— Мортен обладает необычными силами, — признал помрачневший Кайлеан. — Должно быть, его присутствия поблизости хватало, чтобы полностью блокировать адекватное восприятие. Тем не менее, магическая камера зафиксировала истинную реальность.

Юля нахмурилась.

— Мортен — странное имя какое… Немец, что ли, или швед? Или это кличка? Раз они не ваши друзья… кто тогда они вообще, эти люди?

— Они маги, убившие вашего мужа, — без обиняков сообщил Кайлеан. — Вероятно, у меня будет возможность воздать им по заслугам.

— Но за что?! — Стон, вырвавшийся из груди Юли, слился с моим. — Лёшка, он же был такой безобидный!

— Он мог помешать и его убрали. Очевидно, в расчёты Мортена не входило восхождение Данимиры на модный Олимп.

— Я и не собиралась никуда восходить! Я учиться собиралась!

Кайлеан пожал плечами:

— Мортен этого не знал и решил не рисковать. Ты нужна была ему под рукой.

— Странно, что он так долго меня обхаживал, — горько сказала я. — Их пятеро было. Зазвали бы котёночка в подвале посмотреть — и дело с концом.

— Во-первых, Мортен собирался пойти другим путём… помнишь каким? И во-вторых… знаешь, что для тёмного мага особо притягательно? Воспользоваться чужим доверием. У колдовства тогда появляется… особый привкус… он кружит голову как вино. А высшее наслаждение — предать любящее сердце. Это особое удовольствие. Ты ведь чувствовала что-то к Мортену?

Я вдруг увидала как сузились его глаза и сжались губы, и осознала, насколько нелегко было Кайлеану принимать моё былое увлечение Мортеном.

— Ты сам говорил, что там присутствовал морок!

Юля, внимательно следившая за нашим диалогом, вдруг тревожно обняла Лёшу-младшего и пробормотала:

— Кто вы такие?..

Но мне было не до неё. Мне не понравилось, с каким знанием дела Кайлеан расписывал особый привкус предательства.

— Что-то ты много об этом знаешь.

Кайлеан чуть заметно дёрнул плечом.

— Ты — тёмный маг?

Он надменно приподнял подбородок.

— Я — ученик Мерлина.

— И что это значит?

— Мерлин воспитывает универсалов… владеющих всем спектром магии.

— Весь спектр магии… Вот как это теперь называется…

В зрачках Кайлеана вспыхнули красные угли, он рявкнул:

— Не собираюсь оправдываться! Когда мы встретим Мортена, чем больше во мне будет тёмной магии, тем лучше!

Нашу перепалку прервала Юля, которая ещё крепче прижала к себе ребёнка, отступила к стене и жалобно пробормотала:

— Только сына не троньте…

Я опомнилась.

— Простите. Не надо было вмешивать вас в свои отношения. Мы уже уходим. Эти фотографии я покупаю, но пусть они пока побудут у вас. Только не показывайте их никому… это очень опасно.

Я отсчитала деньги и положила их на стол. По моему разумению, заплачено было с лихвой. На деле, снимки оставались здесь на вечное хранение, я не собиралась их забирать. Как говорится, у каждого есть друг, способный испортить фотографию.

Из дома Абрикосовых мы с Кайлеаном вышли, отвернувшись друг от друга. И шагали молча, пока вдалеке не показалась вывеска «Кофейного рая». Тут я была вынуждена нарушить молчание.

— Почти на месте. Вон, видишь, круглая вывеска, где крыльцо и навес с коваными завитушками? Мне, наверное, ближе подходить нельзя. Я тебя здесь, в скверике подожду.

Он кивнул и решительно пошёл вперёд, даже не оглянувшись и не сказав ни словечка. Я присела на скамейку и, нахохлившись, смотрела ему вслед.

А вдруг что-то произойдёт?

А вдруг Кайлеан не вернётся?

И как это у меня получается?

Я ведь хотела поддерживать его и всячески выказывать свою благодарность, а потом взяла и нашипела. В который раз я напомнила себе, что будь Кайлеан хоть трижды тёмным магом, не стоило пользоваться его помощью, одновременно пиная за несоответствующий высоким идеалам моральный облик. И кто знает, до какой степени практическими были его знания о сладком вкусе предательства… Не надо было заводиться, но я автоматически примерила ситуацию на себя и мгновенно потеряла самообладание. От одного только предположения, что со мной снова могут поступить бесчестно, страх выморозил душу.

