— Правду, Хелд. Только ты потише говори.
— А че скрывать? Мне скрывать нечего, я честный человек, и сын мой — честный человек. За то, что не крали и не лгали никогда Единый нас и наградил. Пусть всякий знает и на ус мотает. — Тут он все-таки сбавил громкость и снова наклонился ко мне. — Слышь, барышня, можа ты долю-то возьмешь из того узла, куда мне одному столько? Ратер-то мой парень работящий, да лишние грошики, они ж никому не помешают…
— У меня есть деньги, Хелд. — Вот он в кого, оказывается, Кукушонок. Другому бы кому и в голову не пришло предлагать золото чужой девице на улице, которая только болтает что сына его знакомица, а сама врет, поди… — Не беспокойся о нас. У меня просьба к тебе.
— Да что угодно, барышня хорошая!
— Мне надо купить еды, только лавки уже закрыты, а в трактиры я заходить не хочу. Вот тебе монетка, не купишь ли нам с Ратером хлеба, вина и мяска какого-нибудь копченого? Я тебя здесь подожду.
— Да почто мне деньги твои, у меня ж самого… — Хелд пригляделся к монетке и замолк.
— Да, — сказала я, складывая его ладонь в кулак и зажимая в нем монету. — Именно поэтому я не хочу заходить в кабак. Потом все объясню, не сейчас, сейчас торопиться надо, ворота закроют. Ты иди скорее, я тебя здесь подожду. Все вопросы — потом.
— Да, конечно… — пробормотал потрясенный паромщик. — Конечно, я скоренько, я сейчас, одна нога здесь…
Он повернулся и быстро зашагал вверх по улице. Прежде чем завернул за угол, пару раз оглянулся на меня.
Улица опустела. Я потихоньку побрела вслед за Хелдом, в ту сторону, откуда только что пришла. Потом попрошу, чтобы проводил меня. С мужчиной рядом как-то все-таки спокойнее идти. Пепла сегодня искать не буду, а то, действительно, не успею к воротам. А вот на кладбище можно зайти. С Эльго поговорить. Спасибо ему сказать. Может, он знает, где Амаргин…
Я прошла мимо подворотни и сзади что-то шелестнуло. Сейчас же меж лопаток обрушился удар, согнувший меня чуть ли не пополам, одновременно кто-то схватил и вывернул за спину обе руки. На краю зрения мелькнула черная фигура, горячая потная пятерня вцепилась в лицо, другая — в волосы. Я даже пикнуть не успела.
— Кляп, скорее! — хриплый шепот.
— Отрывай ее от земли! Подними, слышишь? Поднимай же ее, урод недоношенный!
Толкотня, суета где-то за спиной. Я ничего не видела кроме замусоренной брусчатки и метущего ее собственного подола. Изо всей силы лягнула кого-то в топчущиеся ноги.
— Уй, стерва! — Снова удар меж лопаток, аж позвоночник загудел. Кажется, это меня локтем саданули. — Ты спятил, как я ее подниму?
— Как угодно!
Веревка поспешно опутывала мои запястья. Я лягнула еще раз. Промазала.
— Мммм!
— Сука, кусается! Кост, заткни ей наконец пасть!
— Хееелд! — заорала я. В лицо с размаху пришел комок тряпья.
С меня сдернули плащ и замотали голову. Мир померк.
— Держи, урод! — Глухо, сквозь толстый слой хорошего сукна.
Я извивалась, пытаясь прожевать кляп.
— Надо было мешок взять…
— Да кто же знал… Оторви ее от земли, говорю! Не давай ей касаться земли!
Мостовая выпала из-под ног. Кто-то ухватил меня под колени, невидимый мир перевернулся. Меня сейчас же замутило.
— Дурак ты, Кост, — забубнил недовольный голос. — Надо было по темечку, и вся недолга. Вот ведь сука, тяпнула, пакость такая. До крови… заболею теперь…
— Сам ты дурак, урод, — отвечал хриплый. — Псоглавец строго наказывал: живою брать. А по темечку, знаешь, так можно треснуть, потом не откачаешь. Споймали же, что ты теперь злобишься?
— А ежели не она? Мало ли девок в белых платьях по улицам шляется? — В недовольном голосе, как ни странно, прорезалась надежда. — Тяпнула ведь, зараза…
— А ето не наша забота. Наша забота — хватать любого, кто с паромщиком перемолвится. А она ему что-то передала. К тому ж, с описанием схожа.
— Да дьявол разберет в темнотище, рыжая она или какая…
— Не поминай нечистого! Не рыжая, сказано, а рыжеватая. Патлы, сказано, цвета песка, блеклые такие. Я разглядел, светленькая она. И платье белое! Ты неси, неси давай, небось не тяжелая. Зато нам с тобою куш обломится, ежели тую ведьмищу споймали. Не зря мы за этим ханыгой чуть ли не в сортир ходили!
— Хорошо тебе болтать, тебе никто полруки не отъел… Кровит, мать! — Я почувствовала как мой носильщик вытирает ладонь об мою юбку. — Вон уже, кровь почернела. Гнилой огонь схвачу…
— Кончай ныть, урод! Псоглавец помашет над тобой кадилом, водичкой святой сбрызнет, все само отвалится, — хриплый Кост развеселился.
А я призадумалась, болтаясь вниз головой. Мне сперва показалось — грабители это, бандюки городские. Но, кажется, дело гораздо хуже. Шпионы перрогвардов. Смачно я попалась!
За Хелдом следили. Холера, ну конечно же за ним следили, и ждали, когда на него кто-нибудь выйдет! Ты и вышла, Лесс, паучонок безмозглый. Прямо-таки выскочила, как куропатка из травы. Хочешь — стрелой стреляй, хочешь — сокола выпускай…
Чеееерт… как нелепо…
— Сейчас-сейчас, — сказал веселый Кост. — Сейчас все и прознаем. Порасспросим у хозяйки, у прислуги, они должны помнить. Нюх, однако, у меня собачий, нюх мой говорит — знатную добычу споймали. Давай-ка, сворачивай сюда. Через залу не пойдем, неча народ пугать. Через кухонь давай.
Скрипнула дверь. Недовольный, который нес меня, пригнулся, по вывернутому плечу моему проехался косяк. Невдалеке зазвякала цепь, гавкнул пес.
— Цыть, Черноух, свои.
По двору, значит, идут. Ступеньки, опять скрипнула дверь. Опять косяк, опять ступеньки.
— К нему, что ли? — прогудел недовольный.
— А то. Ключ-то есть. Ща все устроим.
Загремел замок. Снова дверь, снова косяк.
— Давай сюда ее. Не, не сюда, нельзя, чтоб ногами пола касалась…
— Да второй же этаж!
— Береженого бог бережет.
Меня кулем свалили на какую-то широкую плоскость. Наверное, на стол. Вывернутые руки ожгло болью.
— Полежи пока тут, — сказал Кост. Кажется, это он мне сказал. — Давай, урод, беги за псоглавцем. Он сейчас на службе, но все равно, тащи его сюда.
— А ежели это не она? Святой отец нам головы пооткручивает, ежели не она енто окажется, а мы его от службы отвлекем.