– Как тебе нравится имя Мул? Не очень оригинально, я понимаю. Но, все же, звучит вполне пристойно, не находишь?

«Да, надеюсь, моё дурное чувство юмора меня не выдаст,» – подумал парень, выдвигаясь в дорогу.

До рассвета еще оставалось немного времени и Рикхард решил использовать его для того, чтобы укрыться в лесу до восхода солнца. Он заметил, что скала образует слепое пятно для дозорной башни замка. Видимо, его дед был еще предусмотрительнее, чем он предполагал из рассказов. Но он не знал, как велико это пятно, скорее всего, оно заканчивается раньше, чем начинается Диркутский лес. Конечно, никто не станет гнаться за одиноким бродягой, едущем на муле посреди заснеженных холмов, но сам факт того, что кто-то его заметит может грозить смертельной опасностью. Так что, он тронул пятками бока мула и выехал из каменного укрытия спустя пару минут после того, как Хофорт и Йоррмит скрылись из виду.

Тем временем, ветер слегка усилился, что тоже ободрило юношу – если так пойдет и дальше, то, к утру, все его следы заметет снегом. Правда, пронизывающий северный ветер приносил и неудобства, но, поскольку, Рикхард этой ночью спать не планировал, его это волновало мало. В конце концов, если он сильно замерзнет, то пойдет пешком, рядом с мулом, согреваясь от быстрой ходьбы. А, пока что, можно было посвятить себя созерцанию красоты предрассветного пейзажа окрестностей Готервуда и мыслям о том, что весь мир раскинул свои объятия для того, кто несколькими днями ранее мог лишь мечтать о такой свободе действий. Да, цена этой свободы была слишком высока, но это еще больше заставляло Рикхарда наслаждаться новыми горизонтами, ведь, нельзя не ценить то, за что пришлось так дорого заплатить. Поэтому он самозабвенно вдыхал холодный воздух, позволяя мыслям унести себя в далекие края, которые, казалось, уже звали его.

Лениво окидывая безразличным взглядом пустынные снежные холмы, Мул спокойно шел, приближая нового хозяина к границе леса. До рассвета оставалось чуть больше часа, так что Рикхард не торопил его и разглядывал неровный строй постепенно приближающихся деревьев, большая часть которых была лишена на целую зиму своих роскошных зеленых одежд; ели и сосны, как всегда, не захотели отдавать свое и упрямо зеленели, невзирая на морозную зиму, разбавляя черноту голых веток своих соседей бледно-зелеными и голубоватыми иголками. Правда в этой стороне их, почему-то, было мало и лес, все равно, выглядел унылым и спящим. Но юноша не позволил этому облику обмануть себя. Он прекрасно знал, что далеко не все хищники уснули или ушли – многие из них остались, не желая покидать полюбившиеся им охотничьи угодья. Так же он помнил и о других жителях леса, о тех, которые могли оказаться и дружелюбными, и более опасными, чем все хищники вместе взятые. Рикхард стал перебирать в своей голове, что можно и чего не стоит делать в лесах. Вспоминал, чего в лесу категорически нельзя касаться и как нужно общаться с духами, населяющими его. Конечно, эти знания не были такими необходимыми для тех, кто не собирался отправляться в глубь лесов. Но, как раз это и было планом Рикхарда. Он помнил, что ему необходимо полностью исчезнуть из поля зрения и был уверен, что никто не будет искать немощного калеку рядом с границей, огибающей безраздельные владения Сердца Диркутского леса, так что оный калека сможет беспрепятственно дойти до самого Тарифтского тракта, не попавшись на глаза никому из возможных преследователей.

Если духи не будут против.

Для этого ему нужно будет как можно дальше пройти на запад, миновав Стокфи, свернуть южнее и идти до самого тракта. Главное, углубиться достаточно далеко, чтобы не быть схваченным людьми, и недостаточно далеко, дабы не стать жертвой духов.

