- Ничего, месяц вышел, теперь дорогу хорошо видать, - ответил Свейн, всматриваясь в полускрытое платком лицо девушки.

- Да, месяц вышел, - отчего-то девушка сразу стала серьезной и грустной. Она подошла к Свейну совсем близко и несколько мгновений разглядывала его в упор. А он не смел шевельнуться под ее ощупывающим светлым взглядом. Девушка протянула руку, и Свейн прикрыл глаза, сам не зная отчего. Он почувствовал тонкие пальцы, легко скользнувшие по его векам.

- Ну что ж, еще свидимся. Приходи сюда завтра как месяц выйдет, - сказала девушка, когда Свейн открыл глаза. И, вдруг расхохотавшись, прибавила: - Если не забоишься!

Пир уже начался, когда Свейн и Эгиль наконец вернулись ко граду. Эгиль отмалчивался, был мрачен как никогда, и все хирдсманы переглядывались, стараясь понять, что же случилось с неунывающим скальдом.

Князь Сирт пожелал, чтобы на этом пиру не было женщин, и викинги про себя решили, что это разумно: слишком уж много за столами дерзких людей, которым доброе пиво и медовуха могут помешать владеть собой. И женщины тут только прибавят раздора. Однако богатое угощение и пляски шутов князя делали свое дело – люди почли за лучшее заняться насыщением собственного брюха, нежели стараться вспороть брюхо соседу. Слуги разносили огромные блюда с яствами, высокие кувшины с душистым медом и пенной брагой; отовсюду между здравицами слышалось сытое чавканье, глотки, бульканье и временами довольное икание.

Свейн, которому досталось место неподалеку от Торира, ел мало - у него из головы не выходили недавние странные происшествия. А более всего он вспоминал светлые огромные глаза под надвинутым платком. Эти глаза почти стерли из его памяти даже жуткий облик болотной старухи.

Напротив викингов сидели приближенные дружинные мужи Рахдая Удалого. Один из них, с проплешиной над высоким лбом и окладистой седеющей бородой, несколько раз взглядывал на Свейна с явным неудовольствием – видно, ему пришлось не по нраву, что юноше досталось место не менее почетное, чем ему.

Когда первые здравицы были выпиты, князь Сирт призвал всех к молчанию и заговорил. Он сказал, что нынешний пир ему особо в радость, так как знаменует сговор и скорую свадьбу его младшей дочери со славным ясским князем Арсланом. Эгиль шепотом переводил его слова остальным.

Затем князь пожелал услышать, что расскажут его знатные чужеземные гости, где походом они ходили и какие чудеса дальних земель видели. Первым Сирт обратился к угрюмому Рахдаю, топившему черные усы в большом серебряном кубке. Тот ответил, что из него плохой рассказчик – ему бы меч в руки, да в жаркий бой. Рассказывать вызвался тот самый седой дружинник, что сидел напротив викингов. Он рассказал о походах Рахдая, о том, как тот бился один с тремя сотнями и всех победил, о том, как прогнал Рахдай злобного лешего из темных дремучих лесов, что на восходе. Рахдай подтверждал рассказ старого дружинника кивками, то и дело бросая угрюмые взгляды на всех, а в особенности на русобородого Арслана, сидевшего рядом с Сиртом.

- Слышали мои люди иное, - подал голос Урра, хан с берегов Атиля. – Те воины, что порубил Рахдай-хан, пленными были. Стояли со связанными руками, а хан вдоль ряда на коне скакал да головы мечом сбивал.

За столами зашумели, Рахдай вскинул голову на хитро улыбающегося ему в лицо Урра, злые темные глаза его загорелись бешеным огнем.

- И это было, - не давая разгореться ссоре, молвил седой дружинник. – Только те, что голов лишились, были из войска князя Рахдая. Убоялись они воевать, побежали с поля битвы. За то и поплатились. А были они из кочевников, что от века родами по степям кочуют. И на берега великой Атиль-реки заходят. Не твои ли сородичи, Урра-хан?

Среди дружинников поднялся громовой хохот. Чуя, что ссоры не избежать, князь Сирт, возвысив голос, попросил Арслана, своего будущего зятя, рассказать о том, что тот слышал о богатстве царя Земляного народца.

- В твоих землях, Арслан, говорят, эти диковинные карлики водятся.

