— Прости, Великая, я сделаю всё, что ты хочешь. Как мне искупить свою вину?

— Старый хитрый лис. Я знаю все твои уловки, меня как этих малых детей не проведёшь!

— И в мыслях не было, Великая. Моя лаборатория био-мрака к твоим услугам.

— Тогда, слушай. Я хочу построить из этого песка башню, как мальчишки у реки, только высокую-превысокую и чёрную-пречёрную и тогда…

========== 14. Кирим ==========

Я сидел на краю плоскогорья, глядя на зеленеющую долину бывшей реки. Та ушла под землю, но грунтовых вод было достаточно, чтобы за прошедшие шесть лет деревца подросли и дали первый урожай абрикос. Удерживаемый мною купол Тьмы накрывал обозреваемые земли до самого горизонта, создавая благоприятный для жизни микроклимат. За моей спиной чёрным сияющим кристаллом росла вверх Башня Мрака. Идея её создания принадлежала Бхакту.

«Наш мир живое существо и как у любого живого существа у него есть душа, которую можно кристаллизовать и использовать в благих целях».

Боготворивший Бхакта Кабир придумал, как использовать Башню для ретрансляции моей воли с целью расширения купола Тьмы. Мне даже не надо было больше поддерживать непрерывную осознанность во время сна, сливаясь сознанием с океаном Мрака. Достаточно было нескольких сонастроек днём, чтобы Башня поддерживала купол в автоматическом режиме. Когда её строительство будет завершено, сфера Тьмы охватит всю планету, защищая землю от разрушительного солнечного излучения.

На самом деле Башню никто не стоил, она росла сама, как организм, переносящий и кристаллизующий смыслы душ погибших во время Исхода живых существ из непроявленного мира Тьмы в проявленный, возвращая и возрождая утерянный мир расширением защитной сферы.

Также башня служила маяком для всех выживших. Они слетались на её сияние, как ночные мотыльки на пламя свечки. В основном это были сияющие дети, родившиеся после Исхода. Их собралось около двухсот, превратив маленький купол в тесный жужжащий и оглашаемый криками улей. Как-то так само собой получилось, что с самого начала Бхакт взял на себя руководство этим гвалтливым неугомонным сборищем. И у него отлично получалось, даже ребята постарше слушались его беспрекословно. Сначала они разбили виноградники, затем вырыли у подножия плоскогорья целый пещерный город и высадили сад.

Сейчас под малым куполом вновь было тихо. Кабир со спокойной душой мог заниматься своими изысканиями и наблюдением за растущей Башней. Собственно, кроме нас с Кабиром под малым куполом больше никто не жил. Даже Шакти ушла с Бхактом. Следом за ними увязался и мой маленький Ракеш, названный в честь дедушки — отца Аруна. С ребятами ему было гораздо интереснее и веселее, чем в мёртвой тишине прекрасного сада.

Потому я всё чаще просиживал дни над обрывом, разрываясь между сыном, Бхактом, Шакти и Кабиром. Я не мог далеко отходить от Башни, чтобы не ослаблять силу сигнала. В идеале я должен был всё время сидеть в ней. Будто специально для этого в Башне появились просторные залы и ажурные галереи. В них можно было погружаться во Тьму или бесконечно бродить по изменчивым лесенкам и переходам, наслаждаясь красотой и переливами материализованных смыслов душ. А всмотревшись в них пристальнее, пропускать через себя, проживая, бесконечную череду ушедших жизней.

Порой я ловил себя на том, что иду, увлеченно беседуя с девочкой подростком, что слушала меня с удивительно серьёзным лицом, вызывая в сердце странную гордость или по-детски весело и беззаботно смеялась, предварительно рассмешив меня, рассказом о последней проделке любимого всем сердцем Ракеша. Откуда-то она всё-всё знала о жизни моих друзей и с удовольствием мне о ней рассказывала, бесподобно изображая и играя тех в лицах.

