– Так зачем вы это сделали? Я имею в виду ваш маршрут. Свершившемуся факту можно найти много объяснений, но я прежде всего хочу знать, что заставляет человека пытаться сделать невозможное? Я изучил все, что известно о Солнечной Стороне и Теневой Линии. Вы никак не могли знать, что там что-нибудь найдете.

Что заставляет человека броситься в авантюру без причины и резона? Фрогу за время пути пришлось много передумать. И ни разу, пусть даже отдаленно, не смог он понять, что им движет. В большинстве случаев он отвечал себе, что делает это ради Мойры, но временами подозревал, что делает это ради самого Фрога, что он лечит свое израненное самолюбие, показывая всему человечеству, как неверно было считать его просто шутом. Но при таком толковании не принималось в расчет одно обстоятельство: неудача лишь подтвердила бы, что он просто дурак.

Так почему? Хотел утереть нос Блейку? Или было у него подспудное сумасшедшее убеждение, что он что-то найдет? Нет. Ни одной из этих причин не было достаточно.

Столько времени наедине с собой, и все же Фрог не смог себя понять.

Человек, который прячется от самого себя, прячется надежнее всех.

– Что вы нашли?

Фрог присмотрелся к Плейнфилду повнимательнее. И понял, что его первое впечатление оказалось ошибочным. Нет, перед ним не стервятник, не лис и не волк. Это змея. Хладнокровная, бесчувственная, смертельная. Хищник, не ведающий жалости. Никому не подвластный. Охота за сенсациями – лишь прикрытие. Он – кинжал в своей собственной руке.

Плейнфилд подошел ближе. В ладони его появился шприц. Фрог слабо отбивался, но игла уже вонзилась ему в руку.

Нет, подумал Фрог. Это хуже змеи. Это человек.

– Что ты нашел?

Фрог знал, что на этот раз ему не выстоять. Этот человек, эта тварь, называющая себя Август Плейнфилд и выдающая себя за репортера, лишит его победы, а потом убьет. Даже Бог на небе не поможет ему удержаться от болтовни, когда подействует наркотик, а потом – чего будет стоить его жизнь?

И Фрог заговорил. И говорил. И говорил. А потом, как он и знал, что будет, умер. Но перед смертью, когда еще мог чувствовать и понимать, он увидел в темном дверном проеме другого человека.

Смит ворвался в палату, встревоженный показаниями мониторов. За доктором, как на коротком поводке, вбежала Мойра. Смит бросился на Плейнфилда, приоткрыв рот, еще только собираясь крикнуть.

Маленький бесшумный пистолет разнес ему сердце прежде, чем какой-либо звук успел сорваться с его уст. Мойра отпрянула назад, словно марионетка, выдернутая со сцены кукловодом. Плейнфилд выругался, но не погнался за ней.

Жалость к себе самому и к Смиту захлестнула Фрога.

В Черном Мире, как и в большинстве миров, мертвых не воскрешали. Даже Блейки после смерти оставались мертвыми. Воскрешение было слишком дорогим, слишком трудным и неоднозначным по своим социальным последствиям. Да и к чему оно? Людей наплодилось столько, что отдельная жизнь давно обесценилась.

Прикончив Фрога, Плейнфилд бесследно исчез. Оба убийства остались нераскрытыми. Полицейские Корпорации искали репортера, но так и не напали на след.

За ним числилось многое. Его разыскивали за воровство, за порчу муниципальной и корпоративной собственности, за подкуп сотрудников муниципалитета и Корпорации. Но главное – за убийство Фрога и Смита.

У Блейков была долгая, очень долгая память.

В редакции «Стимпсон-Храбоски ньюс» им сказали, что в первый раз слышат фамилию Плейнфилд. Но почему тогда, настаивали полицейские, он прибыл в Черный Мир на корабле, зафрахтованном «Стимпсон-Храбоски»? Как неизвестный человек выбился в штатные сотрудники?

«Стимпсон-Храбоски» ответила молчанием почти презрительным.

Отказ от дачи показаний – тоже своего рода информация. Очевидно, за пределами Черного Мира Плейнфилд обладал немалым весом.

