Влад знал, что никогда и ни на что (а уж тем более ни на кого) свою чудную мэдхен не променяет, будет её верным псом даже тогда, когда она потухнет, и чувства её к нему остынут. Он боялся этого больше всего на свете, но неотвратимо понимал, что именно так оно и случится. Он будет любить её вечно, потому как возвышенная и неземная любовь его останется жить и после него.

Но об этом он сейчас не думал. Перед его глазами стояло лишь дивное очертание белых ног. Завитые волосы, рассыпались по диванной плоскости; райская прохлада благородного женского тела с изящными изгибами и сладостно-упоительными возвышениями заманчиво притягивала, блистая своей досягаемостью, доступностью, нетленностью. Бог вездесущий, кто бы мог подумать, что эта чудесная сказка так быстро закончится!

Вот оно, свершилось! То, чего Сибирцев А.А., двадцатилетний студент четвёртого тягостного курса, с неполным музыкальным образованием и неблаговидным, но как всё неблаговидное, сладостным прошлым, боялся больше всего на свете и соответственно меньше всего хотел. Драгоценнейший Влад, связующее звено, фундамент и каркас для грандиозного сооружения, приговорённый жених своей давно истлевшей возлюбленной, в самый ответственный момент их маленькую, но очень дерзкую лодку решил покинуть. Предатель, подлец и пустозвон (здесь Сашка употребил другое слово, но вследствие его морально-низкого звучания, мы его опустим)!

Сашка сел в старое кресло (боже, сколько людей возлагало свои ценнейшие филейные части на этот зелёный островок блаженства!) и вытянул длинные ноги. Его рассеянный взгляд последовательно изучал унылые стены гаража, но, наткнувшись на обожаемую «Ямаху», Сашка расплылся в довольной улыбке, и настроение заметно улучшилось. Сашка называл «Ямаху» единственной женщиной в своей жизни, впрочем, как и любой женщине, он ей впоследствии неоднократно изменял, но всегда к ней возвращался, даже когда она совсем состарилась и занемогла.

На втором почётном месте после белоклавишной принцессы стояла маленькая амазонка Настенька. Доступная, слишком земная, а поэтому ограниченно-интересная. Сашок не мог быть приземленным, не мог ограничиваться, он был весь пронизан искусством и ни на секунду не переставал играть. И если не было рядом синтезатора, и он не мог в силу обстоятельств исполнять чудесные партии, тогда он просто играл собой, собственным телом, собственной душой, каждый раз создавая новый образ (вечный клоун, неисправимый арлекин), нужное настроение, страсть, печаль или радость, в зависимости от той роли, которую он на сегодняшний день выбрал.

Сашка закурил и лениво посмотрел на часы. Опаздывают братцы-Воиновы, совсем от рук отбились! Ладно, неважно. Всё это как-то незначительно и глупо. Гораздо серьёзнее другое. Гораздо страшнее то низкопоклонство, раболепие и всё деморализующее и унизительное, чем в последнее время стал руководиться обезумевший от любви Влад, превратившийся в сладкое пюре, в которое его зеленоглазая русалочка окунала свои белые пальчики и затем жадно их облизывала.

«Мы его теряем», – шутливо говорил про брата Стас. И это была правда. Рано или поздно, но это случилось бы, но всё равно грустно. Теперь Влада можно увидеть только на занятиях и репетициях, всё остальное время он проводил с Дарьей.

Безмолвный траур. Влад уже чужой, уже несвободный. А Стас ещё мальчишка и достойную замену брату пока составить не может.

А, следовательно, Сашка остаётся один, призрачный герой их священной лиги.

Нет, не один, конечно. Влад жив и здоров (какое зыбкое утверждение) и пока ещё рядом. Есть ещё Настя, но она женщина (этим всё сказано), и это совсем другое. Безусловно, хорошо, что она есть, без неё было бы скучно, но и помимо неё хотелось чего-то.

На этой мысли Сашке пришлось остановиться, потому что наконец появились Влад и Стас.

– У нас для тебя такие новости! – Влад пожал в знак приветствия Сашке руку и закурил. – Думается, наша «Нефертити» отправится бороздить просторы большой публики, – витиеватый жест рукой.

– С чего вдруг? – насторожился Сашка.

Стас перехватил у брата сигареты и сказал:

– Помнишь Родьку Майского?

– Ещё бы, – презрительно фыркнул Сашка. – Три года на одной площадке жили. Тот ещё тип.

– Этот тип может нам помочь, – перебил Сашкину тираду Влад. – У него есть хорошие связи и неплохие возможности.

– Туманные перспективы, – протянул недовольный Сашка, поморщившись от нахлынувших воспоминаний, связанных с мерзопакостным Майским. Дивное отрочество самолюбивого Аполлона было бы намного приятнее вспоминать, не вмешайся в него дерзкий, тупоголовый (личное мнение Сашка) Родион. Кстати говоря, та самая приобретённая и прославленная горбинка на греческом профиле Сибирцева появилась в результате хитросплетений неутомимого Майского. Исключительно благодаря его умению строить козни и плести интриги, Сашок попал в пренеприятнейшую ситуацию, из которой вышел с великим трудом и потерями в виде перебитого носа.

– Вовсе нет, – отрезал Влад. – Похоже, он и в самом деле может нам помочь. По крайней мере, у него есть нужные знакомые в городских забегаловках.

– Представляю нашу «Нефертити» в забегаловке, – с горечью сказал Сашка.

– Не будь таким привередливым, – Влад донёс своё тело до высокого стула и с удовольствием на него обрушил. – Или ты думаешь, что все известные музыкальные идолы начинали с концертных залов?

Сашка так не думал, но в тайне надеялся, что их «Нефертити» ожидает более удобоваримый и менее унизительный старт.

– Ну, хорошо, – скрепя сердце ответил Сибирцев, безжалостно раздавив ни в чём не повинную сигарету в жестяной банке. – А чего этот хмырь хочет взамен?

– Выступать с нами.

– О боже, – простонал Сашка, чувствуя, как настроение упало ниже предела.

– Не усугубляй ситуацию, – раздражённо фыркнул рассудительный (и у кого он этому научился?) Влад. – Нам нужен барабанщик, а Родька как раз спец по этому делу. А если он ещё протащит нас вверх по лестнице… – Влад вздохнул. – Знаешь, Сашок, иногда приходится чем-то жертвовать.

– Жертвовать, – передразнил недовольный Сашка. – У нас пока не так много всего, чтобы им ещё и жертвовать. Этот уродливый фраерок!.. – у Сибирцева была по этой теме очень эмоциональная, преимущественно негативная речь. О Родионе он мог бы сказать многое, но суровый взгляд Влада заставил его отложить свою просветительную деятельность на неопределённое время.

– Ну ладно, – смиренно махнул рукой Сашка. – И когда он собирается навестить нас?

Влад взглянул на часы.

– Через пятнадцать минут.

– Отлично, – проворчал Сашка с досадой. – Спасибо, что вовремя предупредили, хотя могли бы этого и не делать, раз уж без меня всё давно решено.

Влад равнодушно пожал плечами: мол, не мы такие, а жизнь такая.

До прихода Майского ребята успели выкурить по сигарете, Сашка даже сумел взять себя в руки и смириться с ситуацией. Правда, поставил друзьям условие: если Родька скажет хоть слово поперёк «Нефертити» – гнать его в шею. Влад и Стас согласились.

Наконец появился Родька. Этому «типу» не так давно стукнуло двадцать. У него были тёмно-русые, короткостриженые волосы и немного выступающая вперёд нижняя челюсть – признак тщеславия и заносчивости. В остальном он был каким-то непримечательным и невыдающимся: средний рост, обычное телосложение, хотя что-то, безусловно, в нём привлекательное имелось. Вот чего в Родионе было предостаточно, так это самолюбия. Даже Сашку, неистово в себя влюблённого, он перещеголял. Впрочем, чувствуя своё шаткое положение в «Нефертити», Родька не выпендривался. По крайней мере, пока не взял дело в свои руки.

Родион понаблюдал за репетицией, сидя в любимой Сашкином кресле (вот сволочь! даже по этой мелочи можно понять, что он генетически сложившаяся сволочь), послушал песни и одобрительно кивнул. Влад и Стас вздохнули с облегчением: Родька не сказал ничего против «Нефертити», и у Сашки не было повода, чтобы дать ему пинка под зад. А значит, всё пока идёт по плану.