– Я вас не боюсь. Можете надругаться над моим телом, но вы не затронете мою душу. Странно, что вы захотели утвердиться, как какой-нибудь лавочник со своей своенравной служанкой. С вашим-то умом и вкусом?..

Голос Виолетты был ровен и спокоен. В нем не была и намека на испуг или упрек, лишь немного удивления.

Эжен невольно отпрянул. Высвободившись из его объятий, девушка поправила оборки на платье и так же спокойно продолжила:

– По-видимому, с вами действительно что-то не так. Вот уж не думала, что на вас может повлиять такая малость, как мнение ваших друзей.

Если б Эжен почувствовал в голосе девушки хоть каплю насмешки или осуждения, он довел бы дело до конца. Но это было сожаление, сочувствие сильного человека к слабому.

Эжен улыбнулся как можно более развязно и сказал:

– Действительно, зачем спешить? У нас впереди еще много времени. Надеюсь, мне не будет с вами скучно… хотя бы месяц.

Все в нем клокотало от ярости, лишь правила светского приличия не позволили наговорить неприличного.

Всю дорогу домой он размышлял о тщетности дамских уловок, бесполезности их кокетства, убеждая себя, что хоть и поторопился, но в ближайшее время обязательно исправит положение. Он уже жалел, что раструбил всем о своей скорой победе и во всеуслышание объявил о помолвке.

«Виолетта – просто притворливая провинциалка! Не стоит ей больше докучать, пусть и впредь развивает свои теории с каким-нибудь святошей. Мне ж эта девица смертельно надоела, настолько, что готов в ближайшее время отправиться в полк и принять участие в сражениях, лишь бы смыть с себя этот постный запах», – почти убедил он себя.

Вся следующая неделя была как в дыму. Эжен принимал участие во всех безобразиях, устраиваемых его приятелями. Он выпил столько вина за эти дни, сколько не выпивал и за месяц. Но ни вино, ни распутство не могли отвлечь его настолько, чтобы забыть отповедь Виолетты.

Поступки Эжена стали непредсказуемы, в его поведении все было слишком, чересчур, и не укладывалось в рамки светской эксцентричности. Его общества стали избегать, двери в приличные дома для него закрывались.

Большую часть времени виконт проводил с невероятным сбродом. С их разудалой компанией опасались повстречаться даже отчаянные храбрецы, не говоря уже о дамах.

Слухи о выходках Эжена дошли и до семейства Пенкорнэ. Господин Пенкорнэ с возмущением говорил своей супруге:

– Хорошо, что не успели помолвиться. Вот был бы срам!..

Виолетта с показным спокойствием слушала о похождениях виконта.

Однажды увидела его в компании каких-то оборванцев, он распивал с ними прямо из бутылки. При виде ее он не отвел взгляда, посмотрел прямо и дерзко. Ни сожаления, ни просьбы в этом взгляде не было. Виолетта поняла: Эжен приговорил себя к гибели. Он стоит у последней черты, ничего не желает, ни о чем не жалеет и ничего не боится.

На одном из званых вечеров, где была довольно разношерстная компания, семейство де Пенкорнэ встретилось лицом к лицу с Эженом.

Как только прозвучали первые звуки музыки, виконт направился к Виолетте. Семейство де Пенкорнэ это восприняло как вызов.

За это время тетушка чуть не упала в обморок, сестры покрылись пунцовым румянцем, они успели сделать несколько шагов прочь и потянули за собой Виолетту, но та оставалась неподвижной. Когда Эжен подошел к девушке и с нарочитым усердием отвесил поклон, она спокойно подала руку. Виконт не произнес ни слова за время долгого танца. Дядюшка, ринувшийся было к Виолетте на помощь, остановился. Все с жадным любопытством смотрели на эту пару. Казалось, ожила библейская картинка – праведница в руках грешника. Виконт был чрезвычайно бледен, лишь неровный румянец на высоких скулах выдавал его волнение.

– Надеюсь, вы не очень скучали без меня? – отвратительно неестественным голосом спросил он.

– Нет. Но я много о вас думала.

– И что же вы думали?

