— Беги навстречу тачанке, — советует между тем Ибрагим Зачерию. — А еще лучше — ложись за кобылу и целься в меня. Жду сообщений о Рамазане, полковник торопит.

Он вскакивает на коня и мчится к лесу. Сзади гремят выстрелы — Зачерий разряжает свой карабин.

Подкатывает тачанка. Петру все ясно без слов.

— Зарвался Максим, ускакал! — вздыхает Зачерий. — А тут их десятка два… Добей коня, жалко. У меня патронов больше нет…

Петро разряжает обойму. Зачерий снимает с коня седло.

— Может, поищем Максима? — предлагает Петро.

— В лесу? — А из леса, словно в ответ: фьють, фьють… Пули ложатся совсем рядом. Бойцы бросаются на траву, Зачерий снова скрывается за трупом лошади. Петро вскакивает на тачанку, разворачивает пулемет. И вдруг со стоном валится на него.

— Отходи, — командует Зачерий. Теперь он старший.

Бойцы отползают к дороге. Зачерий вскакивает на тачанку, догоняет их.

— Садись на ходу! — дико орет он, нахлестывая лошадей. — Пуля — дура…

Тачанка несется к обозу. Здесь Петра перевязывают, укладывают на мешки с зерном. Обоз медленно движется к станции.

Той же ночью Зачерий по телефону доложил начальнику Максима о неприятном происшествии в пути.

— Где вы? — осведомился Сибиряк. — Можете зайти ко мне?

— Конечно. Я внизу, в секции.

— Напишите короткое объяснение и заходите. Жду.

Председатель укоризненно глядит на телефонную трубку. Черт побери, столько неприятностей в течение одного часа телефон еще не приносил никогда. Максим схвачен бандитами, наверное, тяжело ранен, живьем такого не возьмешь. Или попался в западню? А всего за сорок минут до звонка Зачерия докладывал командир продотряда. По его просьбе он побывал в караульном взводе Анзаура. Выяснил, что Фатимет, жена Османа, семь дней назад повезла сына Казбека двенадцати лет на станцию Энем, так как заподозрила, что мальчик за- болел тифом. Петр Иванович сжимает ладонями голову. Телефонный звонок. Из ЧК сообщают, что Фатимет с мальчиком нигде задержана не была.

— Поиски продолжаются, — заверили в трубке. — Сказал ребятам, что дело касается Максима.

— Знаешь, Сергей, — очень тихо говорит Сибиряк, — теперь и сам Максим пропал. Приезжай-ка ко мне, заберешь одного прохвоста. Думаю, хорошая ниточка от него потянется. Побыстрее.

«Эх, — вздыхает он, повесив трубку, — предупреждал же Максим».

Сергей входит без стука.

— В горской секции этот типчик сидит, — говорит Петр Иванович. — Пишет объяснение. Пошли.

Но в горской секции Зачерия не оказалось. Пусто и в соседних комнатах. Дежурный милиционер вспомнил:

— Зачерий как будто прошел во двор.

Видел Зачерия и конюх. Только что, сию минуточку здесь был. Сел на свежего копя и уехал.

На всякий случай заглянули к Зачерию домой. Оставили засаду — авось рискнет наведаться.

После неудачных поисков Сибиряк возвращается в свой кабинет. Тупая боль вытеснила из отяжелевшей головы обычную ясность. Чудится, будто стоит он у телеграфного аппарата, провода которого подключены к его затылку. Морзянка непрерывно выстукивает: «Эх, предупреждал же… Предупреждал же…» Он подходит к окну, вглядывается в сверкающую огневым блеском Полярную звезду, думает: «Может, и Максим сейчас на эту же звезду глядит? Если так случится вдруг, что он на нее сейчас взгляд бросит, то удастся ему выскользнуть».

Конь пошел шагом, и одеревеневшее тело перестало беспокоить Максима. Улеглось, что ли? Или совсем потеряло чувствительность? Но, перестав ощущать свое тело, Максим с особой остротой воспринимал происходящее. Хлясь, хлясь… — то и дело доносится сверху. Максим знает, что это Аслан отбрасывает нагайкой ветви: тропка, видать, неширокая.

«Тук-тук-тук!» — долетает сбоку: это бедняга дятел в поте лица добывает хлеб насущный. Максим слышит, как шумит заплутавший в кронах ветерок, как испуганно вскрикивает какой-то зверек. А может, птица? Не знает этого Максим, редко доводилось ему просто так, для собственного удовольствия, по лесу расхаживать, приглядываться, прислушиваться, впитывать чужую жизнь.

