Эжен приехал в очень возбужденном состоянии. В нем все дрожало от страшного возбуждения и злой радости. Он чувствовал неотвратимость надвигающихся событий. Его реванш не за горами!

«Наконец-то пришел мой час, час расплаты за все унижения и боль, которые мне доставило цивилизованное общество, сделавшее меня развратником и корящее меня за то, что не собираюсь скрывать то лицо, которое приобрел благодаря ему. Всем хочется по-тихому распутничать, но не видеть страшную рожу греха. Они были монстрами – равнодушными, пресыщенными, ни капли чистоты, сострадания друг к другу. Так пусть расплатится за них всех она – невинная, чистая… А может, не такая уж и чистая. Разберемся».

Сознание своей греховности и ужаса от того, что здесь сейчас произойдет, вселяло в него дикую радость. Так чувствует себя волк, завидев отбившуюся от стада овцу, так радуется янычар, спешащий добить раненого беззащитного противника. Перед его глазами стояла жертва – великолепная, чистая. Он представил, как она будет сопротивляться, и у него сладко защемило сердце. Эжен не стал тратить время впустую. Впереди – последний акт спектакля, к этому времени все должно быть закончено.

Виконт подошел к девушке сзади, когда она стояла у большого зеркала, обнял так сильно, что ее руки оказались в капкане, сопротивления она не смогла бы оказать, если б и хотела. Взгляд Эжена случайно упал на зеркало, он на секунду ослабил хватку – таким неузнаваемо страшным показалось его лицо. Он был похож на волка, готового вгрызться в шею жертвы, не хватало только крови на клыках. Эжен невольно усмехнулся, заметив, что ищет следы крови на своих губах. Виконт резко повернул девушку к себе. Виолетта стояла с закрытыми глазами, с опущенными руками.

«Неужели все случится так просто?.. Неужели эта притворная кукла только и ждала того, чтобы оказаться в моих объятиях?..»

Эжен овладел девушкой молниеносно. Он жаждал и мог убить всякого, кто оказался бы у него на пути. Он был стремителен и бесцеремонен, не оказывая ни малейшего уважения и снисхождения юности и неопытности девушки. За все это время Эжен ни разу не взглянул на ее лицо.

Уже одеваясь, виконт посмотрел на часы, галантным тоном проговорил:

– Прошу прощения, мадемуазель, за поспешность. В следующий раз обещаю продлить удовольствие. Надо только выбрать время и место поудобней.

Не услышав ответа, Эжен обернулся к девушке. Она лежала в той же позе, в какой оставил ее несколько минут назад.

– Ого, все-таки я вас успел утомить? – весело проговорил он и развернул девушку к себе.

Виолетта казалась совершенно спокойной, после минутного молчания она спросила:

– Надеюсь, сударь, вы удовлетворили свою жажду мщения роду человеческому?

Эжен с удивлением взглянул на девушку. На овеянном силой лице – ни смущения, ни раскаяния, ни злости.

«Так кто из нас победитель?» – пронеслось в голове Эжена. Ответ собственного рассудка был неутешительным: на него ясно и открыто смотрела его жертва – его судья. Не зная, что с этим делать, виконт неторопливо поднялся и подошел к окну. На улице послышался шум подъезжающей кареты. Виолетта стала поспешно одеваться.

– Думаю, вам лучше остаться незамеченным. Следуйте за мной, я проведу вас через черный вход.

Виконт подчинился, хотя в его первоначальный план входили шумный скандал, слезы, мольбы, горячий шепот. Но все было как-то не так, все надо было обдумать, поэтому он быстро собрался, привычно осмотрелся – нет, не оставил ничего, что могло бы выдать его присутствие. Правда, он не успел сказать приготовленных язвительных слов, окончательно унизивших бы девицу, но на это еще будет время.

После его ухода Виолетта некоторое время оставалась неподвижной. Встав перед большим зеркалом, она сняла рубашку и брезгливо осмотрела тело. Так же неторопливо покопалась в комоде, где хранились привезенные из деревни платья. Разыскав грубого полотна длинную рубашку, надела на себя. Взгляд упал на ножницы. Взяв их в руки, Виолетта начала сосредоточенно отрезать волосы. Густые локоны не поддавались стали, она резала с большим ожесточением, пальцам было больно, но она не останавливалась, пока к ногам не упала последняя прядь волос. Увидев коротко обстриженную голову, она усмехнулась, взяла в руки распятие и улеглась на пол. Ни чувства, ни мысли не тревожили ее. Она умерла для мира.

