Таинственный спаситель — Мерлин? К чему тогда была нужна пытка неизвестностью? Или это дама… которой однажды ночью вдруг пришла блажь пообщаться с напуганной кошкой мужским басом?

— Добрый день, — сказала я. — Мы пришли. На чашечку грога… ну и вообще… поговорить.

— Добрый, добрый, — благосклонно кивнул Мерлин и добавил многозначительно: — Но не для всех.

Сердце моё ёкнуло, а Мерлин продолжил, глядя в сторону Сильвера:

— В конце концов, это уже становится невежливо. Монти, прекращай ломать комедию. Или у тебя одни гости должны принимать других?

С плеча Сильвера с пронзительным криком сорвалась разноцветная птица, а сам Сильвер осел на пол бесформенной тёмной грудой и развеялся без следа. Попугай же опустился в кресло и увеличился в объёме, преобразившись в человеческое существо. Тот, кого Мерлин назвал Монти, тоже не был молод; смуглую кожу узкого лица расчертили морщины, в длинных тёмных волосах контрастно выделялись белые пряди, однако большие, навыкате, глаза глядели из-под излома угольных бровей с пугающей силой. В отличие от Мерлина, одетого буднично в клетчатую рубашку и шерстяную кофту на пуговицах, этот человек выбрал в качестве одеяния чёрный кожаный камзол с широкими обшлагами, украшенными пуговицами. Белая рубашка, выглядывавшая из-под камзола, пожелтела от времени и морской воды, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные брюки, выглядели потрёпанными… хотя на пальцах сверкали перстни, а на шее — золотая цепь.

«Садитесь», — было велено нам низким гулким голосом, и я поняла, что вот этот-то и есть — точно! — тот самый. Чёрные глаза вперились в нас так, что вспомнился булгаковский «бездонный колодец всякой тьмы и теней».

Я присела на краешек ближайшего кресла, Кайлеан остался стоять. На столе возникли две изящные кофейные чашечки с янтарной жидкостью. Пресловутые чашечки грога?

— Итак, — мрачно продолжил хозяин корабля, — вы появились, и вы вместе. Не смотря на пылкие клятвы юной леди. Прискорбно, прискорбно…

Дымчатая дама отставила бокал и произнесла звучным контральто:

— Ну, погоди же, Монти. Позволь прежде поздороваться с детьми. — (Я встрепенулась. И этот голос был мне знаком!) — Здравствуй, мастер Кай, наконец-то мы свиделись. Здравствуй, девочка с Севера…

— Няня? — воскликнул Кайлеан и сделал шаг вперёд, однако Мелисса остановила его мягким жестом.

— Увы, Кай, человеческий облик — лишь благая иллюзия, дарованная по случаю дружеского визита. Так что руку ты мне поцеловать не сможешь. — Иллюзия на мгновение растаяла, и в кресле я увидала серого зверька, сидящего на задних лапах. Передними лапами крыса держала напёрсток с рубиновой жидкостью. Потом на месте крысы вновь возникла дама приятной наружности. — Я рада, что наши визиты удивительнейшим образом совпали по времени, — продолжила она.

— Угу! Ей удивительно! А я-то гадаю — что за явление в неурочный час? — непонятно, но явно саркастически произнёс хозяин. — Он повернулся к Мерлину. — Ещё скажи, старый пройдоха, что тебе тоже удивительно!

— Не такой старый как ты, заметь, — отозвался Мерлин. — Полно, Монти, не пеняй Мелиссе, она тут не причём. Лишь я знал, что развязка близится. Итак, они пришли и они вместе. Сказка состоялась. Что скажешь?

— Вот что скажу — банальнейший конец у твоей сказки, Мерль, — заявил хозяин, разглядывая меня и Кайлеана с кислым видом. — Счастливый конец — что может быть скучнее? Вот, помню, однажды в Вероне…

— Верона — всего лишь вымысел барда, послушный прихоти его воображения. Возможно, когда Уильям сочинял свой опус, его терзало несварение желудка, оттого и вышла веронская история занятной, но чересчур пессимистической. Хотя и вполне жизненной. Смею утверждать, счастливый конец в реальности встречается куда как реже, нежели в книгах. Так что рисковал я преизрядно.

Я только хлопала ресницами, слушая этот диалог, но Кайлеан с металлическим холодком в голосе произнёс:

— Пари?