Конь останавливается. Толчок — и Максим летит вниз, инстинктивно дергая головой, пытаясь предохранить ее от удара. Полет недолог, он шлепается на что-то мягкое. «На телегу швырнул, — соображает Максим. — С травой…» Часто и сильно моргая, трет слипшиеся глаза. Поворот головы, и он видит спешившегося Аслана, справляющего у повозки малую нужду. Конский топот. Максим слышит резкий голос Ибрагима. Слов разобрать не может. Почти тотчас защелкали винтовочные выстрелы.

«Появился Петро, — догадывается Максим. — Не дай бог в лес сунется, весь отряд погубит». Но перестрелка очень быстро прекращается, Максима снова приподнимают и поворачивается на бок. Приоткрыв глаза, он видит встревоженную физиономию Ибрагима.

— Ты меня не пугай, дорогой, — произносит Ибрагим, поймав взгляд пленника. — К Улагаю едем, а перед ним надо предстать в лучшем виде.

Он достал носовой платок, полил его чем-то острым, по-видимому спиртом из фляги, и обтер Максиму глаза, губы, все лицо, волосы. Резкий запах вызвал приступ — кашля, и Ибрагим, придержав Максима за голову, помог ему усесться. Откуда-то взявшийся парень вскочил на передок.

Подойдя к своей лошади, Ибрагим достал что-то из- под седла. Максим разглядел свою буденовку. «Подобрал, черт», — удивился он. Ибрагим натянул буденовку на слипшиеся волосы пленника.

— Вот теперь ты на комиссара похож. Командующий любит, чтобы во всем порядок был. Комиссар так комиссар.

— Глаза завяжи ему, — напомнил Аслан.

— Э… — махнул рукой Ибрагим. — Пусть смотрит, назад другой дорогой отправим.

Аслан тронул коня. Вслед за ним идет подвода. Ибрагим, держа коня в поводу, не отстает от нее ни на шаг.

— Что бы ты со мной сделал, если бы поймал? — вдруг спрашивает Ибрагим.

Максим слышит звук голоса, но смысл вопроса до него не доходит. Он пытается мысленно проследить свой жизненный путь. От начала до конца. Да, именно до конца, в этом уже можно себе признаться. Максим думает о Фатимет. Вдруг все же приедет женщина в город. А там что?

Максим чувствует себя виноватым перед Фатимет. Встреча с ней позволяет ему и сейчас, перед смертью, чувствовать себя счастливым.

— Ты что, заснул? — Максим приходит в себя от толчка в грудь. — Интересно мне, что бы ты сделал со мной, если бы поймал?

Дурацкий вопрос. Максим морщится.

— Отвез бы в город, на допрос.

— А потом? — допытывается Ибрагим. — Ведь я бы молчал.

— Это еще неизвестно, — вдруг оживляется Максим. — Может статься, и заговорил бы.

— Думаешь, иголок испугаюсь? — Ибрагим надменно фыркает.

— Чего? — не сразу соображает Максим. — Иголок? Ты-то хорошо знаешь, что мы этим не пользуемся. Сам бы заговорил.

— Врешь! — Ибрагим вскакивает на коня. — Перед смертью грех врать. — Он догоняет Аслана.

Повозка трясется по лесной дороге.

— Стой! — раздается все чаще.

— Ибрагим! — кричит Ибрагим. Его имя равнозначно паролю. Но вот, кажется, прибыли. Ибрагим соскакивает с коня, к ним подходят черкесы.

— Аслан, — просит Ибрагим, — развяжи его.

Скулы Аслана расходятся в улыбке, он принимается за Максима. Ворочая пленника, как бревно, освобождает от пут.

— Эй, человек! — кричит Аслан. — Это ты, Кемаль? Помоги поставить его на ноги.

Кемаль осторожно снимает Максима с повозки, пытается поставить на землю. Максим тотчас валится: ноги затекли, все тело пронизывает острая боль.

— Вставай, быдло! — Аслан бьет Максима сапогом в бок.

Максим пытается подняться, но снова падает.

— Подожди, — вмешивается Ибрагим. — Пусть отойдет.

— Придется нести его к Улагаю на руках, — хохочет Аслан.

— Полковник вернется через два дня, к тому времени наш комиссар поумнеет. Пошли, Максим. Кемаль, помоги ему.

Кемаль втаскивает Максима в хибарку, которую до ранения занимал Крым-Гирей Шеретлуков. Здесь до сих пор пахнет духами.