла Хофорта, чтобы обучать его разным наукам, у них появилось много шуток, над которыми смеялись только они.

– Почему я переписываю эти документы? Почему я не могу переписывать песни и сказания? Они гораздо интереснее, чем рассказы о том, кто, где и когда правил, или записи о том, сколько мер зерна было собрано в урожай пять лет назад…

Йоррмит ответил не сразу. Но Рикхард и не ждал молниеносного ответа, он привык к манерам старика и даже полюбил ту неторопливость, с которой у них протекали все беседы. Поэтому, задав вопрос, он сразу продолжил переписывать записи за тысяча пятьдесят шестой год.

– Мы с тобой и так уделяем достаточно много времени сказаниям и песням. И, я полагаю, ты сам читаешь их в часы, отведенные для сна. Но ты – не просто мальчик, которого я стараюсь обучить чтению и письму, ты – мальчик, которого я должен обучить всему, что необходимо знать толковому правителю.

Рикхард горько рассмеялся:

– Да кто признает меня ярлом?

– Народ, – обобрав его смех, промолвил Йоррмит, – ты уже сильнее прежнего, а отец твой еще молод. К тому времени, когда обязанности ярла лягут на твои плечи, они будут достаточно крепки, чтобы выдержать такую ношу. И никогда не забывай, что грубая сила почти никогда не может сломить достаточно гибкий ум. Это похоже на то, как ветер не может сломать лозу, которая упорно продолжает жить и разрастаться там, где падают могучие дубы. Сначала тебе будет очень трудно завоевать их доверие, это я признаю. Но, как только твои ум и мудрость начнут двигать Готервуд к процветанию (а я знаю, что ты сможешь это устроить), они поймут, что такой правитель им будет по вкусу куда больше, чем очередной доблестный воитель. А переписывая все это, – он ткнул пальцем в бумаги, – ты не только практикуешься в правописании, но и узнаешь о самых важных вопросах управления, получаешь представления о том, какими ресурсами располагает твой народ, и отчего объемы этих ресурсов зависят.

Рикхард кивнул, давая знать, что все понял и взялся за последнюю страницу тетради. Он хотел закончить с этим годом сегодня.

Взглянув на песочные часы, одну из множества диковинок, привезенных сюда Йоррмитом, Рикхард понял, что совсем скоро наступит полдень. Ему нравились эти часы. В них не было никаких драгоценностей, лишь деревянный каркас, который защищал стеклянный сосуд, заполненный тонким песком и порошком черного мрамора. Несмотря на это, сын ярла оценил бы их куда выше, чем какой-нибудь изумруд или сапфир. Когда он закрыл тетрадь, в верхнем сосуде еще осталось совсем немного песка, который безостановочно пересыпался вниз, подобно тонкой струйке воды. Когда сосуд опустел окончательно, старик сказал:

– Пошли, мальчик, пора нам подкрепиться.

Юноша дописал последнее слово, закрыл обе тетради и чернильницу, почистил перо и спрятал все это в свой сундук, который запер на замок. Старик с довольным видом смотрел, с какой аккуратностью его ученик обращается со своими вещами. Он даже поднял руку, чтобы одобрительно похлопать парня по плечу, но тут же нахмурился и отпустил ему подзатыльник:

– Костыли.

– Они мне не нужны, Йоррмит, я уже хромаю гораздо меньше…

– Об этом, молодой человек, лучше судить мне. Если ты шлепнешься на ступеньках, я не потащу тебя на своей спине. Ты делаешь большие успехи, но отказываться от них окончательно, пока что, рано.

Наследник Хофорта вновь послушно кивнул и достал из-за ложа два деревянных костыля, которые так сильно ненавидел. Еще большую ненависть у него вызывала только собственная немощь. Йоррмит хотел было сказать что-нибудь ободряющее, но не нашел подходящих слов и лишь потрепал темную шевелюру ученика.

Еду они всегда брали на первом этаже у замковых кухарей, но ели в разных местах, выбирая их поочередно. Однако, мальчик и старик так сдружились, что очередь выбора уже роли не играла, так как каждый выбирал то место, где хотелось бы поесть и другому. В теплое время года, они почти всегда обедали за пределами замка и города, уходя на холмы или перед Диркутским лесом, находившимся неподалеку, там Йоррмит обучал Рикхарда тем вещам, о которых ярл даже не догадался бы попросить. Уже в пятнадцать лет, Рикхард разбирался в травах, грибах, кореньях и варил отвары не хуже настоящих целителей, умел читать чужие следы и запутывать свои. Там же мальчик учился языкам и традициям других народов. Йоррмит всегда помнил, что перед ним – будущий владыка Готервуда, но он часто говорил мальчику, что ему самому стоит об этом забыть до тех пор, пока он не станет ярлом.

– Жизнь весьма непредсказуема, мой маленький друг, и ты не должен жить в уверенности, что все будет, как мы задумали. Поэтому, тебе необходимо научиться обходиться без замковых стен, защищающих тебя, и без слуг, помогающих тебе, без власти и прав на нее, ибо неизвестно, где тебе придется спать следующей ночью, – говорил Йоррмит.

С конца осени и до самой весны, учитель и ученик, чаще ели в замке. Но и тут старик не упускал возможности научить чему-нибудь своего воспитанника. Он рассказывал ему, из чего и как строились стены, почему бойницы и лестницы расположены так, а не иначе, что выигрывают этим расположением обороняющиеся и как использовать это преимущество с максимальной эффективностью. Как Рикхард не старался, он не мог сравняться в силе со своими ровесниками и вряд ли смог бы когда-нибудь биться в первых рядах, именно поэтому Хофорт и Йоррмит трудились над тем, чтобы недостаток силы был с лихвой компенсирован знанием и умением.

На этот раз, они пошли к дозорной башне, в которой содержались почтовые птицы Готервуда. Узкими коридорами Йоррмит и Рикхард неторопливо пробирались к северному крылу замка, переговариваясь о сторонних вещах и кивая редко встречающимся стражам и слугам. Когда ноги привели их к дверям, ведущим к винтовой лестнице, старик предложил своему воспитаннику немного передохнуть. Он постучал в дверь, откуда практически сразу раздался грубый голос почтаря:

– Кто там?

– Это Йоррмит и Рикхард. Будь добр, Кайгар, вынеси нам пару стульев.

– Будет сделано, Йоррмит, – голос почтаря стал мягче. Все в замке любили сына ярла и его наставника.

Высокий и худощавый почтарь вынес два стула и поставил их перед ними, после чего вновь скрылся за дверью. Старик и юноша, тем временем, уселись на стулья, чтобы дать ногам небольшой отдых перед подъемом.

– Известно ли тебе, почему двери в башню всегда закрыты? – спросил старик у Рикхарда.

– Конечно. Во-первых, так заведено, чтобы письма могли читать только те, кому это позволено, во-вторых, чтобы, в случае нападения, никто не помешал главному почтарю отправить весть соседям, – без запинки ответил юноша, – ты ведь сам мне это объяснил давным-давно.