Ещё меня неприятно задело упоминание об увлечении Мортеном. Мне было стыдно вспоминать, какой я была доверчивой.

Где-то я Кайлеана понимала — сама старалась не задумываться о личной жизни Его Высочества. А когда всё же задумывалась, испытывала море неприятных эмоций… но, по крайней мере, не высказывалась вслух… или высказывалась?

Уже на крыльце он всё-таки бросил взгляд в мою сторону, я прочувствованно выдохнула — всё-таки посмотрел! Откинувшись на спинку скамейки, я прикрыла глаза.

Мысли закрутились водоворотом.

…Что ждёт меня в Оленегорске? Где мама с папой? Не может быть, чтобы с ними случилось что-то страшное… папа умный, он наверняка придумал что-то, чтобы им с мамой не причинили вреда… Лишь бы нам встретиться, а там всё будет в порядке… А когда всё будет в порядке, настанет пора расставания с Кайлеаном. Он вернётся в свой мир, я останусь здесь… когда через год я вернусь за Снежинкой — не встретит ли меня полноправный король вместо младшего принца… король со своей королевой… Как я смогу отпустить его, отдать другой?

…И уже не первый раз в моей голове возник вопрос — правда ли, что лучше жалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала? Может, позволить себе короткое счастье, впоследствии заплатив за него сполна? Будет что вспомнить в одинокой старости… старость моя будет, конечно же, одинокой, потому что… потому что «никто не сравнится с Матильдой моей» и всё такое…

Из лирического настроя меня вывело звучное напоминание от бабочек в животе, что любовь любовью, а обед желательно получать по расписанию.

Кайлеан отсутствовал около часа и я, устав следить за входом, пропустила момент, когда он покинул кафе.

Бесшумно возникнув рядом, он протянул стакан с горячим кофе и знакомый коричневый бумажный пакет с круглым логотипом «Кофейного рая».

— Пирожки, — сказал Кайлеан и скучным голосом добавил: — Отравленные, разумеется.

Я было с живостью сунулась в пакет, но тут замерла и воззрилась на Кайлеана снизу вверх.

— Из моих же рук… — Кайлеан Георгиевич пристально созерцал вдали нечто примечательное. — Какими они ещё могут быть…

Сказать, что его голос источал сарказм, значит, ничего не сказать. Сарказм бил фонтаном вверх и, возможно, на данный момент являлся самым высоким фонтаном в Европе.

Я достала пирожок, осмотрела и с удовольствием откусила приличный кусок.

— Ничего-ничего, — бодро произнесла я с набитым ртом. — Пирожок из твоих рук… м-м-м… мням-муам… это так приятно. Приятней может быть только… моам-муам… пирожок из рук Мортена… — Я проглотила, вновь откусила и энергично зажевала. — Я же до сих пор по нему сохну… по мнению некоторых.

Кайлеан Георгиевич сразу вышел из образа кроткого страдальца и гневно сверкнул очами:

— Некоторые ничего подобного не говорили!

— Прямо не говорили. Но намекали.

— Не намекали.

— Да? А к чему тогда были эти расспросы — чувствовала я что-то к Мортену, не чувствовала?..

Он помолчал, затем нехотя сказал:

— Само вырвалось. Просто представил…

— Богатое воображение, понимаю. У самой такое.

Потом я выпала из дискуссии, воздавая должное пирожкам и кофе. Кайлеан молча сидел рядом, упершись взглядом в двух потёртого вида мужичков, расположившихся напротив. Я жевала, отхлёбывала живительную жидкость и тоже наблюдала за происходящим. На скамье стояла шахматная доска, но в древнюю игру была внесена чисто питерская поправка — как только кто-то из игроков «съедал» фигуру, извлекалась фляга и шахматисты поочерёдно прикладывались к ней.

Прикончив пирожки и допив кофе, я умиротворённо вздохнула, обхватила кайлеанову руку, пристроила голову ему на плечо и пробормотала:

— Они милые, правда? Алкоголики, наверное, но всё равно милые.

Кайлеан Георгиевич покосился и произнёс с оттенком недоумения: