— Да, с твоими ногами далеко не убежишь. Зато с такими руками можно ой как далеко уплыть, особенно по течению. — У меня внутри всё оборвалось и заледенело. Наверно, я побледнел. — Не ссы, герой. — Он сжал и легонько потряс меня за плечо. — Я никому не скажу. Мне интересно, как далеко ты зайдёшь на этот раз. Но учти, он будет последним. Ты исчерпал свой запас, больше она тебя не простит.

У окна стекло пыльное.

У меня душа — вынь её.

Ну зачем она, горькая,

Всё поёт, кричит: «Вольная!»?

А в окне с зимы ватный снег.

За окно! Домой! Быстрый бег.

Только дома нет давно у нас,

И решётки в окнах, словно божий глас.

День побега наступил. Нас повели на речку купаться. Для детей сделали лягушатник. За нами следили, но сетка ограждения начиналась не у самого берега, а где-то на метровой глубине. Мы играли в догонялки, ныряли, поднимали тучи песка. Я специально, чтобы вода стала мутной. Потом я нырнул и под водой миновал первый столб ограждения. Вынырнул уже в кустах плакучей ивы, что росла прямо в воде ниже по течению. Посмотрел на берег. Моё отсутствие пока осталось незамеченным. А до того, как всех выгонят греться на берег, оставалось примерно минут двадцать. Я снова нырнул. И вынырнул почти у плотины, с которой ныряли и купались обычные мальчишки. В одном проёме доски были убраны, и вода сильным потоком текла дальше. Я поплыл, подхваченный течением, вслед за группой смеющихся ребят, миновал цепи. У конца плотины снова нырнул и в быстром потоке оказался много ниже по течению. Плотина осталась позади. Я уплыл очень далеко, когда услышал шум моторки. Подплыл к берегу и затаился в камышах. Меня бил озноб, зубы стучали. Из-за поворота реки появилась лодка. На ней, помимо рулевого, сидели Генка и физрук.

«Он меня поймает, — подумал я, — обязательно поймает. Мне с ним не тягаться, он на войне не таких выслеживал». От этих мыслей стало тоскливо, а в теле разлилась предательская слабость. Боясь, что физрук меня почует, я набрал воздуха и скрылся под водой, держась за стебли камышей. Прошла моторка, меня качнуло волной. Когда воздуха совсем не осталось, я вынырнул и стал лихорадочно думать, что делать дальше. До ближайшего посёлка с железнодорожным мостом через реку, перед которым, как я думал, товарные поезда притормаживали достаточно, чтобы на них запрыгнуть, я не доплыл. Но железная дорога шла вдоль реки, и можно было, добравшись до ближайшей станции, сесть на электричку. Лето жаркое, на мальчишку в одних трусах никто не обратит внимания и билет требовать не будет. Жалко, удочки нет, чтобы за рыбака сойти.

Я вылез на берег и направился в сторону железки. Вышел к насыпи. Босиком по высохшей колючей траве, что торчала из щебёнки, идти было больно. Тогда я пошёл по шпалам. Периодически прикладывался ухом к горячему рельсу и слушал, чтобы вовремя успеть укрыться в кустах, если будет проходить поезд. Так я двигался около двух часов, пропустив за это время несколько товарняков, прогромыхавших на большой скорости.

Впереди показался поворот, дорога скрывалась за деревьями. Я внимательно смотрел под ноги, потому что пару раз уже чуть не наступил на острые осколки от битых бутылок. Когда я поднял голову, то увидел сидевшего на рельсе физрука. До него оставалось около пятидесяти метров. Он смотрел на меня, привычно щурясь от солнца. Я замер, ноги стали ватными и словно занемели. Он сидел не шевелясь. Я даже не пытался бежать. Медленно приблизился и сел с ним рядом. Неизбежное надвигалось, и сколько ни оттягивай, ничего не изменится. Он придвинулся ко мне вплотную. Положил одну руку на бедро, а другой обнял за плечи. Я почувствовал в этом нечто большее, нежели просто участие. Только сердце моё омертвело, и я даже не удивился.

