– Ты посмотри, какое солнце! – умышленно громко воскликнул Стас, закидывая сырое после душа полотенце на плечо. – Вставай, Влад. Сколько можно дрыхнуть!

Шестнадцатилетний парнишка с голым торсом подбежал к постели брата и принялся усердно тормошить его. Влад промычал что-то нечленораздельное и неопределённо махнул рукой, зарывшись носом глубже в подушку.

– Просыпайся, соня, – не отставал Стас. – Уже одиннадцатый час.

Влад наконец открыл свои заспанные смоляные глаза и приподнял взъерошенную голову. У него были вьющиеся необычайно тёмные волосы и парадоксально светлая, словно мраморная, кожа. Слипшиеся ресницы и мешки под глазами, распухшие ото сна губы и полоска на левой щеке – отпечатавшаяся складка наволочки – обезображивали его благородное лицо. Но даже в таком неприглядном внешнем (да и внутреннем) беспорядке, который посетил Влада нынешним утром вместе с похмельем, он выглядел не менее привлекательно, чем обычно, когда находился в бодром расположении духа, свежий и выбритый, словно полковой офицер.

– Вот бесёныш, – с нескрываемой досадой протянул Влад, высунув ноги из-под одеяла, и обиженно посмотрел на брата. – У меня башка – по швам, а ты тут со своим солнышком.

– Пить надо меньше, – ехидно улыбнулся довольный Стас и запустил в брата полотенцем.

– Умоюсь – уши надеру, – пригрозил Влад, неловко поймав скомканный снаряд.

– Мне не пять лет, Влад, могу и сдачи дать.

Влад не ответил. Он зашёл в ванную и, включив воду, сунул пылающее лицо под холодную струю. Стас застыл в дверном проёме, сложив руки на груди. Он был здорово похож на брата. Такой же высокий, темноволосый и черноглазый. Только, в отличие от Влада, у него не было столь неистово соблазнительной и пробуждающей нездоровый интерес у женщин ямочки на подбородке. И в силу своего юного возраста лицо Стаса ещё сохраняло женственно-нежные очертания: чуть заострённый нос и немного выдающаяся вперёд, словно у капризной барышни, нижняя губа. Однако же ещё не совсем лебедь, но уже и не гадкий утёнок Стас готовился стать опасно привлекательным мужчиной, способным потеснить брата на его королевском престоле, воздвигнутом фанатичными особами.

– Тебе звонил Сашок, – Стас оперся на дверной косяк и с усмешкой посмотрел на измученного радостями зелёного змия брата.

– Уже? – удивился Влад.

– Наверное, он пришёл домой в лучшем состоянии. Хотя, – Стас насмешливо хмыкнул. – Может, и нет. Он просил посмотреть его перчатки в твоих шмотках. Наверное, забыл их у какой-нибудь девицы.

– Какой девицы? – переспросил Влад, засовывая в рот зубную щётку и морщась от внезапной боли в голове.

– Да шут вас знает, – пожал плечами язвительный мальчишка. – Вы вчера каких-то девах подцепили. Полночи где-то провели, а потом перчатки ищете. Спасибо мать не слышала, когда ты пришёл, а то точно бы тебе досталось. А утром ей было жаль устраивать тебе головомойку. Ты спал крепким сном здорового сытого младенца. Вот она и сжалилась над тобой. Хотя, будь на твоём месте я, она бы не постеснялась и, не задумываясь, подняла бы меня с постели, чтобы накормить порцией своих нравоучений. Но ты – это, разумеется, другое дело, тебе простительно, у тебя, в отличие от меня, есть голова на плечах, – не без издёвки заметил Стас, внутренне радуясь каждому непроизвольному стону, вырывающемуся из недр мучимого жестоким похмельем Влада. – А ведь это не я шляюсь по ночам неизвестно где и напиваюсь как свинья. И это не я затянул январскую сессию до середины весны, вскользь заметил Стас и, театрально вздохнув, добавил: – Но ничего не поделаешь. Наша мамочка тебя любит больше. А мне остаётся только смириться и принять удар судьбы на себя.

Он, разумеется, иронизировал и паясничал. Он не ревновал мать к брату, хотя она действительно относилась к Владу с большим трепетом. Несмотря на то что он был старшим сыном, она обращалась с ним, как с ребёнком, потакала всем его капризам и старалась оправдать его далеко не всегда образцовое поведение.

