Она взяла его за руки и развернула ладонями к свету.

«Я бы отдала всё, чтобы не выпускать этих рук, какая нежная кожа, а как, наверное, приятно, когда они, легонько касаясь тела, скользят вниз», — подумала Марта.

По телу побежали мурашки.

«Так и перевозбудиться недолго. Наверно, я схожу с ума. Внутри словно вновь шестнадцать».

— Побить бы тебя, Тим. Ты наелся?

«Какие, однако, у неё резкие переходы».

— Да.

— Иди к себе и жди меня, я сейчас приду.

Выбежав на минутку во двор, ну вы сами понимаете для чего, он пошёл к себе. Хозяин проводил его нехитрые манёвры взглядом, в котором что-то было, но что — не понять.

Так начиналась ночь.

Она пришла минут через десять, и, как он опасался, с явным намерением и всякими примочками для лечения его содранных ладоней. Он понял, что лучше смириться сразу, а иначе придётся выслушать ещё и нотации женщины, вошедшей в роль матери, после которых лечение всё равно состоится. Он протянул ей руки и закрыл глаза, прислонившись к стенке и стараясь расслабиться. Это было хорошо, ведь иначе он увидел бы её взгляд, отнюдь не материнский взгляд, а человека, который словно из последних сил сдерживает свою жажду. Ещё шаг, и ничего нельзя было бы остановить, но, возможно, её сдерживало то, что сказал муж. Больно почти не было, он хорошо расслабился, почти соскользнув в сон.

— Вот и всё.

«Приговор подписан и обжалованию не подлежит».

— Спасибо. Мне придётся уйти?

— Да.

— Утром?.. Сейчас?

Только кивок головы.

— Вот так всегда.

Почему-то на глаза навернулись слёзы. Словно старая боль решила выйти наружу и проверить, не забыл ли он про неё.

Он встал. Начал растерянно собираться, словно не зная, куда себя деть.

«Господи, он ведь совсем ещё ребёнок».

— Тим, я провожу тебя.

— Нет!

Обжигающий взгляд — холод и ярость, блеск далёких зарниц, что становятся всё ближе и ближе, пока не врываются в мозг сметающим всё безумием урагана без капельки влаги. И удар захлопнутой двери.

«Какой неуравновешенный ребёнок. Как же пусты слова, когда говоришь о тебе, Тим… Как же пусты слова, пытающиеся описать стихию. Тим… Я никогда не узнаю, как хорошо с тобой, Тим…»

Так продолжалась ночь. Она была холодна и пуста, в ней уже притаилось одиночество.

Ветер остужал лицо. Вначале он бежал, пока в лёгких не захрипело, потом перешёл на шаг. Мыслей не было, а ведь он знал, что надо подумать, но огонь и лёд выжгли всё изнутри.

«Надо где-то сесть».

Невдалеке у одного из домов стояла лавочка. Он направился к ней. Сел. Тишина.

«Надо подумать. Что же делать? Никого не знаю. Придётся идти к страже. Может, приютят в будочке на ночь. Или прогонят, как бродягу, но это вряд ли, этого я не вижу. Так и не спросил у хозяйки, в чём дело, а ведь надо было узнать, до чего додумался её муж».

Он направился к городским воротам, но уже через полчаса понял, что заблудился. Город оказался не таким маленьким, как показалось вначале. И спросить не у кого, уже ночь, на улицах странно пусто. Он побрёл наугад, сворачивая в наиболее освещённые переулки в надежде, что они выведут его к центру.

С одной из улиц донёсся смех, женский и не очень трезвый. Он посмотрел в том направлении. Улица была почти не освещена. Смех раздался вновь, уже не только женский, но и мужской. Мужской, как он отметил, был ещё менее трезвым, вернее, трезвость в нём отсутствовала напрочь.

Выбора не было, он пошёл на смех. Две женщины и мужчина стояли у приоткрытой двери, из которой лился мягкий свет и распространялся приятный аромат. Похоже, мужчина рассказывал что-то смешное, а две его дамы подхихикивали. Свет из окна упал на него. Взгляд одной из женщин метнулся в его сторону. Оценивающий взгляд, и совсем не такой нетрезвый, как смех. Потом на её лицо словно прыгнула маска.

— Ой, посмотрите, кто к нам пришёл. Юноша, жаждущий…

В задумчивости, подбирая нужное слово, она помахивала ручкой, словно стараясь что-то нащупать в воздухе.

— Трахнуться! — подсказал ей мужчина. Вторая подруга прыснула, а та, что подыскивала слово, скривила губки от такой грубости, но внутри явно была довольна тем, что мужчина выразил самую суть.

— Можно у вас переночевать?

— Конечно, можно, за отдельную плату, — сказала та, которой мы присвоили второй номер.

— Хотя можно расплатиться и натурой, — сказала первая. — Ну что, юноша, будешь платить?

— Буду.

Она ещё раз, оценивая, посмотрела на него.

— Что ж, пойдём.

А пошли они не в приоткрытую дверь, а в дом, который стоял на другой стороне улицы в паре десятков метров от места последнего действия.

Ночь обещала быть не такой уж одинокой.

— Ты?

— Тим.

— Так вот, Тим, ты губки-то свои закатай. Это был просто повод уйти домой. Осточертели все… А я Ло-ла, — произнесла она по слогам.

— А я уж подумал, что вы нимфоманка.

— Правильно подумал, но даже нимфоманки к концу дня устают. Ты располагайся. Лицо у тебя хорошее. Давно научилась различать, с кем можно быть собой. А вот утром я за тебя возьмусь. Приятно так возьмусь.

Она подмигнула ему, ожидая, смутится он или нет. Не смутился, но даже удивляться сил не было.

— Всё, пошли спать. Кровать всё равно одна. Если хочешь есть или ещё чего — ищи сам.

И она скрылась в ближайшей комнате.

«Всё лучше, чем со стражей».

Он нашёл кухню, мимоходом осмотрев весь дом, или лучше сказать домик, но хороший, уютный. Заглянул и в спальню. Лола разметалась по всей кровати, не попытавшись даже укрыть своё, на его взгляд, достаточно привлекательное обнажённое тело.

«Утро, утро, где же ты?»

Найдя на кухне кувшин молока и краюху хлеба, он сидел на стуле и, механически жуя, смотрел на руки, что были обмотаны белыми тряпицами. Он словно только заметил их и, отставив еду, размотал, чтобы посмотреть, как там поживают его ладошки. Убрав повязки, он разглядывал ладони, стараясь найти хоть что-то, что напоминало бы о мозолях, но ладони были девственно чисты. Хмыкнув, он принялся доедать и допивать.

«Надо бы зубы почистить».

Но пришлось ограничиться только полосканием рта за неимением зубной щётки и пасты. Затем он вспомнил про то, что ждало его утром.

«А почему бы и нет?»

И уже выдавливал мятную зубную пасту на новенькую зубную щётку. Тим почистил зубы и, приободрившись этой процедурой, помчался в спальню. Лола мало изменила своё местоположение и, как ему показалось, смогла оккупировать ещё большее пространство на кровати. Сначала он нашёл одеяло. Потом снял одежду, которая состояла из штанов, куртки, носков и трусов. Стал пристраиваться на кровати, аккуратно переложив руку и ногу Лолы поближе к остальным частям тела. Укрылся с ней одеялом, устраиваясь поудобнее. В середине этого процесса Лола то ли во сне, то ли не совсем во сне, а очень хорошо притворяясь, обняла его.