На моем лице засияла улыбка. Слава Богу!

– Какой смысл – продолжал толстяк. Когда он говорил, его усы двигались как гусеница по зеленеющему листку – Если мы отправим его обратно, он же припрется снова!

– Хм – отозвался кудрявый, почесывая затылок, и наконец перестав подкручивать свой приборчик.

Модник в твидовых брюках тоже скрестил руки на груди и пристально в меня вгляделся. Прошелся с ног до головы. Только сейчас я понял, что, наверное, выгляжу, мягко говоря, не очень. Брюки и кроссовки были в грязи, лицо наверняка краснющее от хлеставших меня веток, весь облитый потом.

– Тогда – мечтательно произнес модник в твидовых брюках, будто размышляя вслух – придется от него… избавиться.

Когда он произносил это слово – избавиться – его лицо стало на секунду непроницаемым, тупым и безжалостным.

Я сразу понял, избавиться – значит что-то нехорошее. Я с детства имел дар к иным языкам – поймите меня правильно. Только вот для кого: для них – или для меня? – этого я понять не смог.

– А зачем он сюда приходит? Какого хрена заявляется сюда? Ему что нужно-то? – треся перед собой тощими руками, спросил кудрявый своим шепелявым языком.

– Его и спроси – вздвинув устало брови, сказал толстяк, махнув рукой в мою сторону и развернувшись, чтобы начать что-то делать.

Я засуетился, стараясь припомнить, зачем, собственно, я сюда приперся и какого, извините, хрена мне тут понадобилось. Я не мог найти ответа. Я зачесал подбородок, оглядываясь, осматриваясь, но ничего не находя в помощь.

Я взглянул на модника, который все так же сидел задницей на приборной панели и, скрестив руки, исподлобья наблюдал за мной, ожидая ответа. Переведя беспомощный взгляд на кудрявого, я заметил, что и он, держа в руках свой приборчик, наблюдал за мной и не двигался с места. Его верхняя губа чуть приподнялась, и из-под нее вылезли два больших передних зуба.

– Я… искал.

Они все снова переглянулись, толстяк стоял ко мне спиной, но повернул голову, чтобы лучше слышать.

– Чего? – спросил модник в твидовых брюках.

– А-о-о… О-ответов. Ответов, да.

– Ответов? – переспросил кудрявый, уголки его губ чуть приподнялись, из-за чего подбородок совсем исчез.

Он с надеждой посмотрел на модника в твидовых брюках. Тот тоже взглянул на него, позже перевел взгляд на толстяка, который уже как будто ждал этого взгляда.

– Ответы у нас есть – радостно сказал кудрявый, ловко закинул приборчик на полку, откуда взял его, и, повернувшись ко мне, стал потирать руки, как муха. Глаза у него тоже были как у мухи – огромные – а тощие конечности походили на лапки. Разве что мухи не надевают костюм для дайвинга – вот все, что отличало его от мухи. Но это рушило мою теорию о креветках…

– Да, но с какой стати нам делиться с ним? – пихнув худого в бок, сказал толстяк раздраженно – С какого черта нам их ему открывать?

– Мы ведь делали так и с другими – вступил модник в твидовых брюках. Когда он говорил, его брови скомкивались и ежились, потому что он прикрывал веки и делал вид, что ему, в целом, все равно, однако он сделает снисхождение и вступит в диалог, итог которого его совершенно не интересует, а интересует его, наверное, лишь объективность и твидовые брюки, в которых он сейчас и находился – Да почти со всеми. Почему бы и с ним не проделать то же самое? Мне кажется, в конце концов он одобрил бы нашу инициативу с корабликами.

Все в задумчивости замолчали. Видимо, модник в твидовых брюках оказался прав. Хотя именно он предложил избавиться от меня – может, чтобы развлечься? – он первый подошел и протянул мне руку.

– Совершенно не важно как меня зовут, и меня совершенно не интересует твое имя. Я нисколько не рад нашей встрече, поскольку ты мне глубоко безразличен, но и нельзя сказать, что я огорчен ею. Наша встреча – факт, который мы, к сожалению, не смогли изменить, так что теперь нам придется посвятить тебя в некоторые аспекты нашей, так называемой, профессии.