Да, Маргарита Аркадьевна Воинова, мать двух практически взрослых мужчин, безмерно обожала своего первенца, и самое главное никогда этого не скрывала. Но это обстоятельство никоим образом не нарушало семейной гармонии. Младший Воинов умудрялся сохранять любовь к матери и брату, избегая ревности и обид. Он не завидовал Владу и уж тем более не мечтал оказаться на его месте. Это была слишком приторная, навязчивая и оттого тягостная любовь, которую сам Влад не без удовольствия мечтал с себя скинуть, но не смел из-за безграничного уважения к любящей его матери и в целом женщины чудесной и удивительной.

Эмоциональный монолог брата был благополучно пропущен Владом мимо ушей. Весь он сконцентрировался на своей неуёмной головной боли, неизменно усиливавшейся при каждом движении.

Однако же не все слова брата ушли в пустоту. Кое-что отсеялось и задержалось в воспалённом и изуродованном за ночь сознании Влада. Кое-как обмозговав пафосную реплику Стаса о неизбежных ударах судьбы и сделав по этому поводу собственные и совершенно не относящиеся к теме разговора выводы, Влад горестно изрёк:

– Господи, мне уже двадцать лет, – он в очередной раз сморщился, застонал и с отвращением выплюнул в раковину горьковатую на вкус и нестерпимо пахнущую мятой пасту. – Я сдал все зачёты и закрыл-таки, наконец, эту долбанную сессию. Неужели я не могу устроить себе маленький праздник!

Стас тяжело вздохнул, мечтательно подумав о предстоящих выпускных экзаменах в поднадоевшей за десять долгих лет школе. Статус студента представлялся младшему Воинову чем-то загадочным и многообещающим в отличие от унизительного для шестнадцатилетнего юноши звания школьника.

Раздался звонок в дверь. Стас бросился открывать, в то время как Влад отправился на кухню с явным намерением позавтракать. В коридоре послышался голос Сашки, того самого, что уже успел переговорить с утра пораньше со Стасом и пожаловаться ему на пропажу перчаток.

У Сашки были белокурые волосы и озорные голубые глаза. Нос у него был от природы прямой, но в связи с бурным отрочеством Александра приобрёл едва заметную горбинку чуть ниже переносицы. Горбинка его не портила, скорее наоборот – придавала Сашкиному лицу оттенок благородной греческой знати. Ростом эллинский паяц немного превосходил Влада, безалаберностью тоже.

Сашка скинул кожаную в заклёпках и слегка потёртую (как у всякого уважающего себя рокера) куртку, нацепив её на крючок в коридоре, и завалился на кухню.

– Ты посмотри, что я нашёл у себя в кармане, – Сашка выложил на стол кучу бумажек и с превосходством посмотрел на друга. Календарики, салфетки, аккуратно вырванные из миниатюрных блокнотиков листочки, очаровательно пахнущие духами, – все они были исписаны номерами телефонов и пестрели многообразием женских имён.

– Офигеть, усмехнулся Стас, заявившийся на кухню.

– Интересно, какой из них телефон той цыпочки, у которой я забыл перчатки, – озадаченно пробормотал Аполлон-Сашка, почесав свою взъерошенную макушку.

– Плюнь ты на это, – Влад налил себе чашку кофе и отрезал солидный кусок колбасы. Но не успел он поднести его ко рту, как тошнотворный ком подкатил к горлу. Влад отдёрнул руку с колбасой, на мгновение прикрыл глаза и поспешно сглотнул.

– Ладно, теперь всё равно, – согласился Сашка. Он придвинул стул и сел на него, вытащив из кармана пачку сигарет.

Влад услужливо подставил ему пепельницу.

– У меня созрела новая песенка про эту белгородскую шлюшку, – улыбнулся Сашка озорной улыбкой, заговорщически посмотрев на Влада.

– Ты думаешь, я помню, о ком ты говоришь? – недовольно пробурчал Влад, потому что залпом осушил чашку кофе, и ему пришлось вставать, чтобы снова её наполнить.

– Ну, та, – неопределённо махнул рукой Сашка, щёлкнув дорогой импортной зажигалкой, тайно позаимствованной у отца. – Она ещё хвасталась, что способна на любое извращение, – Сашка наклонился вперёд и тоном, каким говорят самые важные тайны, сообщил: – Кстати, она не соврала.