- А золото и богатства я и сам, мечом добыть способен.

Качнула Ойна головой, и личико ее будто осветилось. И синий туман за ее спиной свился клубами и уполз под корни и коряги, подо мхи лесные.

- Прошел ты первый бабкин колодец - вижу, что и второй пройдешь, потому что нет в тебе страсти к золоту. Другое мне знать надо – зачем в жены меня хочешь? Отчего не скрутил прямо тогда, на бережку у реки, у Сурьева града?

И снова смотрит исподлобья, и глаза как месяц холодны.

- Оттого, что не хотел, - сразу нахмурился Свейн, которого и раньше дразнили хирдсманы за то, что не слишком он был склонен сильничать женщин во время набегов. Засмеялась Ойна, раскатился серебром по лесу ее звонкий смех – и вдруг предстала перед молодым воином нагой, только волосы цвета лунного по плечам и спине струятся.

- И теперь не хочешь?..

Ветер утих, улегся под корнями да на пушистых верхушках сосен, только месяц, почти круглый уже, светит сквозь ветви, кружевом покрывает, серебряным с золотом, как брачный полог. И пальцы, еще не успевшие как следует загрубеть от меча и весла, касаются гладкого полудетского плеча, вздрагивают вместе с ним от непривычной нежности. Смыкаются губы, и выдох одной перетекает во вдох другого, а ладонь сминает островерхий холмик с напрягшимся соском. А когда тонкие ноги охватывают узкие бедра, ловя движение плоти, вбирая ее вместе с острой болью – только месяц слышит, как тишина лесная вспыхивает двойным стоном.

- …И впрямь удачлив ты, – шептала Ойна, лежа щекой на его плече, прижавшись к Свейну тесно-тесно. - Если бы попытался тогда силой меня взять, не было бы тебя на свете, а может, что и похуже смерти приключилось. Ну что ж, заморочила тебя бабка, указала путь погибельный – а я другой укажу.

И принялась рассказывать, как в логово Черного змея тайком пробираться, когда старуха будет в отлучке.

- Плох тот муж, которому к жене только тайком ходить можно, - прервал ее Свейн. – Неволить я тебя не хочу, но и скрытно тебя видеть не желаю. Потому или вместе со мной сейчас уйдешь, или… лучше нам никогда более не видеться, если ты меня с кем-то другим делить хочешь.

Долго молчала Ойна, только прижималась к нему еще теснее, пока не почувствовал Свейн, что по ее щеке текут слезы.

- Если хочешь ты меня в жены заполучить, придется тебе пройти большие страхи и большие испытания, - сказала она, наконец. – Бабка тебе не соврала, и дорогою верной направила. Только пройти ту дорогу еще никому не удавалось.

- Я верю своей удаче, - отвечал Свейн. – И того Черного змея, что тебя сторожит, я одолею.

Засмеялась Ойна сквозь слезы.

- Не с ним тебе схватиться придется. Черный змей – братец мой, и не держит он меня, а лишь охраняет. И воевать его найдется кому, есть еще дураки на свете, и первый из них - Арслан-князь.

- Для чего же ты за него замуж идти… - начал было Свейн, но Ойна обняла его, прервав, закрыв его рот ладонью, лаская жарко.

- Не про все знать тебе… - шептала между поцелуями. – Мало времени у меня, любый мой, а уйти сил нет…

И снова только месяц видел их, нагих и прекрасных. А как забрезжил рассвет, сморил Свейна крепкий сон, и очнулся он на полянке уже один.

Наши дни

- Меня не обманут, - шептал Харлампий, хлеща захваченной с собой палкой по кустам, - не обманут, тут где-то точно есть сокровища.

Жанна, поспевающая за ним, сперва хотела окликнуть коллегу, но потом передумала – было в его поведении что-то безумное, будто Харлампий находился на грани самой настоящей истерики, и обращаться к нему было небезопасно. Его шепот стал голосом, а потом и громкими безумными воплями.

Зашуршали листья и Жанна, обернувшись, с облегчением увидела догонявших ее Зару и Мадса. Она показала взглядом на продирающегося впереди Харлампия.

- Ему кажется, за кладами ходят, как за грибами, - хмыкнул невозмутимый Мадс.

- Может, он нас за нос водит? – пришло вдруг в голову Жанне, обожавшей детективы. - Ну дайте поинтриговать страдальцу, ну хоть самую малость! Какая жалость, что раньше мы не замечали в Харлампии актерских талантов! Это же обал-ден-но!

