— Ты когда-нибудь был здесь?
— Весь Мир — это я.
— Ты когда-нибудь жил здесь?
— И Жизнь — тоже я. Я — счастье, я помню.
— Я с тобой на вершине.
— Отдай мне меня.
— Возьми, я ведь рядом всегда.
Тим протягивает руки. Они погружаются в мою грудь. Обжигающее тепло. Он вытаскивает. Осторожно, как всегда, чтобы не причинить боль. Я не плачу. Только глаза блестят. Я отдаю и отпускаю. Нас окутывает Любовь.
«Как же оно прекрасно».
Он подносит его к своей груди. Грудь раскрывается, принимая в себя сердце из Сил, что он отпустил, поднимаясь на Вершину Мира.
— Теперь оно твоё, Тим, ты обрёл целостность.
— Не уходи…
— Дорога пройдена, и тебе пора возвращаться домой. Что было, то будет.
Я исчезаю.
Тим встаёт. Никакого замка. Никаких стен. Степь, ночь, костёр. Стрекочут сверчки и Бог знает кто ещё, но громко. В темноте пасутся кони. Кто-то подходит, садится рядом.
— Что мой взгляд?
— Запечатление формы.
— Что моя жизнь?
— Исчерпание путей.
— Что моя мысль?
— Кристальная ясность.
— Что моё слово?
— Отголосок Небес.
— Что моя сущность?
— Создание нового.
— Что моя радость?
— Радость существ.
— В чём проявляюсь?
— В каждом мгновении.
— В чём остаюсь?
— В каждом из «Я».
— В чём же весь смысл?
— В отсутствии оного.
— Моя воля в безволии.
Моя вера
В отсутствии веры.
— Кто ты?
— Я — это ты.
— Кто я?
— Ты — это я.
— Зачем ты?
— Чтоб ты задавал вопросы.
— Зачем я?
— Чтоб я мог на них отвечать.
— Что нам остаётся?
— Быть самими собою.
— Какой в этом смысл?
— Смысл в том, что иного здесь нет.
— Кто мы?
— Никто.
— Каково моё имя?
— Любое из них будет твоим.
Тогда оставалось то, что было предрешено. Тогда уходило всё, что было так нелегко. И огненные угли и тихая робкая боль приникли к моей двери и ждут, что впущу их вновь. Но радость — тоски печаль отравит мои года, и буду я долго звать друзей, что ушли навсегда…
Я знаю, кто я. И тишина подкатывает к горлу. Я знаю, кто я. Легче ль мне теперь? Я знаю, кто я. Это ль не ответ?
Рядом уже никого не было. Он встал и шагнул во взметнувшееся до Неба пламя костра. А Небо, освещённое пламенем, было явно безумно.
Сознание плавилось, перерождалось. Он чувствовал, что возвращается. Всё тело было как деревянное. С Вершины он видел весь мир. Он открыл сердце, и потоки Сил из Сердца соединились с кругами Гран в Мире Спокойствия. Сила Жизни текла через него. И сознания машин из сферы Тёмного Сияния, наполняясь ею, воплощались в кругах Гран. Он стоял. Он был собой. Спокойный и готовый ко всему. Он знал, что будет…
— Здравствуй, Тим.
— Здравствуй, Дорога.
— Ты прошёл. Было тяжело, но ты прошёл.
— Да.
— Прощай.
— Прощай.
Тишина этой ночи была звенящей. Так всегда перед войной. Тим больше не смотрел на свои рисунки. Он готовился, готовился принять чужую боль и смерть.
Тишину сознания разорвал полный безысходности крик Лика, и первая Сила-сознание с болью вошла в сердце Тима.
Так началась война, подобная жертвоприношению.
========== Эмилог - Мир Тьмы ==========
Там, у далёких холмов, где ласковый ветер играет с травой и ясное голубое небо сияет над головой, стоит дом лазоревого цвета. И окна его полны синевы. И лучи солнца, проходя сквозь них, играют бликами на дощатом полу.
В доме живут брат с сестрой.
Забежал мальчик в дом. Радостный, весёлый.
— Сестрица, сестрица! Я ходил к скалам у Вечного моря и видел в воде лицо.
— Что за лицо, братец?
— Я не знаю, но от него веяло Силой и тихой безмятежностью, как та, что наполняет сердце, когда летним вечером я сижу под ивами на берегу Тихой реки и смотрю, как заходит солнце.
— Что было дальше, братец?
— Лицо улыбнулось мне. У него были тёмные бездонные глаза, в глубине которых клубился мрак. Оно видело меня, мою суть, до конца, до дна и глубже, как не всегда вижу я сам. И оно сказало прямо там, в глубине меня, что идёт Тони.
— Быть беде.
— Но почему? — Из его глаз покатились слёзы. — Как может Любовь нести беду?
— Никто не приходит просто так, а тем более он.
Слёзы высыхали на щеках брата.
Небо подёрнулось тёмными тучами. Ласточки падали и ломали о землю крылья. Море билось о скалы, словно безумное.
Дом стоял. В окне горела свеча. В темноте ночи льнула к земле трава под порывами ветра.
Он сидел, обхватив коленки руками, и, склонив на них голову, смотрел в огонь очага. Он чувствовал незримое присутствие родителей.
— Скоро Олешек придёт. — Он не оторвал взора от огня. — И Тёмный, — чуть слышно сказала она.
— Я уже здесь, — сказал я.
В дверь постучали. Сестрица обернулась. Внутри дома на пороге стоял Олешек. За ним была закрытая на замок дверь.
Сидели у огня трое. Или четверо? Обняв друг друга. И столько было любви…
Стоял дом, и небо над ним, а с неба падали звёзды.
— Кто разделит их? — спросил я.
— Я разделю, — сказал Олешек.
— Кто отдаст тело?
— Я отдам тело, — прошептал братец.
— Кто удержит Зверя?
— Я удержу, — сказала сестрица.
Дом у Дороги. В доме трое. Свеча не горит. В доме темно, пусто и холодно, словно и нет никого.
— Я пришёл, — слышится голос.
Поднял взор Олешек, увидел, разделил.
И держал ветреный братец Тони и становился с ним одним.
И держала сестрица Зверя, что в захлестнувшем его безумии переродился в немыслимую Жестокость. Сестрица заморозила её, заперев в снежном лесу, но надолго ли?
И видел я, что помочь может только Тим.
«Я приду, я помогу», — сказал Тим, даруя им жизнь.
На ступеньках крыльца сидел Крид, в его глазах плавали золотые искорки: «Я присмотрю за тобой, мой ветреный братец, мой оригинал, моя Любовь. Главное, не забыть, не забыть себя…»
И смеялось Небо, заражая безумием войны Землю, и сферы — дети Земли восстали против детей Неба.