Все они недоверчиво смотрят друг на друга.
— Ты сделала это — ты что, волшебница? — с подозрением спрашивает Дэклан.
— Нет… по крайней мере, я так не думаю, — отвечаю я, подбирая книгу, которую ранее читала и видя, что она полностью обуглена.
— Ты так хорошо поешь, — указывает Дэклан.
— Ты ужасная певица, — кивает в согласии Эйон.
Я морщу нос.
— Я не знала, что это был Американский идол.
— В заклинание огня ты вплела любовь и желание, — вдумчиво говорит Бреннус. — Твоя сила — твоя способность творить любовь и желание, и сюда ты добавляешь огонь. Как ты сказала? «Умело умереть в своем жарком огне» — ты почти покрыла нас огнем. Эта твоя способность вытягивать энергию — ты соперничала с тем, что я могу сделать с твоей первой попыткой.
Подняв руку, я говорю:
— Трудяга, — глядя на разрушение, которому подверглась моя библиотека. — Думаю, когда ты решишь научить меня другому заклинанию, мы должны будем выйти наружу, — добавляю я, видя, что диван до сих пор тлеет.
— Ты не можешь учить ее чему-нибудь еще, — серьезно говорит Эйон, — она нас всех убьет.
— Начиная с тебя, любитель nevarache, — говорю я, скрещивая на груди руки.
— Это не смешно, — кислым тоном отвечает Эйон, поднимая руки в защитном жесте.
— Можешь попробовать еще одно заклинание? Можешь сотворить дождь? — с волнением в голосе спрашивает Бреннус, игнорируя хмурого Эйона.
— Не знаю. Ты уверен, что хочешь, чтобы я снова попробовала? — спрашиваю я, оглядывая катастрофу в моей комнате.
Бреннус пренебрежительно машет рукой и говорит:
— Я починю это.
— Ты хочешь дождь? — спрашиваю я, разыскивая в своем разуме какую-нибудь рифму для дождя.
Бреннус кивает.
Я начинаю притягивать ко мне энергию комнаты, параллельно думая о какой-нибудь рифме.
— Любовь, которая может выдержать боль двух сердец. Любовь, которая позволяет дождю катится по щеке. С потолка на нас начали падать мягкие капли дождя, намочив все в моей комнате и рассеивая дым. Когда вода капает на волосы парней, глядя на их ошеломленные лица, говорю: — Я сделала и это тоже. Если тебе нравиться это, подождите ребята, пока не услышите Оззи Озберн.
Прежде чем я успеваю отойти от него, Бреннус хватает меня за талию и начинает кружить по комнате.
Затем он останавливается и прижимает меня к себе.
— Ты такая умница, Женевьева. Откуда ты взялась?
— Из Детройта, — отвечаю я, чувствуя себя до странности счастливой, в то время как они смеются над моим комментарием.
Смотрю через плечо Бреннуса и вижу, что возле лестницы стоит Финн. Он, как и все мы, весь промок. Из меня вырывается мягкое рычание, и Бреннус напряженно задвигает меня за себя. Когда он видит, что я рычу на Финна, он расслабляется и небрежно обнимает меня за плечи. Меня не обманешь; он делает это, чтобы успеть поймать меня, на тот случай, если я снова решу убить Финна.
Глядя на Финна, я не могу оторваться от боевого топора в его руке. Он наподобие того, что создал Бреннус, с длинной серебряной ручкой и позолоченным наконечником, но топор — это немного другое. Это больше похоже на молот, чем на топор. Он медленно приближается ко мне с оружием, его бледно-зеленые глаза выглядят опустошенными.
Финн останавливается передо мной. Он держит свое оружие на вытянутой руке и говорит:
— Пожалуйста.
— Нет, — резко говорю я, зная, что он хочет услышать из него свою песню. Он снова хочет услышать свой дом. — Она больше никогда не вернется домой. Ты украл это у нее, — тихо говорю я о том, что он сделал с Молли.
— Парни, подождите внизу.
Глядя на парней, говорит Бреннус, пока я смотрю на Финна. Бреннус что-то говорит Финну, на языке, который я не понимаю. Финн, не отрываясь от меня, кивает.
Бреннус разворачивает меня, и говорит:
— Я буду внизу, mo chroí.
Не уверена должно ли это было меня успокоить или угрозу, чтобы я не напала на его брата, но я киваю ему.
Когда все ушли, Финн говорит:
— Я люблю ее.