План этот был весьма авантюрным, и, если бы Йоррмит или Хофорт прознали об этой задумке, они бы прибегли ко всему доступному им красноречию и, возможно, к рукоприкладству, дабы убедить его не идти таким путем. Однако, именно в этом и заключалась вся прелесть идеи. Хоть, с каждой минутой, она и самому Рикхарду казалась все менее привлекательной. В конце концов, достаточно ли он знал о лесных духах? И была ли хоть крупица истины в том, что ему было известно? Рикхард решил, что сейчас ответы на эти вопросы искать не следует. А потом будет уже поздно. Следовательно, лучше вообще не задумываться об этом.

Как ни странно, такой вывод его устроил. А, тем временем, солнце, пока еще не вышедшее из-под горизонта, уже начинало перекрашивать небо на востоке.

Дозорный примчался очень быстро. И стал напротив кресла ярла, молча ожидая приказаний.

«Интересно, – отстранённо подумал Хофорт, – стал бы он проявлять такое рвение на службе, если бы узнал о моем преступлении?»

Он никогда не переставал испытывать чувство вины. Все, на что он был способен – это упрятать тот свой поступок в самые темные глубины своего сознания и стараться не думать о нем, но чувство вины всегда было рядом, болезненно напоминая о себе. Ярлу до сих пор не верилось, что Йоррмит, зная обо всем, не только остался при нем, но и продолжал давать советы. Трудно сказать, как долго владыка Готервуда был погружен в свои мысли, но дозорный все так же стоял, не смея прерывать размышления господина.

– Скажи мне, Мифут, – наконец прервал молчание ярл, – не заметил ли ты сегодня на посту чего-нибудь необычного?

– Нет, ярл Хофорт, – сразу ответил воин, – все было спокойно, никто не пытался тайком проникнуть в замок или в город…

– А, если бы кто-нибудь попытался покинуть замок, ты бы смог это заметить? – прервал его Хофорт.

Дозорный задумался, но лишь на мгновение.

– Да, ярл Хофорт, думаю, это я тоже заметил бы.

Хофорт одобрительно кивнул и жестом дал понять, что Мифут свободен, после чего тот поклонился ярлу, затем, сидящему рядом с ним, Йоррмиту и отправился обратно в дозорную башню.

– Что скажешь? – обернулся ярл к старику, – Мифут – опытный и ответственный человек…

– Я скажу, что все прошло настолько хорошо, насколько это вообще возможно, в сложившейся ситуации. Твой дед был очень предусмотрительным человеком, ярл Хофорт…

– В отличие от меня.

– Пожалуй, – не стал отрицать Йоррмит.

Ярл невесело усмехнулся:

– Как никогда рад, что мой сын больше похож на него, чем на меня. Он сможет сделать все по-умному.

– Пожалуй, – повторил старик, глядя сквозь оконное стекло на просыпающийся Готервуд.

В какой-то момент, Мул остановился и приподнял правое ухо, словно прислушиваясь к чему-то, чего не мог услышать человек. То был язык леса, язык, который люди позабыли тысячелетия назад. Вот и сейчас зверь, всю жизнь проживший среди людей, почувствовал в скрипе веток, в веянии легкого ветерка, блуждающего между крон, что-то вроде приглашения домой и, спустя секунду, продолжил свой путь уже другой, более непринужденной походкой, как будто не замечая, теперь, на своей спине лишнего балласта, в виде хромого юнца.

Рикхард чувствовал: что-то переменилось. Но не мог понять, что именно. Казалось, что лес буквально дышит, как одно большое существо, на спину которого без разрешения взобралось какое-то насекомое, недостойное даже того, чтобы его согнали прочь хвостом. Он знал, что пересек какую-то незримую границу, вошел в полноправные владения леса и чувствовал себя крайне беспомощно. Принятое в замке решение, здесь, в глубине Диркутского леса, больше не выглядело таким разумным. Конечно, юноша понимал, что все будет зависеть от того, как его примет лес и его жители, но он не был готов к тому, чтобы постоянно чувствовать себя слепым и глухим в этом месте. Даже солнце, поднявшееся над горизонтом, практически не умоляло тревоги, всецело завладевшей пятнадцатилетним беглецом, лишившимся почти всего, кроме жизни.

В это же время, словно в противовес своему новому хозяину, Мул чувствовал себя здесь вполне комфортно и свободно, всем своим существом впитывая настроение окружающих его деревьев.