- Жанка, дурища, замолчи! – зашептала Зара, оглядываясь – утренний лес, странно светлый и тихий, тем не менее, казался ей зловещим. И странное возбуждение «дизайнерши», как иной раз называли Жанну, делало эту тишину еще более угрожающей.

- Мне как-то снился сон, - ни к селу, ни к городу начала Зара, стараясь отвлечься от охватывающего ее ужаса, - будто все покрыла какая-то шелестящая темная пленка, и все люди и животные от нее начали будто облезать, с них заживо сползала кожа, потом там были такие отвратительные кровоточащие сгустки, мясо отставало клочьями, и виднелись белые кости. А по земле поползли другие существа, полупрозрачные и извивающиеся как змеи… но с людскими туловищами и руками.

Зара говорила и говорила себе под нос, борясь с наползающим страхом – самым ужасным, как ей казалось, была вот эта лесная пустота и тишина, ни единого сучка не треснет, ни шороха ветвей, ни птичьего свиста – мертвая тишина. Все ее сонные страсти и ужасы меркли перед этой зловещей и такой до жути обыкновенной тишиной. Зара чувствовала, как «под ложечкой» у нее будто раскручивалась какая-то пружина, становилось нехорошо, будто она летела вниз в оборвавшейся кабине лифта.

Жанна и Мадс не слушали ее; все их внимание поглощал все более и более расходившийся Харлампий, чьи вопли падали в лесную тишину, будто камни в пруд со стоячей водой.

- Устюмов! Харлампий! Зарка! – накрыл их сзади голос Лины. – Постойте! Жанна!..

Харлампий, словно очнувшись, остановился, а с Зары мгновенно спало дурнотное ощущение. Лина и Слава, догнав их, принялись выспрашивать о причинах такого внезапного ухода – особенно горячился ответственный Слава. Запинаясь от волнения, он говорил о дисциплине, которой нужно придерживаться в любой туристической группе, что он, инструктор, отвечает за их благополучие и безопасность, и что есть в конце концов правила поведения…

- Да перестань ты кудахтать! – неожиданно грубо оборвал его Мадс. – Нашелся тоже, ответственный. Мы платим деньги и хотим, чтобы было интересно, и пошел ты со своими правилами знаешь куда?

Мадс был полголовы выше Славы и выглядел очень внушительно. И говорил уверенно, будто гвозди забивал, каждым ударом накрепко вгоняя в доску. Слава чувствовал, что, как говорится, теряет лицо, но как ни старался, не мог найти ни слова в свою защиту – будто взгляд Макса напрочь выбил все аргументы. И Лина, от которой он ожидал сейчас помощи, молчала.

- Правила, правила, - рассмеялась вдруг Жанна. – В гробу я видала этих Мальвин, перевоспитывающих шалуна Буратино. Мы идем или нет? Искать сокровища!

Слава вздрогнул от неожиданного оскорбления, взгляд его сделался затравленным. Казалось, он сейчас заплачет. Харлампий же захохотал, вторя «дизайнерше», а потом подбежал к Жанне и сгреб ее в охапку, подняв на воздух.

- Банзай! – заорали они хором.

- Долой правила! Чувствам – все! – вопила Жанна и вдруг звонко чмокнула Харлампия в самые губы. Зара, которую оставили ее страхи, тоже смеялась, то и дело поглядывая на невозмутимого Мадса. Лине казалось, что всех, кроме нее, охватила какая-то истерия, и от этого ей сделалось совсем не по себе.

- Хорошо, - насилу сосредоточившись, проговорил, наконец, Слава. – Все равно нам надо идти ко второму лабазу и встретиться там с группой.

Он взглянул на захваченный с собой планшет с картой, но как на беду, джи-пи-эс не ловил.

- По моим расчетам, часам к одиннадцати самое позднее мы как раз дойдем до второго лабаза, - сверившись с компасом и картой, объявил Слава.

- Ура! – снова вскричала Жанна, которую не отпускало эйфорическое состояние. – Обожаю одиннадцать!

Харлампий снова вооружился палкой и шарил под каждым кустом, Жанна взялась дразнить всех окружающих, особенно Зару и Лину. Наконец, это ей наскучило, и она ринулась вслед за толстяком Харлампием. Зара почти висла на высоком Мадсе, жалуясь, что ей трудно и непривычно столько ходить. Ее страхи почти прошли, осталось только подкатывающее периодически возбуждение, усиливающееся, когда она ловила терпкий, настоящий мужской запах, идущий от Мадса.