Дипломат, несмотря на риск скандала, сообщил о попытке шантажа в министерство иностранных дел. Руководство приняло решение срочно перевести его в другое место.

Неустанная деятельность Харела по поиску израильских предателей мотивировалась его искренней заботой о безопасности Израиля в сочетании с личной ненавистью к коммунизму. Кроме того, Харел, как и до него Шилой, стремился доказать Соединенным Штатам, что Израиль является надежным партнером. Бескомпромиссный по своей природе, как истинный крестоносец в поисках идеала Харел доказал, что он может быть святее самого папы. Если Аллен Даллес в ЦРУ и его брат Джон Фостер Даллес в Госдепартаменте видели красного «под каждой кроватью», Харел старался доказать, что в израильской спальне не должно быть даже розовых оттенков.

Харел, естественно, был озадачен, когда узнал, что в израильскую научную общину проник профессор Курт Ситта. Ситта получил образование в Праге, где его считали гением математики. Его арестовало гестапо и в силу того, что он был женат на еврейке, отправило в Бухенвальд. Ситта разделил трагическую судьбу многих руководителей компартии, оказавшихся в концлагерях; некоторые из них после войны стали работать в разведке и, естественно, привлекли к этому делу своего друга Ситту.

Он изучал ядерную физику в Великобритании, а затем преподавал этот же предмет в университете штата Нью- Йорк, в Сиракузах. ФБР, подозревая в нем коммунистического агента, подвергло его допросу и попыталось завербовать в качестве двойного агента. Именно в таких довольно двусмысленных обстоятельствах в 1953 году Ситта выехал в Бразилию. Спустя два года его пригласили прочесть курс лекций в «Технионе» в Хайфе, израильском эквиваленте американского Массачусетского технологического института. Эму нравилась страна, нравились люди, нравилась работа. По крайней мере, так он говорил, когда принял пост директора департамента физики.

Значительные успехи, которых нееврей Ситта сумел достичь в Израиле, открывали большие возможности для чехов и их советских хозяев. В период 1955—1960-х годов сотрудник разведки, работавший под прикрытием посольства Чехословакии в Тель-Авиве, регулярно встречался с Ситтой и получал от него большое количество информации. Харелу потребовалось 5 лет, чтобы выйти на эту секретную операцию.

Ясным и прохладным вечером 16 июня 1960 г. два человека постучали в дверь виллы Ситты на улице Хореб в фешенебельном пригороде Хайфы, выходившей на Средиземноморье, сильно напоминавшем сан-францисский пейзаж. Один из мужчин был оперативным работником «Шин Бет», другой — представителем специального отдела национальной полиции. Они предъявили Ситте обвинение в шпионаже.

Этот арест явился шоком для его друзей, коллег и студентов в «Технионе», а также в политических кругах Израиля. Сначала обвинения представлялись им фантастическими, но в ходе судебного заседания они были шокированы тем, что им пришлось услышать, а также тем ущербом, который Ситта нанес Израилю. Основное внимание Ситта уделял возглавляемой профессором Бергманом израильской комиссии по атомной энергии. Случайно или нет, но Ситта был арестован за два дня до того, как израильский экспериментальный реактор в Нахаль Сорек был запущен на полную мощность. Израильские аналитики сравнивают его деятельность с тем, что делали Юлиус и Этель Розенберги в США и Клаус Фукс в Великобритании, выдавшие атомные секреты странам советского блока. Ситта был приговорен к пяти годам лишения свободы, но вскоре вышел на волю и начал новую научную карьеру в Западной Германии.

Харел и в целом израильские спецслужбы постарались свести к минимуму выявленный ущерб и спасти свой имидж, который до ареста Ситты был вполне пристойным. Они попытались представить дело так, что Ситта был всего лишь мелкой сошкой, человеком, который занялся шпионажем под влиянием шантажа спецслужб Чехословакии, угрожавших его престарелому отцу. По версии Харела, Ситта снабжал коммунистов второстепенной информацией, не имевшей отношения к ядерной тематике. Он также обвинял ФБР в том, что оно не сообщило израильтянам всех данных, которые имелись на Ситту. Если бы «Шин Бет» располагала этой информацией, она могла бы разоблачить Ситту гораздо раньше.

Харел испытывал удовлетворение от своей неустанной деятельности по привлечению в Израиль новых иммигрантов. Наряду с одержимостью поиском агентов иностранных разведок и преследованием шпионов еврейская иммиграция была для Харела одной из важнейших проблем, которой он постоянно занимался. Первый шеф «Моссада» Рувен Шилой вовлек разведывательные службы в решение задач иммиграции, но Харел довел это до уровня высокого искусства.

После нескольких лет относительного затишья на «фронте» иммиграции в 1953 году наступило пробуждение этнического самосознания в двух крупнейших еврейских общинах, которые были резервуарами будущих граждан Израиля: в странах советского блока и в арабском мире.

В 1953 году после ликвидации «Алии-Бет» ее ветеран и многолетний руководитель Шауль Авигур оказался безработным. После 20 лет службы своему народу он с тяжелым сердцем вернулся в свой родной кибутц Киннерет на берегу Галилейского моря. Кое в чем ему помог его двоюродный брат, министр иностранных дел Моше Шаретт, который в 1953 году после ухода Бен-Гуриона стал премьер-министром. Шаретт позвонил Иссеру Харелу и попросил его взять Авигура обратно на службу.

У Харела эта просьба не вызвала особого энтузиазма, но он был заинтересован в хороших отношениях с Шареттом и создал новую организацию с расплывчатым названием «Бюро связи». Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул «специального помощника министра обороны». Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра.

Первоначальной задачей «Бюро связи» была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Бюро должно было объединить все усилия, направленные на достижение этой цели.

Рождение нового агентства не сопровождалось какими- либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. Все были едины в вопросе вывоза советских евреев на сионистскую родину.

Время, выбранное для создания этого агентства, вовсе не связывалось с необходимостью оказать помощь родственнику Шаретта, но было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос. Однако после Корейской войны израильские лидеры, считая, что им уже нечего терять, решили взять откровенно прозападный курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии прекратилась, а в Советском Союзе появились тревожные признаки антисемитизма.

Для выполнения своей миссии — поддержания связи с еврейскими общинами — «Бюро связи» стало направлять своих сотрудников под видом дипломатов в Советский Союз, где была вторая но величине еврейская община — 3 млн. евреев, которая по своей численности уступала только 6-миллионной общине в США.

Своих представителей Авигур подбирал очень тщательно. Прежде всего они должны быть добровольцами, которые продемонстрировали высокую приверженность идеалам сионизма. Они должны были хорошо знать еврейские традиции и обычаи, поскольку большую часть своей работы им пришлось бы проводить в еврейских синагогах. Израиль не мог уронить свое достоинство, направляя представителей, которые не сумели бы принять участия в ортодоксальном иудейском богослужении.

Дипломаты «Бюро связи» должны быть достаточно молодыми, чтобы хорошо переносить физические и моральные нагрузки, связанные с выполнением задания. Жизнь в Москве была не очень комфортной, но им еще надо было совершать длительные и утомительные поездки в разные уголки Советского Союза. Предпочтение отдавалось женатым парам с детьми. Израиль не хотел направлять в посольства одиноких людей, которые могли стать объектами сексуального искушения и шантажа. Кандидаты должны были владеть разговорным русским языком.