- Смотрите-ка, тут что-то вроде колодца! – крикнула вдруг Жанна, шлепнувшись на живот и ужом подползая к небольшой ямке в стороне от тропинки.

- Гууу! – глухо рявкнула она в ямку.

- Уууу! – отозвалось оттуда.

- Ууууууу!!!!! – туристы отпрянули от вскочившей и кинувшейся прочь от колодца Жанны, чье лицо прямо на глазах менялось, вытягивалось кпереди, а крик превратился в звериный вой. Лицо Жанны было сейчас наполовину человечьим, наполовину звериным, она выла и царапала ногтями щеки, покрывшиеся жестким серым мехом, а оцепеневшие от ужаса туристы не в силах были даже пошевелиться. Издав особенно душераздирающий визг, Жанна вдруг ринулась прочь и во мгновение ока скрылась среди деревьев.

- Что… Господи, что это? – дрожа, промямлила Зара. Мадс молчал – изо всех оставшихся он казался единственным, кого почти не удивила страшная перемена обличья спутницы.

- Надо идти прочь, - едва удерживая стучащие зубы, сказал Слава. Он поднял голову, выискивая свой ориентир – старую вышку ЛЭП, которая должна быть сейчас по правую руку от них и чуть впереди. Однако ЛЭПа нигде не было. Взглянув на компас, Слава похолодел – стрелка металась туда-сюда, как сумасшедшая, синий конец замирал то на значке ЮГ, то на значке СЕВЕР. Стрелка не успокаивалась ни на минуту, как Слава ни старался держать руку неподвижно.

- Надо идти отсюда, - повторил он. Тропинка есть, она должна вывести. Сам того не заметив, он сжал руку Лины, и она ответила теплым пожатием. И это вдруг помогло - нужно просто успокоиться. Успокоиться и уйти. Дойти до лабаза, встретиться с Толиком - и звонить спасателям: сами они сбежавшую безумную Жанну в этих лесах не найдут.

Комментарий к 4. Навьи твари

(1) - вольный пересказ первых двух куплетов баллады “Oväntad bröllopsgäst” http://pleer.com/tracks/6464094dCz1

========== 5. Сокровища богов ==========

Когда-то, в незапамятные времена…

…покой покинул старого волхва. Нет покоя, нет тишины. Ушла тишина, прогнали ее пришедшие из-за моря. Чует старый Финн грозу, нависшую над ним, надо всем, чему и кому он служил весь свой долгий век. Долог век, слишко долог - старые многосотлетние ели были тонкими молодыми деревцами, когда призван был Финн служить грозному Громовержцу, среброусому, златопоясному.

Видит, чует старый Финн, кажет ему студеная вода в зачарованной мисе, как, оставив коня хитрой навьей твари, идет пешком золотоволосый молодой пришелец. И радоваться бы старому Финну, что обманула юнца черная Наяна, отвела глаза, отняла разум - да не дает что-то. То ли месяц полный тоску наводит и ум тревожит, то ли годы, словно червь, точат изнутри.

***

- А что как бог бьярмов лишит нас удачи?.. - подал голос кто-то из хирдсманов. Эгиль и Торир обернулись одновременно, и языкатый трусишка тут же замолчал.

- Не таковы, я думал, храбрецы, что за золотым поясом и золотой чашей идут, - сказал Торир. И более никто не смел и слова сказать.

- Слышал я, есть у бьярмов обычай, - негромко, под стать неторопливым сторожким шагам заговорил Эгиль. - Когда умирает у них богатый и знатный, то все самое ценное его добро зарывают в землю, чтобы досталось оно мертвым и не осталось живым. И наследники получают жалкие крохи.

- Я подобное слышал о вендах, - отвечал Торир. Он шел впереди, чуть вытянув вперед голову, будто волчий вожак на охоте. Прибрежная луговина, по которой они шли, была безмолвна, ночь стояла светлая и полный месяц серебрил траву и черко приобозначал видневшийся впереди лес.

- А еще слышал я, - продолжил скальд, - что не просто зарывают бьярмы богатства, а приносят своему богу.

- Если так, то добыча наша может быть более богатой, нежели мы ожидали, - сказал Торир вполголоса.