Эжену хотелось скорее прийти домой, но он вспомнил, что там его уже ждут с победным отчетом друзья. Представив их физиономии, он застонал как от боли.

«Нет-нет, домой нельзя». Виконт вспомнил маленькую гостиницу, куда часто приводил своих очаровательных знакомых. Одна из комнат этой дорогой гостиницы была закреплена за ним. Весьма удобно, ведь он никогда не знал, чем закончится вечер и какая гостья или гость скрасит его ночь. Виконт нанял карету и в два счета оказался у тяжелой двери гостиницы. Служка выглянул за дверь, поискал в темноте спутника и удивленно спросил:

– Сударь, вы сегодня один?

Больше не сказал ни слова, протянул ключ и, проведя в комнату, стал зажигать свечи.

– Не надо зажигать много свечей, – произнес Эжен так резко, что полусонный служка вздрогнул. – Прости, приятель, во рту пересохло, я сам справлюсь. Принеси-ка лучше несколько бутылок моего вина.

Тот поклонился и вернулся, неся в корзине несколько заветных бутылок.

– Желаете что-нибудь к ужину?

– Нет, ничего не надо.

От досады Эжен едва сдерживался, а служка будто нарочно трогал изразцы печи, спрашивая, не надо бы еще подтопить, потом снова пристал с ужином. Чтоб только поскорее отделаться от раздражающей навязчивости, Эжен попросил принести что-нибудь на свой вкус.

Наконец тот убрался, виконт остался один. Налив полный кубок вина, выпил залпом. Он так хотел пить, будто провел целый день в пустыне. Он пил и не пьянел, в голове потихоньку стало проясняться.

Виконт припомнил все мельчайшие подробности сегодняшнего вечера.

«Да, все с самого начала было не так».

Не снимая сапог, с бутылкой в руках, Эжен бросился на постель, прикрыв пальцами дрожащие веки.

«Так что же было не так? Она не сопротивлялась и вела себя так, будто нисходит ко мне, приносит себя в жертву. Она меня пожалела! Она, девчонка из провинции, поняла меня, оказалась сильнее и благороднее».

Это невозможно понять, невозможно простить, это оскорбительно! Нет, нужно срочно встретиться и поговорить с ней. Да что она о себе думает, деревенщина… Она что, вообразила себя мученицей из раннехристианской истории, а он – безжалостный язычник?..

«Ты не язычник, ты хуже, ты отступник, – произнес кто-то в его голове его голосом. – Ты был крещен и знал с младенчества, что можно и нельзя, что хорошо и плохо. В отрочестве ты осознал и поразился подвигу Спасителя, Его спасительной жертве. Твое маленькое сердце разрывалось от муки и счастья, и жалости, и любви к Тому, кто своей невинной кровью искупил нас всех. Как могло случиться, что это живое, яркое и теплое как свет солнца знание превратилось в мертвые, ничего не значащие слова, куда девалась живая Вера, и что такое теперь ты?» Чтобы не слышать этот голос, голос сердца, голос совести, Эжен вскочил с постели и взялся за новую бутылку. Погрозив кому-то пальцем, прокричал:

– Все так живут! Завтра же приду в дом де Пенкорнэ и потребую объяснений. Что она о себе возомнила?!

Эжен проспал до полудня. Увидев себя в зеркале, ухмыльнулся и покачал головой: лицо было ужасным. От вида валявшихся повсюду пустых винных бутылок присвистнул: «Однако!»

Осознав, что лицо и костюм до неприличия помяты, Эжен решил заехать домой. На всякий случай вошел через черный вход. Слуга сообщил, что товарищи, так и не дождавшись его возвращения, решили, что он увлекся новой подружкой, разобиделись и только что покинули дом.

Эжен с облегчением вздохнул.

Отдохнув и со вкусом пообедав, виконт решил: «Нужно дождаться, когда Виолетта сама позовет меня для объяснений» – и заранее поморщился, представив потоки слез и заламывание рук.