Сидя над обрывом, я всей спиной, всем своим существом чувствовал, как Тёмная Башня тянет, манит меня и зовёт. Именно девочка рассказала мне, что отец Ракеша Кабир, а не я сам, как тот уверял меня. Пытаясь объяснить мою беременность самооплодотворением из-за пристрастия потеребить себя на сон грядущий. Она же открыла его и Аруна тайну. Почему мы с Кабиром не помнили той ночи, оставалось загадкой. Ладно, я мог так вымотаться, что не проснулся, но Кабир… Не мог же он отыметь меня, не приходя в сознание. Или стёр память об этом событии, чтобы не ругаться с Аруном? А может, это из ревности провернул его возлюбленный.

Примерно через год, перестав сосать мою грудь и научившись ходить, Ракеш всё больше и больше времени проводил с Бхактом, трясшимся над ним почище моего. Да так прикипел к тому, что превратился в повсюду следующий за ним хвостик. Перенимая от него повадки и манеру держаться. Я пытался вернуть сына, но у меня ничего не вышло. Я тогда слишком много времени пребывал в океане Тьмы, расширяя купол, а Бхакт всегда был рядом, любил, заботился, и я вчистую проиграл этот бой за милое детское сердце. Теперь он там, с ним, как и Шакти, что так, видимо, и не простила мне общества Тьмы.

Эта девочка в Башне. Порой я ясно вижу и осознаю кто она такая — Великая Тьма. А порой будто забываю и думаю о ней как о таинственной интересной незнакомке.

— Здравствуй, Кирим, я совсем тебя заждалась. Зову, зову, а ты всё не идёшь и не идёшь.

Что? Как я здесь оказался. Я ведь только что сидел над обрывом и смотрел вниз, выглядывая среди играющих детей Ракеша.

— Он сегодня три гола забил. Правда, дружок Карна ему немного поддался. Шакти учит его читать, но ему, конечно больше нравится гонять мяч.

— Мяч?

— Да, они играют в него ногами, я же тебе рассказывала! Кирим, ты опять где-то витаешь? Вернись ко мне.

— Да, вспомнил, эту игру придумал Бхакт. Я так хочу посмотреть, как играет, как смеётся мой мальчик.

— Садись и я покажу тебе.

Я устраиваюсь в удобной нише под уходящими ввысь сводами величественного храма Тьмы. Храма? Лёгкие прохладные ладони накрывают усталые глаза, приятно холодят лоб, успокаивая, будто воспалённое сознание. Я вижу две команды малых ребят по пять игроков в каждой азартно гоняющих набитый соломой мяч, сшитый из кожи крупной ящерицы. А вот и Ракеш! Несётся, поднимая босыми пятками, пыль и со всей силы пробивает в отмеченные камнями ворота. Гол! Смеётся, глаза сияют от счастья.

Но что это коснулось меня ледяным крылом смерти. Взгляд, чей же это взгляд? Бхакт!? Почему он так смотрит? Почему не радуется вместе со всеми? Что грызёт его душу? Так страшно осунулся, чёрные круги под запавшими тусклыми клазами.

— Как там Бхакт?

— Он умирает.

— Что? — Вскакиваю я. — Не может быть!

«Выть, выть, выть», — метается эхом под тонущими во тьме сводами.

— Его тело приходит в негодность.

— Почему, ведь ему только двенадцать лет? Он болен?

— Да, он болен душой.

— Неужели ему нельзя помочь? Кабир! Он же вырастил несколько тел из моих яйцеклеток! Пусть они безмозглые, но ведь его можно пересадить в одно из них хотя бы на время, пока мы ещё что-нибудь не придумаем. Он ведь для этого затеял это эксперимент? Знал, что смертельно болен?

— Его это не спасет. Перенос кристалла души в такое тело погубит индивидуальное сознание, а это всё равно, что умереть.

— Но ведь он потом опять разовьётся, как Шакти.

— Но это будет уже совсем другая личность, а не прежний Бхакт.

— Но для нас, для нас он останется жив! Неужели ты не понимаешь?!