— Ты мне нравишься, — как-то сдавленно, словно ему с трудом давались слова, произнёс он, затем кашлянул и добавил: — Если выживешь, заберу к себе.

Мне было всё равно. Неизбежность накрывала ватной пеленой.

— Не стоило выходить на дорогу, — добавил он. — Надо было ждать в воде до темноты и ночью плыть дальше.

— Я её боюсь. Тьму.

— Думаю, ты посмотришь ей в глаза.

Меня вновь привели к Антонине. Даже не поднимая взгляда от бумаг, но пожирая меня всем своим существом, она произнесла только одно слово: «В чулан».

Меня отвели вниз, втолкнули в тёмную кладовку и, забрав всю одежду, захлопнули дверь. Тьма окружила меня, подступила и завладела. Я сжался в маленький комочек и заскулил, как зверёк, загнанный в угол. Отблески разумного, человеческого сознания гасли во мне. Скоро их не осталось совсем.

========== 12. Амит ==========

Миновала неделя. Бха не подтрунивал над ним, как раньше, не заставлял ничего делать и сам был каким-то тихим, словно за этот год что-то перегорело в нём или он так и не поверил, что Амит вернулся. Это давило на нервы, хотелось куда-нибудь сбежать, вырваться из гнетущей атмосферы, и мальчик не выдержал.

— Мне надоело отдыхать. Я уже целую неделю ничего не делаю! Может, ты чего-нибудь придумаешь для меня, Бха?

— Захотелось новых приключений? — печально спросил отшельник. — Что ж, пока ты был в пещере, в наш мир пришёл Чёрный Бог. Своей волей и силой он уже обратил в рабство несколько народов. Я чувствую, что скоро придёт черёд нашей страны. Для всех наступят тяжёлые времена. Я ощущаю дыхание его тёмных намерений. Всеобщее рабство — вот чего он добивается. Чёрный Бог порабощает изнутри, проникая в самое сердце. — Бха протянул Амиту резную шкатулку. — В шкатулке бумаги, отнеси их в монастырь, что в трёх днях пути отсюда. Выполни всё, что скажет настоятель. Общение с мальчишками из монастыря пойдёт тебе на пользу. Иди и будь осторожен.

— Хорошо, Бха.

Скомканно простившись — ему не терпелось поскорее уйти, — он покинул пещеру, спустился в зелёную долину и теперь бежал по тропинке. Тёплый ветер подталкивал в спину. Лес был прекрасен: пение птиц и шелест листвы. Воздух пьянил. Жизнь вокруг била ключом. Он был счастлив.

Впереди раздалось конское ржание и грубый мужской смех. Амит споткнулся и замер. Ветер принёс запах костра, жареного мяса и звуки пьяного веселья. Амит насторожился. Ему не хотелось никого видеть. Он забыл людей, забыл, какие они бывают, и даже слегка испугался. Мальчик скользнул с тропинки в кусты и налетел на крупного пузатого мужчину.

— Ты кто такой? — спросил тот, схватив его за плечо.

— Я странник, иду в монастырь, что в дне пути отсюда.

— Да ты не спеши! Дай на тебя посмотреть.

Он сдёрнул с Амита накидку. Обнажённый, тот сжался под его изучающим взглядом.

— Милый мальчик. Не девочка, конечно, но, думаю, подойдёшь.

— Для чего?

— Для развлечения, оборванец!

Удар по голове отправил Амита в объятия Тьмы.

«Тебе придётся их убить», — раздался шёпот, как шелест крыльев.

«Не понимаю».

«Ты или они? Так выбирай же сам».

«Что сделают они со мной?»

«Уж сделали, глупец, нескоро заживёт».

«Но почему?»

«Ты должен их убить».

«Мне всё равно, что сделали они! Лишь телу причинили боль. Мне всё равно».

«Ну что же, Светлый, сам ты выбрал путь для всех осколков разбитой души отца. А тело — это проявление сил, что есть в тебе. Похоже, что только для удовлетворения пьяных рож годится плоть твоя».