— Я пыталась их отговорить, — поспешно заговорила Мелисса и поставила бокал на стол. — Но они упёрлись лбами, как мальчишки.

— В чём суть? — таким же металлическим голосом спросил Кайлеан. Он смотрел только на Мелиссу.

Та вздохнула:

— В ту ночь, ночь, когда Данимира оказалась на мосту, мы были вместе — я, Мерлин и… — она посмотрела на сидящего в кресле хозяина корабля, — и Монти… Монте-Кристо…

— Монте-Кристо?! — вырвалось у меня.

Хозяин корабля пробасил:

— Всё равно никто из обитателей вашего мира не способен произнести ни единого подлинного имени моего мира. Так пусть же будет Монте-Кристо. Я принял сие символическое прозвище, ибо за столетия праздного безделья ознакомился не только с реальной историей… довольно примитивной, надо сказать, — желчно ввернул он, — но и с множеством вымышленных историй, оказавшихся не в пример занимательней. Судьба человеческого существа, вырвавшегося на свободу и отомстившего своим врагам, тронула меня более других. Ибо всё так и будет — моим тюремщикам воздастся. Сладка и страшна будет моя месть.

Судя по всему, второй том запаздывает, промелькнуло у меня в голове, а Кайлеан перевёл холодный взгляд на хозяина:

— Насколько понимаю, кому-то из нашего мира всё же удалось произнести ваше имя?

Раздалось шипение, свечи затрещали, их огоньки затрепетали, рискуя погаснуть. Вместо фигуры хозяина возникло образование, напоминавшее клубящееся фантастическое облако; в нём вспыхивали некие протуберанцы и извивались какие-то чёрные щупальца.

— Вызов демона, ха! Глупцы, дилетанты!.. — донеслись из облака яростные восклицания. Облако сгинуло и Монте-Кристо, вернувшись в прежний облик, заговорил уже более сдержанно: — Обладая лишь крохами знаний, они вознамерились подчинить себе мощь мира, рождённого под другой звездой; мощь, природу которой постичь так и не смогли, но всё же раскинули свои сети… и пали жертвой собственной самонадеянности. Моё положение не есть результат их искусства, лишь плод отвратительного, глупейшего — хотя от этого не менее трагического — стечения обстоятельств…

Он вновь заклубился и на мгновение покрылся щупальцами.

— Я всего лишь пролетал мимо паршивой планетки! — рявкнул хозяин корабля. Потом опять стабилизировался и уже спокойно продолжил: — Опуская все перипетии, я, вместе со своим кораблём, оказался заперт здесь, а виновные скрылись… в недосягаемой для меня области.

Кайлеан долго разглядывал Монте-Кристо, будто что-то в словах хозяина навело его на размышления… и мне вдруг показалось, что боевая готовность, ощутимо исходившая от него с самого утра, несколько утратила свою остроту… Кайлеан повернулся к Мелиссе:

— Итак, вернёмся к пари?

— В ту ночь мы навестили старого знакомца, чтобы общением развеять чёрную меланхолию, с особой силой завладевшую им в ту пору. По счастью, в некоторых пределах Монти может покидать корабль, хотя сойти с моста ему не дано. Невидимые для вечерних гуляк, мы устроились на перилах Тучкова моста, пили вино, разговаривали о вещах важных и не очень, любовались лунными бликами на воде… — («Пикник на перилах», — подумала я, вообразив эту картину.) — Монти первым почувствовал, что в окрестностях Тучкова происходит нечто странное. Как сейчас помню, несколько раз он замолкал, будто к чему-то прислушиваясь. Наконец, пустив в ход магическое зрение, он обнаружил, что поблизости производится обряд жертвоприношения. Тут, признаться, у нас вышел спор касаемо вмешательства в неизвестную коллизию… — лицо Мелиссы исказила виноватая гримасска.

— Я даже не спрашиваю, кто был против вмешательства, — сказал Кайлеан в сторону, но Монте-Кристо услышал.

— Да, это был я. И что? Тот любопытный индивидуум, в чью пользу проводился ритуал, был на грани… он просто-напросто пытался выжить… Почему я должен препятствовать кому бы то ни было поправлять здоровье?

— Поправлять здоровье?! — задохнулась я, но Кайлеан быстро поймал мою руку и многозначительно сжал её. Я осеклась на полуслове, заставив себя вспомнить, что нахожусь в зависимости от странного узника нашего мира.