Я сглотнула и молча кивнула.

— Ч-чёрт! — сказал Кайлеан с удивлением. — Чёрт-чёрт-чёрт! Я же его видел! Он меня обслуживал несколько раз, книги приносил… ничего особенного, обычный книжный червяк…

Мы с хранителем синхронно раскашлялись, потом я через силу я заговорила:

— Это Мартин, но что-то с ним не то… Что-то неуловимое… В Питере он по-другому выглядел. Там он больше на себя настоящего был похож… мне кажется. Он уверенный такой был… победитель… охотник… А здесь характер не тот.

— Я его видел, — продолжал хмуриться Кайлеан, — и ровным счётом ничего не почувствовал… Ни маскировки, ни уровня магии…

Хранитель тревожно переводил взгляд с меня на Кайлеана и обратно.

— Что не так с Мортеном? Он же прошёл все мыслимые проверки и предоставил нужные рекомендации. Сюда кого попало не берут.

— Сейчас я отправлю леди Данимиру домой, и мы с вами выясним, что не так с Мортеном. Идите в архив и велите, чтоб нашли его дело, присоединюсь к вам скоро. Впрочем, не удивляйтесь, если дело не найдётся.

Хранитель поклонился и взмахом руки разрушил изображение Мартина-Мортена — зрелище доставило мне мимолётное, но острое удовольствие. У меня будто камень с души упал, и в голове окончательно прояснилось. Затем мастер Аттиус вдруг начал стремительно уменьшаться, обращаясь в изящного белого зверька. Через секунду на паркете перед нами стоял столбиком горностай — совсем как настоящий, только глаза у него были зелёными.

— Идите, идите, мастер, — сказал Кайлеан, — сейчас не до церемоний.

Горностай кивнул, опустился, белоснежной молнией скользнул вдоль стеллажей, а затем расплющился и просочился под плинтус. Во всяком случае, так это выглядело.

Как только мастер Аттиус ушёл, я вывернулась из кайлеановского объятия — чтобы он, пользуясь нашим соприкосновением, не отконвоировал меня домой.

— Я не хочу в Башню.

— Не будьте ребёнком! Вы хоть представляете, что за магический уровень у этого типа, если он сумел провернуть такую авантюру?

— Но теперь вы же всё быстро выясните, раз он из Эрмитании?

— Чёрта с два он из Эрмитании, — хмуро вымолвил Кайлеан. — Подите сюда и дайте мне руку.

Я немедленно переместилась за ближайший стеллаж и, глядя на Кайлеана в щель поверх книг, обвиняюще сказала:

— Ага! Значит вы что-то знаете — а мне не говорите!

— «Знать» и «подозревать» — это разные вещи. — Он подошёл, нагнулся и взглянул на меня с той стороны. — Данимира Андреевна, вы собираетесь бегать от меня по всей библиотеке?

— Может, и собираюсь, — сказала я, надувшись. — А вы — долго собираетесь держать меня в неведении? Сами говорите «не будьте ребёнком, не будьте ребёнком», а относитесь как дитятку малому. Если не хуже. Всё жду, когда вы рявкнете: «Страшила, домой!»

В узком пространстве виднелись только его глаза, но судя по тому, что возле глаз появились морщинки, он улыбнулся.

— Эх, как мне нравилось, когда вы были кошкой… — мечтательно произнёс Кайлеан Георгиевич. — За шкирку — и в дом…

Я фыркнула.

— Не фантазируйте. За шкирку вы меня брали лишь единожды, и как раз тогда, когда выдворяли наружу. А я думала: «Ничего-ничего, отольются кошкины слёзки, настанет день, когда он будет умолять меня вернуться домой!» И вот, — горделиво произнесла я, — этот день настал.

Морщинки исчезли, а глаза чуть округлились. И в то же мгновение пропали. А вкрадчивый голос произнёс в самое ухо:

— Неужто прямо так и думали?

Я вздрогнула и повернулась.

— Ну-у… почти.

Он стоял рядом, и серые глаза уже не улыбались.

— От меня бесполезно бегать, Данимира Андреевна.

Я подумала и уточнила:

— Это вы про сиюминутный момент или про жизнь в целом?

— В целом.