– Что могло заставить человека с таким сердцем и умом, с такой славной фамилией столь низко опуститься.

– Это неразделенная страсть к вам, – также глумливо произнес виконт.

– Это вы о моем отказе? Неужели этакая безделица может так повлиять на столь искушенного кавалера?

– Если для вас это сущая безделица, так что вам стоило уступить? – Эжен постарался сказать это насмешливо и колко, но в голосе прозвучала неприкрытая надежда, а во взгляде промелькнуло дикое выражение отчаяния, надежды и… жажда мести.

Виолетта не испугалась и не отвела взгляда.

– Что ж, мы можем повторить наше свидание. Но чтобы снова попасть в наш дом, вы должны поменять свой образ жизни.

От изумления Эжен споткнулся и чуть не упал, Виолетта невольно поддержала его. Больше Эжен не шутил. Подведя девушку к семейству, смиренно поклонился.

– Я очень виноват перед вами, но прошу не судить меня слишком строго. Я решил изменить свою жизнь, и приступил к этому со слишком большим рвением, потому и отступился. Но, верьте мне, теперь я совершенно освободился от старых привычек, впредь вам не придется стыдиться знакомства со мной.

Со следующего дня у Эжена де Колиньи началась новая жизнь. Он сказался тяжело больным, и теперь у его дома толпились нищие, обычные нищие, которых много у ворот монастырей и церквей. Каждое утро им подавалась щедрая милостыня во имя выздоровления хозяина.

Он добился встречи с высшим духовным лицом Франции и, хотя репутация кардинала была очень сомнительной, его благотворное влияние было налицо. Виконт на две недели уехал в монастырь.

В Париж он приехал неузнаваемым, со светлым лицом и кротким взором. Он сумел в очередной раз удивить, заставить о себе заговорить весь Париж. В церковных проповедях несколько раз упоминалось его имя как пример покаявшегося грешника, получившего благодатную помощь церкви. Все вокруг притихли, друзья ждали новых проделок.

Его встреча с Огюстом де Пенкорнэ состоялась в банке, он сдержанно поклонился, заговорил о делах. Оказалось, что за время всех этих безумств его финансовое положение почти не пострадало, за что виконт поблагодарил его. Огюст де Пенкорнэ, поразмыслив обо всех перипетиях последнего времени, решил, что де Колиньи, таким образом, распрощался со своими холостяцкими похождениями.

«Каждый расстается с холостяцкой жизнью по-разному. Одни сами охотно подставляют свою шею под семейное ярмо, готовя себя к роли образцового супруга, отца семейства. Нередко именно те мужчины, что перебесились в молодости, становятся безупречными семьянинами. Давно известно, что из бунтарей в юности выходят самые упертые консерваторы и ретрограды».

Поразмыслил об этом, а еще о том, что он тоже близок ко двору. Более того, после его падения стало хорошим тоном показать свою христианскую терпимость и приемлемость прощения – время для этого было самое удобное. Эжен де Колиньи снова был обласкан при дворе, его стали часто видеть в обществе церковных начальников и деловых людей. На балах он появлялся нечасто, вел себя сдержанно, любезно, безукоризненно. В ближайшее время де Пенкорнэ собирался объявить о помолвке. Виолетта ни намеком не напоминала о своем предложении. Эжен все время их общения был любезен и холоден. Но во время одного из танцев он прошептал:

– Мне кажется, время пришло.

В его взгляде девушка прочла для себя угрозу. Она не ждала пощады, но и не боялась. Виолетта де Пенкорнэ не была показушно набожной, она была глубоко верующим человеком и все заветы Евангелия принимала как руководство к действию. Никакие пересуды ей не были страшны, она их просто презирала. Виолетта была готова пожертвовать своей честью ради спасения души ближнего.

Виолетта ждала его, охваченная странным чувством глубокого покоя, собранности, в ней напряглись все ее душевные силы, никогда она не ощущала себя такой уверенной. Она чувствовала: сегодня придет ее час, произойдет нечто, что определит ее судьбу. Виолетта надела светлое, почти белое платье, просто зачесала волосы, ни одна драгоценная безделушка не украсила этот скромный наряд.