Перед входом в лес Торир строго-настрого наказал воинам ступать как можно тише и хранить молчание. Эгиль одними губами шептал какие-то слова и временами острым ножом срезал полоску коры у деревьев, вдоль которых они шли. Никто не спрашивал, зачем он это делал - путь можно было отмечать и по-другому, но у скальда, видно была и какая-то своя, одному ему ведомая цель. Скальды, как и кузнецы, хранят тайны и ведают неведомое, думал каждый, сжимая рукоятку меча. В стороне от них, видимо, пролегала другая дорога, более торная, чем узенькая тропинка, по которой шли северяне. По той, торной, дороге прошли несколько человек - к выходу из леса, туда, откуда шли викинги. Насмешливое уханье филина раздалось им вслед.

Деревья стали редеть. Высокий часткол так же светлел и чуть серебрился под месяцем, как серебрились еловые лапы, шлемы и бляхи на кожаных куртках и даже опавшая хвоя под ногами. Ни единой живой души не было вокруг.

- Бьярмы так надеются на силу своего бога, что даже не выставили охраны, - проговорил один из молодых воинов. Слишком уж громко проговорил - невидимый в еловых ветвях филин словно откликнулся на его слова, заухал, захохотал. Эгиль тут же нашел говорившего взглядом, и взгляд скальда упал на болтуна как удар тяжелым мешком. Эгиль знал, что охрана у ограды должна быть. Но, верно, бьярмы что-то напутали со временем смены охранников - одни уже покинули святилище, а другие еще не пришли.

Когда есть топоры и крепкие руки, умеющие их держать, умеющие вогнать лезвие глубоко в дерево - никакой частокол не преграда. Топоры и веревка получше всякой лестницы для ловких и дерзких. Отперты тесовые ворота, влилась дружина северных удальцов в частоколовую зубастую пасть.

- Помните - храни вас Фрейр и Ньерд хоть пальцем касаться бьярмского бога. Из холма посреди двора возьмите золото и серебро, сколько сможете унести, но не трогайте самого бога, - шепотом напутствовал всех Торир.

Не достанутся мертвым ни злато, ни серебро, что принесли бьярмы своему богу, достанутся золото и серебро живым, горячим рукам. Летят в сумы горсти серебряные и золотые, с землей перемешанные, летят без счета. А Эгиль и Торир к истукану подобрались, защищает их колдовство, что сильнее бьярмского.

Сив волосами

Суму наполнят

Волки победы,

Ясени битвы.

Снегом суставов

Любимцы удачи

Также не станут

Брезговать дерзко,(1)

- воодушевленно проговорил Торир. Он подошел к огромному деревянному истукану - сидящий, сложив на коленях руки, бог бьярмов смотрел на него яростно, в упор, сверлил взглядом, прожигал, как молниями, коими повелевал. Но нет у него сейчас силы помешать дерзким северянам, одряхлел бьярмий бог, прирос к земле, золотом и серебром убаюканый.

- Храбрые вязы

Одина бури

Фафнира землю

С твердью земною

Вряд ли решатся

Мешать неразумно,(1)

- добавил Эгиль, с насмешкой взглядывая на укрощенного, покоренного их решимостью бога бьярмов. Сняли с него Торир и Эгиль драгоценный серебряный пояс, украшенный драгоценными каменьями, сняли дорогое монисто из тяжелых золотых пластин. Смотрит бьярмий бог, громами повелевавший, на дерзких, буравит взглядом. Не утерпел Эгиль, хватил мечом по голове истукана. Скатилась деревянная голова со страшным стуком. И в то же мгновение раздался звук рогов. Бросились викинги вон из святилища, в лес, в уханье филиново - а вокург шум, треск, бегут сторожа к оскверненному святилищу, трубят, трубят, сзывают бьярмскую силу.

И не уйти бы дерзким грабителям, не унести всего, что набрали они, злата и серебра. Но не даром скальд срезал кору с деревьев, недаром шептал тайные, не ведомые никому слова. Бросил Эгиль позади себя куски коры, бросил горсть земли с серебром перемешанной, что в кургане набрал. И слышно ему стало, что теряются в лесу голоса бьярмов. Столпились бьярмы у святилища, а куда далее бежать - не знают. И те, что на помощь им бегут по лесным тропкам, словно оглохли и ослепли - кажется им, что белые рубахи мелькают среди темных елей, кажется им, что грабители это, бросаются они из стороны в сторону, словно хорты, нюх утратившие. И невдомек им, что викинги с тяжкой добычей уходят меж их кордонов, как вода сквозь пальцы.

А филин хохочет вслед неудачливым сторожам, хохочет лесным, темным хохотом, славит древнюю свою владычицу, темную Наяну, и лес отвечает ему, лес запутывает преследователей, лес перестал служить грозному бьярмскому громовержцу.