— Финн, ты ее любишь, или она просто объект твоего желания? — спрашиваю я.
Он хмуриться.
— Я способен любить. Не только тебе посчастливилось испытать это.
— Ее семья ее тоже любит, — отвечаю я. Фин перестает хмуриться и снова становиться грустным. — Теперь ты ее máistir — ее судья, присяжные и палач обрекший ее на другую жизнь — жизнь нечисти.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — с болью во взгляде спрашивает он. — Я вместе с Эйоном и Кифом наблюдал за ней несколько дней. Мы в любом случае собирались забрать ее. Нас бы ничего не остановило — она твой друг… она привяжет тебя к нам
Я чувствую укол вины, от того, что не смогла защитить ее — и она стала их целью.
— Эйон и Киф тоже спрашивали ее.
Я бледнею, подумав о том, что не Финн мог стать мастером Молли, а Киф или Эйон. Я оцепенело сажусь, чувствуя, как меня пробивает дрожь.
— Я знаю, что это моя вина. Знаю, что мне проще винить себя за это, — шепчу я.
— Я люблю ее… я действительно ее люблю, — говорит Финн, присаживаясь рядом со мной. — Она… она заполняет всю мою пустоту, накопившуюся за целую вечность — поскольку я заставил брата умереть вместе со мной.
— Это не ты. Это был Аод, — говорю я.
— Моя вина. Если бы не я, Бреннус бы не превратился в Gancanagh. Это был не его выбор, — говорит Финн, пустив голову, и держа молоток перед собой.
Из-под лестницы раздается голос Молли:
— Шиш вы двое, хватит говорить о чувстве вины.
Она отталкивается от стены, у которой только что стояла и слушала нас. Шагнув к дивану, она протискивается между Финном и мной, и обнимает нас обоих.
— Два моих самых любимых человека, вообще не люди, и они оба жалуются на это. Я не скучаю по человечности, — сообщает нам она. — Вторая жизнь стоит этой вечности. Ты можешь либо жить в этом беспределе, либо под ним. Ты либо принимаешь объятия судьбы, либо будешь похоронен ею.
— Молли, я всегда думала, что ты вампир, — говорю я и слышу, как Финн шипит на меня, как будто я оскорбила ее.
— Да, но теперь я могу дать вампиру под зад, — улыбается Молли, показывая свои клыки. Она показывает мне ее внушительное вооружение.
— Злюка, — замечаю я в то время, как она показывает мне свои новые туфли, которые купила в торговом центре.
— Эвис, так ты собираешься остановить дождь? Потому что мы уже поняли. — Говорит Молли, держа руки над головой, как зонтик.
— Эээ…. конечно…, - запинаюсь я, пытаясь придумать рифму. — Дождь, дождь уходи, придешь на следующий день, — в спешке пою я, притягивая к себе энергию, а затем отпуская ее.
— И снова детский сад поднимает свою уродливую голову, — говорит Молли, потому что она знает эту рифму.
— Видимо, потешки создают большие заклинания, — пожимаю я плечами, в то время как с потолка перестает лить дождь.
— Полезно знать, — отвечает Молли, выжимая воду из своей рубашки и оглядывая катастрофу. — Так ты перестала хандрить, или как?
— Я не хандрила, — защищаясь отвечаю я, — Я мстила за моего друга.
— Я сама могу о себе позаботится, и я не хочу быть отмщенной, — отвечает Молли. — Я выбрала эту жизнь. Так что сделай мне одолжение. Прости Финна, прежде чем его добьет чувство вины. Я единственный человек, которого он когда-либо обратил.
Я смотрю как Молли вытирает Финна, а когда она говорит, они так горячо смотрят друг на друга.
— Я постараюсь простить тебя, Финн, — вздыхая, говорю я.
Финн улыбается своей ангельской улыбкой и говорит:
— Спасибо, Женевьева.
— Если ты обратишь еще кого-нибудь из моих любимых, я тебя убью, — мягко добавляю я.
— Я постараюсь… — Финн замолкает, показывая самодовольство Gancanagh, одаривая меня самодовольной улыбкой.
Встав с дивана, я осматриваюсь. Все обугленное и промокшее. Вздохнув, я думаю, как все это убрать. Чтобы это выяснить, потребуется какое-то время. Почувствовав в комнате потрескивание энергии, я поворачиваюсь к Финну, который притягивает ее к себе.