Я и мои друзья, а еще этот шелудивый пес – модник жестом указал на собаку, которая, видимо, разобрав, что говорят о ней, привстала и завиляла хвостом – мы, так сказать, немножко подправляем мировоззрение человечества – так, чтобы повеселиться. Прежде это было невозможно, потому что человечество было разобщено и не имело в себе массовости. Теперь же, после нашей длительной его подготовки – любая, даже самая идиотская идея, как, например, что жизнь имеет смысл, или же, идя дальше, что смысл жизни – это создание бумажных корабликов, о чем ты, вероятно, знаешь – теперь всякая из подобных идей цепляется к людям как репейник и разрастается в них, что весьма забавно наблюдать.

Мы делаем это из чистого веселья, так как в полной мере осознаем, что жизнь не имеет смысла как такового, а значит, может иметь сотни смыслов, и каждый из них стоит себя самого. Мы избрали этот путь, потому что никакой иной не представляет для нас никакой ценности, и надеемся, что, если ты намерен остаться и пройти с нами часть пути, разделишь это мировоззрение и не будешь докучать нам банальными и неуместными вопросами о морали, ценностях и тому подобном.

Все это время он держал протянутую мне руку, ожидая, пока я ее пожму. Боясь упустить что-то, я так сосредоточился на его высокопарных фразах, что не замечал ничего, кроме ленивого шевеления его слегка пухловатых губ. Когда он закончил, я вышел из оцепенения и наконец осознал необходимость подать руку в ответ, но как только она поднялась и почти дотянулась до руки модника в твидовых брюках, он убрал ее в карман своих твидовых брюк и развернулся к своим товарищам.

– Мы сводим людей с ума! – чуть ли не крича от возбуждения, прихлопнув в ладоши, заключил кудрявый.

Собака тявкнула и ее язык заболтался в пространстве, как желе. Толстяк хмыкнул.

– Я… я согласен! – только и мог сказать я.

Толстяк снова хмыкнул, кудрявый и тощий парень захихикал, кряхтя, а модник в твидовых брюках сказал лишь:

– Безусловно.

И с этого начались самые странные часы, дни, недели или секунду моего недалекого межгаллактического путешествия.

V

– Люди не знают, что проматывать время возможно, поэтому, когда чувствуют, что это уже было, просто повторяют все свои действия еще раз. А мы знаем – объяснял мне модник в твидовых брюках – Их мозг – если он не знает о том, что перемещения во времени возможны и весьма реальны – не может в это поверить, и затемняет в сознании уже случившуюся реальность как еще не случившуюся, но уже виденную когда-то. Дежа вю.

Модник в твидовых брюках развел руками и улыбнулся. Я правда не мог в это поверить. Мы сидели в той самой комнатке, куда я так нагло заявился. Я сидел в чьем-то кресле, которых всего было три, и мне любезно отвечали на интересующие меня вопросы. Толстяк изредка вставлял свои три копейки, но ничего особого не говорил – мне показалось, я не понравился ему, но позже парень с кудрями и без подбородка шепнул мне, что толстяк сам по себе не разговорчив и ворчлив.

Мы готовились к взлету, и единственный, кто был ничем особо не занят – это модник в твидовых брюках и с весьма странным вкусом.

– Получается, размышлял я – дежа вю случается у всех сразу? Одновременно?

Модник задумался, почесал подбородок и после минутного раздумья сказал:

– Получается, так. Надо понимать, что такие общие перемещения мы совершаем достаточно редко, потому что они менее эффективны из-за небольшого расстояния перемещения. Имеется ввиду во времени, конечно. А этот приборчик – он указал на то устройство, которое недавно крутил в руках тощий кудрявый парень – Оно служит больше, так скажем, для поддержания образа. На самом деле это, кажется, сломанный пылесос, верно? – обратился он к парню без подбородка.

– Да, мы взяли его-о-о-о… Сейчас скажу, где-то в 90-х, кажется.

Модник повернулся ко мне и развел руками, а потом сунул их в свои твидовые карманы своих твидовых брюк.

– Как тогда вы отмотали время?