Во мне всё стихло, и живые звуки

Не воскресят из пустоты тебя.

Как потаённы наши имена.

Как наши страхи перевиты болью.

Я вижу сны, но чьи они, не помню.

Кого искал я, кто искал меня?

Во мне тропа вся заросла полынью.

Она горька, но я иду туда,

Где светел лик мой

И душа жива.

Я позабыл родные имена

И даже лиц совсем уже не помню,

Но знаю: отзовётся сердце болью,

Когда найдёт родные берега.

Ты знаешь, я устал искать себя.

Я был бы рад уже остановиться.

Я был бы рад давно уже смириться.

Но ты зовёшь, мой друг, зовёшь меня.

О, милый друг, тебя считал я Богом.

Тебя молил простить, простить меня.

О, милый друг, к чему мои дороги,

К чему скитания, зачем душа?

Ты знаешь, я уже не грежу детством.

Я знаю, как легко убить в себе тебя.

Мой милый друг, ты знай, что это сердце

Ещё болит в надежде повстречать тебя.

*

Ездил с мамой в Питер на день открытых дверей в Можайке. Меня поразил вокзал. Сотни спешащих по своим неведомым делам людей. Столько людей я ещё никогда не видел — как муравейник. Мы пошли, вливаясь в толпу и стремительный ритм города. Странно, но мне это было легко сделать, словно всю жизнь здесь прожил. Никаких лишних телодвижений, всё целеустремлённо, взгляд только вперёд. Сознание заработало быстро и слаженно, включилось ориентирование в городских джунглях, а вокруг вечность города.

На троллейбусах добрались от вокзала до… уже не помню куда, потом пару кварталов шли пешком и, наконец, прибыли к общежитию. Рассказали, кто мы, откуда, показали пригласительный билет. Нас разместили в одной из комнат. Мы перекусили и улеглись спать.

Первая ночь в Питере. Я хорошо выспался. Утром мы пошли бродить по городу, так как собрание было назначено только на час дня. Мне очень понравился город своей атмосферой, я почувствовал себя словно дома. Первый город, в котором я чувствовал себя дома. Я, конечно, облазал все книжные магазины и киоски с кассетами. Накупил Б.Г. и Наутилуса. Мне попался альбом «Пески Петербурга». Я ещё прикололся по поводу совпадений. Купил несколько книжек Кинга.

Потом было собрание, нам что-то рассказывали, предложили купить методическую литературу, что я и сделал. Провели для нас экскурсию, показали учебные классы, музей с ракетной техникой. Во дворе нас заметил отряд курсантов.

— О! Люди! Люди! — кричали они, словно сто лет не видели обычных людей и мальчишек с родителями. — Живые свободные люди. Зачем вы сюда приехали? Уезжайте скорее и нас заберите. Спасите!

— Третий курс, — прокомментировал происходящее сопровождающий нас военный и погрозил им пальцем. Выкрики сразу прекратились. — Сейчас пойдут маршировать и песни петь.

Мы с любопытством на них смотрели, ведь они уже учились, а для нас это была только мечта.

Затем ещё одна ночь и дорога домой.

— Ну что, будешь поступать? — спросила мама.

— Да, — ответил я, — мне Питер очень понравился.

Пока ехали домой, я читал купленные методички. Но помимо экзаменов меня ждало ещё одно испытание — медкомиссия в военкомате. Сначала в нашем, а потом в областном. И вот тут меня могли запросто отбраковать из-за моего плохого цветоощущения. У окулиста была книжка с разными картинками, нарисованными разноцветными кружочками. Человек, у которого с цветоощущением всё в порядке, легко различал там разные цифры и геометрические фигуры, а вот я ничего не видел или видел неправильные объекты. В нашем городе на это глаза закрыли, а вот в области долго гоняли. Надо было набрать тринадцать правильных ответов, и с горем пополам мне это удалось. Но без приключений у меня, как всегда, не обошлось. Когда я пришёл за анализами мочи, врач посмотрел на меня и сказал: «Молодой человек, судя по вашим анализам, вам осталось жить три дня максимум. — Я был в шоке. — Придётся сдать заново. — И он протянул мне баночку. — Рассказываю технологию. Сначала немного спускаешь просто так, а потом уже среднюю часть в баночку. Остаток тоже не надо. Понял? — Я кивнул. — Тогда вперёд».

Я подумал, что, возможно, причина таких результатов анализов в моём вегетарианстве. К тому времени моча у меня была прозрачная, как вода, и почти без запаха. Поэтому я решил не рисковать. Отловил на перемене Кольку, и он, угорая от смеха, наполнил мне баночку под моим бдительным руководством и с соблюдением технологии.

— Скажи спасибо, что я сегодня утром чая напился, а то не видать бы тебе Питера как своих ушей.

— Спасибо!

— А больше тебе ничего не надо сдавать? А то могу и в спичечный коробок чего-нибудь наложить.

— Оставь себе. А вот насчёт глаз я бы подумал.

— Ещё чего захотел!

— Ты сам-то всё сдал? И вообще, ты определился, куда поступать будешь?

— Естественно, я с тобой еду. Ты же как-то просил, чтобы я тебя не отпускал, так что терпи.

— Я рад, — просто ответил я, потому что сам мечтал, чтобы он поехал со мной, но не уговаривал, так как считал это решение ответственным и он должен был сам принять его.

В этот раз анализы оказались нормальными. И теперь в июне я могу ехать на вступительные экзамены.

*

Что сказать о выпускном? Я понял, как далёк от народа. Не пью, не танцую, не ем, как все люди. Сидел и не мог дождаться, когда всё закончится и можно будет наконец-то навсегда покинуть эти стены. А Колька с пацанами выпил тайком рюмку водки и блевал потом. Пришлось проводить его пьяного домой. Так бы и прибил идиота.

И вот она, долгожданная свобода. Что я чувствую? А ничего я не чувствую, кроме того, что десять лет жизни ушли коту под хвост и единственное, что я буду вспоминать, это как прогуливал с Колькой уроки, чтобы потрахаться. А теперь я еду в Питер, чтобы запереть себя в новую тюрьму ещё как минимум лет на десять, так как после обучения надо будет пять лет отслужить по контракту. Но лучше об этом не думать, а то, чувствую, сорвусь и смоюсь куда глаза глядят.

Хочу на необитаемый остров или в лес. Построить домик на берегу озера или речки, разбить сад и просто жить. Мне ведь от этой цивилизации и даром ничего не надо. Я самодостаточен, как Тёмный в состоянии тихако.

*

И снова Питер. Оказалось, что экзамены будут проходить на базе за городом. Пришлось добираться туда на электричке, а потом ещё автобусом ехать. В результате цель была достигнута. Через ворота с проходной нас отвели в казармы и перепоручили сержанту. Мы прибыли одними из последних. Большинство претендентов приехало раньше. Поднявшись на второй этаж казарм, я словно попал в Сашкино прошлое. Такие же двухъярусные железные кровати, пацаны на табуретках. Днём на кроватях сидеть запрещалось, они должны были оставаться ровно застеленными, и не дай бог будет хоть одна складочка. Вонь из туалета, ряды раковин. Когда я всё это увидел, во мне возникло острое желание тут же развернуться и уехать домой, но что я скажу маме? Ладно, посмотрим, что здесь за жизнь.

*

Подъём в семь тридцать, отбой в десять тридцать, ночью не вставать, курить только на улице. Утром зарядка и бег три километра по лесу с горками. На этих горках мы и экзамен сдавать будем, чувствую, результат будет замечательным.