— Да.

— Вова сказал, что ты йогу преподаёшь.

— Нет.

Было приятно смотреть на её ставшее озадаченным и неуверенным лицо. Потом я глянул на мальчика: смесь страха, отчаяния и в то же время готовность идти до конца.

— Он мне все уши прожужжал про то, как ты им физкультуру провёл. Но сам прийти к тебе постеснялся и попросил меня.

Я смотрел на пацана. Тому было ужасно стыдно, но он терпел. Я тоже не собирался просто так сдаваться.

— Соседи жалуются на шум, поэтому я больше не веду занятия и не могу взять его в ученики.

Мальчик коснулся маминой руки.

— В нашем детском саду есть большой физкультурный зал, я уже договорилась с заведующей, она не против, если вы будете там заниматься после семи вечера.

— Меня и ребят родители так поздно не отпустят, — сказал я, вспоминая, что обычно мы гуляем до двух-трёх часов ночи.

— Так это рядом, — обрадовалась женщина, — это садик напротив вашего дома, за забором.

Мальчик, счастливо улыбаясь, смотрел на меня, загнанного в угол.

Я заподозрил, а не подстава ли это от моих учеников? Нет, они пока не такие умные, а то бы мне пришлось ими гордиться. А вот эта мелкая кудряшка хитрец, всё разузнал, подготовился, прямо интересный экземпляр!

«Бабаджи, можно мне не учить его?» — мысленно спросил я.

«Благословляю тебя, дитя, можешь учить».

«Что?!»

«Благословляю, иди и учи».

«Шива… ладно, можешь не отвечать, я уже понял…»

— Летом я закончу школу и уеду учиться в какой-нибудь институт.

— Но ты же будешь приезжать на каникулы, — подал голос мальчик.

— Ладно, заходи. Спасибо, что договорились насчёт зала, ребята будут очень рады.

— Не за что. Занимайтесь на здоровье. Вов, я пойду?

— Да, спасибо, мам.

Он зашёл, и я закрыл дверь.

— А что это было?

— Когда?

— Тогда в школе.

— А-а, магическая медитация на пяти стихиях. Солнце — огонь, гора — земля, ветер — воздух, озеро — вода, дерево — рост и развитие. Меня ей стихийные духи научили.

— Мне очень понравилось, особенно из семечка в дерево вырастать.

— Да, превращения обычно всем детям нравятся.

— Так ты будешь меня учить?

— А ты будешь звать меня учителем?

— Да, учитель! — отозвался он преданно и восторженно.

Глядя в его хитрые, но такие ясные и чистые глаза, я пытался понять, играет он или нет.

— Тогда ни за что! — сказал я, ухмыляясь.

Тут он и прокололся, заливаясь смехом. Смеялся он очень весело и заразительно, и я засмеялся вслед за ним.

— Ты сюда ржать пришёл или заниматься? — строго спросил я.

— Колька сказал, что вы постоянно ржёте.

— Убью этого болтуна. Теперь ясно, от кого ты всё узнал… Будет у меня на гвоздях спать, как настоящий йог. Как говаривал один мой знакомый демон, когда ученик созрел, приходит учитель, чтобы его сорвать и съесть.

— Ты слушаешь шёпот неведомых слов, и кружится голова. Дай себя сорвать, дай себя сорвать… — пропел он.

— Ты тоже Пикник слушаешь? Чёрт, ну как такому отказать!

— Никак.

— Интересно родиться снова в серебристом лотосе в ожидании чуда…

— Как свободно бьётся сердце людей родом ниоткуда.

*

Последний год в школе. Это такая радость! Стоит об этом подумать, сразу настроение поднимается! Ещё немного потерпеть — и на волю, в жизнь! Я на радостях даже учиться начал. По русскому четвёрки — фантастика! — а за сочинения так вообще пятёрки. Подружился с учительницей биологии. Она мне всегда нравилась, а тут оказалось, что она тоже эзотерикой интересуется. Я ей «Тайную Доктрину» Блаватской давал почитать и «Книгу медиумов» Кардека. Теперь хоть есть с кем поболтать на интересные темы, и, конечно, одним из экзаменов я выберу именно биологию.

*

Начал дополнительно заниматься физикой. Учитель зверь — всё время обещает мне врезать, если я думать не буду, но мне нравится у него заниматься, хоть он и курит. Даже просто быть рядом хорошо. У меня вместо отца пустота, вот я и пытаюсь её заполнить. Тянусь к нормальным мужчинам, которые по жизни попадаются. У учителя физики прозвище Штирлиц, так он на него похож. Он меня со своим учеником познакомил, тот сейчас в Можайке учится. И он агитировал меня к ним поступать. Говорит, что у них самые новые компьютеры на радиотехнике. Может, правда в Питер поехать? Только у меня сомнения в своих силах. Не чувствую, что смогу хорошо экзамены сдать. Разве что физкультуру.

Отправили в Можайку письмо. Прислали пригласительный билет.

*

Сегодня один из дней, когда я будто прозреваю в ясности и слова перестают быть мешаниной неповоротливых валунов, а покойный ум отражает суть. Как бы я хотел подольше не терять этой чистоты.

Бабаджи всё-таки меня заразил. Хожу, а в голове «Ом намах Шивайя!» — с какими-то русскими народными продолжениями. Смешно и одновременно странно, ведь в словах всё правда.

Ом намах Шивайя!

Чистые небеса.

В тебе одна отрада.

В тебе одна краса.

Ом намах Шивайя!

Тело отдаю.

Будет ясным храмом.

В нём тебя люблю.

Ом намах Шивайя!

Весь я пред тобой.

Жизнь в меня вдыхаешь.

И теперь я твой.

К людям я такой преданности никогда не испытывал. А затем приходит понимание, и всё исчезает в ясном сиянии истины.

Переполненный сутью,

Растворяюсь, любя.

Эта жизнь мне награда,

Ибо знаю тебя.

Я, как в храме лампада,

Перед ликом твоим.

Эта жизнь мне награда,

Если буду твоим.

Мне и жизни не надо.

Мне не нужен покой.

Только ясное пламя.

Только вечность с тобой.

Но приходит тот миг,

Когда нету меня.

Но приходит тот миг,

Когда нету тебя.

Неделимая суть

Без тебя, без меня.

Нерушимая правь

Установит себя.

В свете ясности вновь

Изливается: «Ом!»

Безграничное счастье,

Каждый целым рождён.

Наблюдаю за собой и сам себе удивляюсь. То в Лору Палмер влюбляюсь, то в Шиву и Кали. Что ещё есть во мне? Как же приятно отпустить себя и без оглядки отдаться падению в бездну своего естества.

Мне не уйти от этой темноты,

Не убежать и никуда не скрыться.

Мне некого просить и некому молиться.

В её объятиях могу я лишь смириться,

Отдать себя и позабыть навек.

Придёт рассвет, мои глаза закрыты.

Прикосновенья рук, могильная труха.

Придёт рассвет, и вены перевиты

Глухим узлом немого бытия.

Меня зовут живыми именами,

Мне говорят, что кончен этот век.

А я кричу бездомными домами,

Не веря в то, что снова человек.

А сердце бьётся и находит руки,

В них нежность и такая теплота.

А сердце бьётся и не отвернётся.

Оно не знает: не вернуть меня.

Заплачет друг, увидев эти муки.

Ну что ты, милый, не жалей меня.