При разговоре о богатстве все разом смолкли и насторожили уши. И красавец Арслан, наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказал про каменную пасть, куда только гораздый да удалой может пройти, и про то, что земляные люди могут оборачивать камни в золото, и даже могут листву на дереве золотой сделать.

- И мне они дружбу предлагали, и золото сулили, - закончил Арслан.

- И что же было причиной твоего отказа? – спросил насмешливо Урра-хан.

- Не хочу я связывать себя чудесами, - ответил Арслан. – Сам руки имею, да голову на плечах – сам и богатства добиваюсь.

Некоторое время все гости переговаривались негромко, обсуждая рассказанное Арсланом. Викинги тоже говорили о неслыханном богатстве, вспоминая карликов-нибелунгов, и сошлись во мнении, что эти карлики сродни земляному народцу, о котором рассказал Арслан.

- Может это они же и есть, - заключил Торир.

В это время князь Сирт сказал, что хотел бы послушать рассказы гостей, прибывших с севера. Торир поднялся со своего места и, приветствовав еще раз князя, сказал, что они не колдуны и не чародеи, и верят лишь в свой меч да в свою удачу. После того он коротко рассказал о том, как плыли они от Халогаланда, как едва не потопила их корабль необычайно сильная для летнего времени буря, и как принесли они жертву морскому великану Эгиру и его супруге Ран с их девятью дочерьми.

- Однако, хоть и задул холодный ветер, мы не были слишком испуганы, - закончил Торир, - потому что на корабле с нами был один человек, чья удача необычна. И пока этот человек с нами, боги к нам благосклонны.

Сказав это, Торир показал на Свейна. И взгляды всех тотчас устремились на юношу.

- Расскажи нам о своей удаче, - князь Сирт, не глядя, протянул кубок слуге, который тотчас же наполнил его. Однако сидевший по правую сторону от князя крючконосый старик, седой как лунь и одетый в бесформенную серую хламиду, заметил, что негоже на столь почестном пиру слушать безусого юнца.

- Если есть что рассказать, пусть расскажут старшие, - молвил старик. Свейн побледнел от обиды, но ничего не сказал. Говорить стал Эгиль, который уже почти избавился от уныния и пришел в обычное расположение духа. Эгиль говорил хорошо, и все слушали с интересом и о битве, и о том, как погиб один из вожаков, отец Свейна. Когда Эгиль добрался до того, как немногих пленных привели к бревну и посадили на него, связав ноги, а вооруженный большим мечом палач принялся рубить головы, спрашивая перед тем каждого, боится ли он смерти, по рядам пронесся ропот.

- Но пусть сам Свейн расскажет, как ему удалось избежать общей участи, - неожиданно сказал Эгиль и потянулся к кубку. Свейн сглотнул и робко взглянул на крючконосого старика рядом с князем Сиртом. Но старик сидел с безучастным видом, будто ранее и вовсе ничего не говорил.

- Я не думаю, что боялся более остальных, - начал Свейн.- Мне только хотелось, чтобы после смерти обо мне было что вспомнить, да и досадить победителям мне тоже хотелось. Поэтому, когда меня подняли, я сказал им рубить так, чтобы не замарать мои волосы кровью. Тогда кто-то из подручных палача намотал мои волосы себе на руки. Палач размахнулся, я резко откинул голову, и меч прошел как раз между моей головой и подручным палача. Палач был здоровяком и рубить умел отменно, так что он отсек разом обе руки своему подручному. Руки так и остались висеть, вцепившись мне в волосы.

- Это и вправду редкостная удача, - восхищенно воскликнул Арслан. – И что же, тебе оставили жизнь?

Свейн кивнул.

- После того, как я спросил, что это за мусор застрял в моих волосах, все расхохотались так, будто их щекотали тролли. Сын вражеского ярла подарил жизнь всем оставшимся на бревне, и мне в их числе.

Тут даже мрачный Рахдай усмехнулся и сказал, что, как ему кажется, палачи сами накликали свою неудачу – не надо было ничего выспрашивать у приговоренных. А князь Арслан поднял кубок и сказал, что пьет за удачу Свейна, хоть ему и кажется, что никакой особой удачи тут нет – просто человек вовремя нашелся и сообразил, как следует поступать.