— Так я и не хочу. Кайлеан Георгиевич… — словно по неведомому наитию, я подняла руку с красной нитью на запястье и положила ладонь ему на грудь — как Чудовищу. — Не отсылайте меня домой. Я чувствую себя в безопасности только рядом с вами. В Башне я с ума сойду от неизвестности…

…Кайлеан молчал, застыв с видом отрешённым и чуть-чуть растерянным, будто с ним происходило нечто незнакомое, а сердце под моей ладонью билось всё сильнее. На мгновение показалось, что мы с Кайлеаном поменялись местами — ещё чуть-чуть — и он упадёт от нахлынувшей слабости. Но он сжал мои пальцы, отвёл от своей груди и тихо сказал:

— Вы лишаете меня силы… вы знаете об этом?

В ответ я упрямо сказала:

— Я не хочу в Башню. Я хочу с вами в архив.

Ему не нравилась эта идея. Но всё же он сказал:

— Хорошо. Пойдёте со мной.

Перед тем как перенестись в архив, Кайлеан набросил на меня заклинание — филигранное переплетение «вуали» и «отвода глаз», как он пояснил, его собственное творение.

— Мой гибрид не так заметен, как «вуаль» или «отвод» в чистом виде, и гораздо устойчивей — не надо обновлять, будет держаться столько, сколько надо. Внешность у вас привлекающая внимание, сейчас это опасное качество. У Мортена может быть сообщник среди хранителей библиотеки. Пока не видна картина в целом, вам лучше держаться в тени. Вас будут видеть, но воспринимать как нечто незначительное.

— Да-да-да-да-да, — сказала я, нетерпеливо гарцуя подле него, — согласна на всё, даже на бумажный пакет с двумя дырочками. Только не бросайте меня в терновый куст, я постараюсь быть полезной.

Кайлеан Георгиевич скептически поморщился.

— Основную пользу вы принесёте, если сольётесь с обстановкой и будете вести себя тихо.

— Я не собираюсь носиться кругами с кудахтаньем «Ловите злодея!» Но у меня есть одна идея — насчёт сообщника. Чтобы её проверить, от вас кое-что потребуется прямо сейчас.

— И что же?

— Вы только не удивляйтесь. Покажите мне его ещё раз.

Кайлеан долго изучал меня, потом спросил:

— А вы уверены в своих силах?

Я кивнула.

— Не волнуйтесь. Я чувствительная, но не до крайней степени, не считайте меня таким уж нежным цветочком. И вообще я быстро адаптируюсь. А тогда я просто поплыла от неожиданности — это же невероятнейшая вещь — чтоб какой-то Мортен из эрмитанской библиотеки оказался тем самым Мартином из Петербурга… Но он всё-таки оказался.

— Хатшепсут случается, — сказал Кайлеан.

— И было ещё это отвратительное ощущение дурного сна наяву… Знаете, как иногда бывает в ночном кошмаре? Сперва возникает стойкое предчувствие, что произойдёт что-то ужасное, а потом всё начинает развиваться именно так — по наихудшему сценарию и неотвратимо… Б-р-р-р… — Я передёрнулась. — Но теперь ничего не остаётся, надо принимать новые факты как данность. Так что покажите мне Мортена. И самое главное — представьте его таким, каким вы запомнили. Не надо показывать слепок с воспоминания мастера Аттиуса. В этом, собственно, весь смысл.

Не тратя время на дальнейшие расспросы, Кайлеан поднял призрачную фигуру из омута своей памяти. Я стиснула зубы, но глядела, даже не моргая.

…Не мудрено, что Его Высочество назвал Мортена «книжным червяком». В его исполнении тот сутулился ещё больше, мечтательные голубые глаза смотрели сквозь очки рассеянно, улыбка имела оттенок неуверенности. В руках фантом держал высокую стопку книг, которую придерживал подбородком, и, казалось, шатался от непосильной тяжести.

— Смотрите внимательно, Кайлеан Георгиевич. Видите отличия? У мастера Аттиуса и у вас — неодинаковые представления о Мортене. Мастер помнит его как славного улыбчивого парнишку, а у вас, простите, иллюстрация к расхожему штампу под названием «хилый книжный червь не от мира сего». Все вкладывают в реконструкцию облика частицу личных представлений. К тому же, возможно, что Мортен по-разному показывался разным людям. Так вот: хорошо бы выстроить в ряд всех, кто помнит Мортена, и сравнить их фантомы. И если в чьём-либо исполнении Мортен будет иметь крылышки и нимб над головой… ну, или иметь слишком соблазнительный вид… улавливаете идею?

— Улавливаю. Да, взглянуть будет не лишнее. Возможно, сам факт пособничества из памяти вымыт, но эмоции — в силу их кажущейся незначительности — могут оказаться нетронутыми.