— Да.
— Вова сказал, что ты йогу преподаёшь.
— Нет.
Было приятно смотреть на её ставшее озадаченным и неуверенным лицо. Потом я глянул на мальчика: смесь страха, отчаяния и в то же время готовность идти до конца.
— Он мне все уши прожужжал про то, как ты им физкультуру провёл. Но сам прийти к тебе постеснялся и попросил меня.
Я смотрел на пацана. Тому было ужасно стыдно, но он терпел. Я тоже не собирался просто так сдаваться.
— Соседи жалуются на шум, поэтому я больше не веду занятия и не могу взять его в ученики.
Мальчик коснулся маминой руки.
— В нашем детском саду есть большой физкультурный зал, я уже договорилась с заведующей, она не против, если вы будете там заниматься после семи вечера.
— Меня и ребят родители так поздно не отпустят, — сказал я, вспоминая, что обычно мы гуляем до двух-трёх часов ночи.
— Так это рядом, — обрадовалась женщина, — это садик напротив вашего дома, за забором.
Мальчик, счастливо улыбаясь, смотрел на меня, загнанного в угол.
Я заподозрил, а не подстава ли это от моих учеников? Нет, они пока не такие умные, а то бы мне пришлось ими гордиться. А вот эта мелкая кудряшка хитрец, всё разузнал, подготовился, прямо интересный экземпляр!
«Бабаджи, можно мне не учить его?» — мысленно спросил я.
«Благословляю тебя, дитя, можешь учить».
«Что?!»
«Благословляю, иди и учи».
«Шива… ладно, можешь не отвечать, я уже понял…»
— Летом я закончу школу и уеду учиться в какой-нибудь институт.
— Но ты же будешь приезжать на каникулы, — подал голос мальчик.
— Ладно, заходи. Спасибо, что договорились насчёт зала, ребята будут очень рады.
— Не за что. Занимайтесь на здоровье. Вов, я пойду?
— Да, спасибо, мам.
Он зашёл, и я закрыл дверь.
— А что это было?
— Когда?
— Тогда в школе.
— А-а, магическая медитация на пяти стихиях. Солнце — огонь, гора — земля, ветер — воздух, озеро — вода, дерево — рост и развитие. Меня ей стихийные духи научили.
— Мне очень понравилось, особенно из семечка в дерево вырастать.
— Да, превращения обычно всем детям нравятся.
— Так ты будешь меня учить?
— А ты будешь звать меня учителем?
— Да, учитель! — отозвался он преданно и восторженно.
Глядя в его хитрые, но такие ясные и чистые глаза, я пытался понять, играет он или нет.
— Тогда ни за что! — сказал я, ухмыляясь.
Тут он и прокололся, заливаясь смехом. Смеялся он очень весело и заразительно, и я засмеялся вслед за ним.
— Ты сюда ржать пришёл или заниматься? — строго спросил я.
— Колька сказал, что вы постоянно ржёте.
— Убью этого болтуна. Теперь ясно, от кого ты всё узнал… Будет у меня на гвоздях спать, как настоящий йог. Как говаривал один мой знакомый демон, когда ученик созрел, приходит учитель, чтобы его сорвать и съесть.
— Ты слушаешь шёпот неведомых слов, и кружится голова. Дай себя сорвать, дай себя сорвать… — пропел он.
— Ты тоже Пикник слушаешь? Чёрт, ну как такому отказать!
— Никак.
— Интересно родиться снова в серебристом лотосе в ожидании чуда…
— Как свободно бьётся сердце людей родом ниоткуда.
*
Последний год в школе. Это такая радость! Стоит об этом подумать, сразу настроение поднимается! Ещё немного потерпеть — и на волю, в жизнь! Я на радостях даже учиться начал. По русскому четвёрки — фантастика! — а за сочинения так вообще пятёрки. Подружился с учительницей биологии. Она мне всегда нравилась, а тут оказалось, что она тоже эзотерикой интересуется. Я ей «Тайную Доктрину» Блаватской давал почитать и «Книгу медиумов» Кардека. Теперь хоть есть с кем поболтать на интересные темы, и, конечно, одним из экзаменов я выберу именно биологию.
*
Начал дополнительно заниматься физикой. Учитель зверь — всё время обещает мне врезать, если я думать не буду, но мне нравится у него заниматься, хоть он и курит. Даже просто быть рядом хорошо. У меня вместо отца пустота, вот я и пытаюсь её заполнить. Тянусь к нормальным мужчинам, которые по жизни попадаются. У учителя физики прозвище Штирлиц, так он на него похож. Он меня со своим учеником познакомил, тот сейчас в Можайке учится. И он агитировал меня к ним поступать. Говорит, что у них самые новые компьютеры на радиотехнике. Может, правда в Питер поехать? Только у меня сомнения в своих силах. Не чувствую, что смогу хорошо экзамены сдать. Разве что физкультуру.
Отправили в Можайку письмо. Прислали пригласительный билет.
*
Сегодня один из дней, когда я будто прозреваю в ясности и слова перестают быть мешаниной неповоротливых валунов, а покойный ум отражает суть. Как бы я хотел подольше не терять этой чистоты.
Бабаджи всё-таки меня заразил. Хожу, а в голове «Ом намах Шивайя!» — с какими-то русскими народными продолжениями. Смешно и одновременно странно, ведь в словах всё правда.
Ом намах Шивайя!
Чистые небеса.
В тебе одна отрада.
В тебе одна краса.
Ом намах Шивайя!
Тело отдаю.
Будет ясным храмом.
В нём тебя люблю.
Ом намах Шивайя!
Весь я пред тобой.
Жизнь в меня вдыхаешь.
И теперь я твой.
К людям я такой преданности никогда не испытывал. А затем приходит понимание, и всё исчезает в ясном сиянии истины.
Переполненный сутью,
Растворяюсь, любя.
Эта жизнь мне награда,
Ибо знаю тебя.
Я, как в храме лампада,
Перед ликом твоим.
Эта жизнь мне награда,
Если буду твоим.
Мне и жизни не надо.
Мне не нужен покой.
Только ясное пламя.
Только вечность с тобой.
Но приходит тот миг,
Когда нету меня.
Но приходит тот миг,
Когда нету тебя.
Неделимая суть
Без тебя, без меня.
Нерушимая правь
Установит себя.
В свете ясности вновь
Изливается: «Ом!»
Безграничное счастье,
Каждый целым рождён.
Наблюдаю за собой и сам себе удивляюсь. То в Лору Палмер влюбляюсь, то в Шиву и Кали. Что ещё есть во мне? Как же приятно отпустить себя и без оглядки отдаться падению в бездну своего естества.
Мне не уйти от этой темноты,
Не убежать и никуда не скрыться.
Мне некого просить и некому молиться.
В её объятиях могу я лишь смириться,
Отдать себя и позабыть навек.
Придёт рассвет, мои глаза закрыты.
Прикосновенья рук, могильная труха.
Придёт рассвет, и вены перевиты
Глухим узлом немого бытия.
Меня зовут живыми именами,
Мне говорят, что кончен этот век.
А я кричу бездомными домами,
Не веря в то, что снова человек.
А сердце бьётся и находит руки,
В них нежность и такая теплота.
А сердце бьётся и не отвернётся.
Оно не знает: не вернуть меня.
Заплачет друг, увидев эти муки.
Ну что ты, милый, не жалей меня.