В пылу преследования о мотивах убийцы как-то забыли. Лишь горстка людей знала о заявке и завещании Фрога, и эти люди получили взятки от Плейнфилда. Их судили, они дали показания, которых никто не слушал. Их отправили в изгнание, то есть, одев в скафандры, выбросили за городские шлюзы, предоставив собственной судьбе.

Блейк еще раз напомнил: он всегда платит долги, даже если на это уходят десятилетия.

По завещанию Фрог оставил Мойре больше, чем кто-либо мог себе представить. Солидное состояние обеспечило ей достойное место среди жителей Эджворда.

И жизнь пошла своим чередом.

Нас не назовешь сплоченной и любящей семьей, но в отдельные моменты мы объединяемся. Как правило, это выглядит несколько странно.

Масато Игараши Шторм

Безликий Человек улыбнулся и протянул руки к Бенджамену. Он был без одежды, безволосый и бесполый. Бенджамен съежился от страха и жалобно всхлипнул. Безликий Человек медленно и уверенно приближался к нему.

Бенджамен повернулся и побежал прочь с истошным воем, с трудом отрывая ступни от клейкого тротуара. Он напрягался из последних сил, но ноги едва двигались – словно два поршня, мерно закачивающих воздух.

Улицы и стены города были одинаковы и ослепительно белы. В зданиях – ни одного окна. Двери почти неразличимы. Он бегал между домами, колотил в двери и кричал: «Помогите!»

Никто не отозвался.

Он оглянулся назад. Безликий Человек шел за ним по пятам все с той же улыбкой, той же уверенной поступью, выставив вперед руку и не ускоряя шага.

Бенджамен побежал дальше.

Теперь, заслышав стук, люди выглядывали в «глазки». Выглядывали и смеялись. Он метался от двери к двери. Смех сливался в хор.

Слезы бежали по щекам. Тело покрылось потом. Мышцы сводило от перенапряжения.

Он снова оглянулся. Безликий Человек находился на том же расстоянии, шел той же поступью, выставив вперед руку.

Бенджамен побежал по прямой, стараясь оторваться от своего преследователя. А они смеялись, наблюдая за ним с крыш домов. «Бенджамен! Бенджамен! – несся крик азарта. – Беги, крошка Бенджамен, беги!»

Задыхаясь, он бросился за угол и оказался в тупике. Застонал от страха, забился об стены, и тут… Безликий Человек надвигался, протягивая руки.

Он бросился на стены. Отчаянно искал опору для ног, способ взобраться по этой белой глади.

– Нет! Не надо!

На его плечо легла рука. Ладонь и пальцы были ледяными. Пальцы стали сжимать его тело. Мышцы вспыхнули огненной болью.

Он вывернулся и бросился на Безликого Человека, вцепился ему в горло пониже застывшей улыбки.

Невидимая рука наотмашь хлестала его по лицу, но он не ослабил хватки. Маленький кулачок несколько раз ткнул его в нос и в щеку.

И вдруг сквозь страх пробилась настоящая боль. Бенджамен дернулся всем телом, как эпилептик в первые секунды припадка.

Веки его раскрылись. Он смотрел в искаженное ужасом лицо Поллианны. Руки его были у нее на горле. Разбросанная постель, пропитанная потом. Лицо Поллианны усеяли царапины, на горле выступили пунцовые пятна – будущие синяки. Она продолжала колотить его слабыми ручками.

– О Господи… – пробормотал Бенджамен, отдернув руки. – Господи Иисусе!

Он соскользнул с кровати, склонился над Поллианной. Его била дрожь. Влажное от испарины тело озябло. Бенджамен набросил халат. Не помогло.

– Полли, милая, прости меня. С тобой все в порядке? А мне такой кошмар снился… хуже всех прежних. В этот раз он меня догнал. Прости меня. Это я ведь с ним дрался. Принести тебе что-нибудь? – Он говорил и не мог остановиться.

Сердце стучало в груди молотом. Страх не проходил. Бенджамен почти ждал, что Безликий Человек вот-вот войдет в спальню.

Поллианна кивнула.

– Воды, – попросила она хрипло. Он вышел в ванную, отыскал стакан, попытался налить. Он ронял стакан два раза, прежде чем отнес его Поллианне, полный лишь наполовину.

Поллианна сидела на кровати, съежившись, одной рукой потирая горло, и испуганно на него смотрела.