Лютобор встал между ними, отдернув скифа за плечо, и красноречиво зыркнул на него, мол, только попробуй. Куница только ухмыльнулся и, буркнув, что посмотрит, кто там лагерем стоит, растворился в ночной темноте.
— Держись рядом, — проговорил боярин, глянув на сестру. — И с этим не говори почем зря.
— Да, не сделает мне ничего Бобер твой, — Ярогнева усмехнулась со снисхождением. — Хотел бы — давно бы уже пришиб.
Взгляд ее, правда, был странным после той пещеры и боя со стражем перуновым. Потерянный какой-то, мутный, как от горя. Лютобор нахмурился еще больше. Не было ни дня, чтоб он не жалел, что позволил Ярогневе сбежать с подружками в снежки играть. Уж лучше бы их брань с Татьяной слушал, чем потерял сестру.
— Купец то стоит, — прошептал внезапно Куница, вынырнув из темноты между ними. — Пятеро с ним охраны, лошади есть.
— Держись за Куницей, — отчеканил в сторону сестры Лютобор, и пошел вперед, положив руку на рукоять меча.
Ярогнева кивнула и сняла со спины лук, вглядываясь в фигуры у двух костров. Куница с усмешкой глянул на нее, и, поймав на себе ответный взгляд, прошептал:
— Не бойся, не обижу.
— Пф-ф, — фыркнула девица, вкладывая в лук стрелу. — Ты ж волк, а не человек, чего тебя бояться-то?
— Брат стрелять научил? — Куница бросил взгляд на Лютобора, что с купцом о чем-то неслышно стал говорить, а затем — вновь на Ярогневу, что сверлила белесыми глазами охрану купца. Девица кивнула, ни слова не говоря.
Охрана купца вернула мечи в ножны, Лютобор подошел ближе к огню. Куница оставался в тени, присев на камень, и сунув в зубы травинку с горьким стеблем. Навострив уши, скиф вслушался в разговор. А точнее — в слова купца, что заискивающе глядел на Лютобора водянистыми от старости глазами. От него воняло старостью, да болезнью. Усы блестели от жира, а на узловатых пальцах сверкали яхонтами да золотом перстни. И уж больно Кунице не нравился этот купец с бегающими глазками.
— Князь награду за твою голову обещал, большую, — купец положил руку на руку боярина, в которой он сжимал кинжал. — Но я вас не выдам. Ваш отец на княжеском суде за меня поручился, — старик глянул на Ярогневу, кивнув и той, — а Троян добро помнит, — он усмехнулся, — хотя, это ему не очень-то и выгодно. За такую награду отец сына родного может продать.
— Брешет, сучара, — еле слышно, одними губами, пробормотала Ярогнева.
Куница зыркнул на нее, удивленно вскинув бровь: уж больно неожиданно было от молодой девицы услышать ругань. Но видно было, что Ярогневе брат был и за мать, и за отца. Много было у них общих повадок, и рожи в злобе корчили одинаковые. Да только Ярогнева была изящнее брата, легче, как водица в ручье. И что-то подсказывало Кунице, что заедаться с ней, пока лук в руках, не стоит.
— Лошадьми не богат, Троян? — спросил Лютобор.
— Ну… не богат, — купец попытался юлить, но затем — проговорил: — Но для тебя найдутся. Вы переночуйте с нами, отдохните, поешьте. Лошадкам тоже отдых нужен, на усталых ведь далеко не ускачешь.
Точно брешет, подумал Куница, усмехаясь. Вот уж не за ним глаз да глаз нужен в вопросах безопасности, как считал Лютобор, а за Трояном этим. Скиф глянул на Ярогневу, что спрятала стрелу обратно в колчан, да лук за спину, и встретился с ней взглядом. Девица глаз не отвела, таращась в его глаза в ответ и скрестив руки на груди. Отражение огня в ее глазах плясало холодными бликами, а сами они с каждым взглядом становились все жутче, или это Кунице казалось. Нездоровое было в ней что-то, как в калеке или в умирающем звере, недоброе.
Ярогнева сдалась первой, отведя взгляд, и Куница дернулся было по привычке, чтобы напасть, но остановил себя. Волчья натура брала свое, но брала не до конца. Купец пригласил их сесть к огню, и девица с каменным лицом села рядом с братом. Куница же — между Лютобором и Трояном, взяв протянутый ему кусок хлеба. Со стороны Ярогневы раздался хруст, разнесся яблочный запах, свежий и с кислинкой.
— Полно тебе, девонька, траву точить, — протянул купец, — мяса отрежь. Голодному спится хуже, чем сытому.
— При случае высплюсь, — процедила сквозь зубы Ярогнева.
Куница фыркнул, вызвав на себя хмурый взгляд Лютобора. Но боярин ничего не стал говорить, а только хмуро качнул головой, мол, даже не думай.
Ночь была глухая и тихая, но близилась к концу. Устав от храпа Лютобора и охраны Трояна, Куница, набрав воды из колодца, потянул ведро за скалу, чтобы с себя хоть немного грязь да кровь смыть. Лицо защипало от ледяного прикосновения воды, но ощущение хоть какой чистоты радовало. Да и вонь капища перунова смылась. Натянув на себя куртку, Куница глянул на показавшееся на горизонте солнце.
Неподалеку раздался короткий окрик, и Куница обернулся. Это была Ярогнева, легшая спать в стороне от лагеря и остальных, да так и уснувшая с ножом в пальцах зажатом. Теперь же девица рвано дышала, обхватив себя руками, и явно пытаясь отогнать от себя кошмар.
— Заговорить? — спросил скиф, заставив ее резко обернуться, и встретился с дикими от страха глазами.
— Что? — выдохнула Ярогнева.
— Сон твой заговорить?
— Никакой сон мне не снился, — огрызнулась она, спрыгнув с камня, и принявшись крепить колчан на поясе.
— Как знаешь, — Куница с усмешкой прошел мимо нее, завязывая шнурок на куртке, но что-то побудило его остановиться и обернуться. — Так это правда, что тебя Мара поцеловала?
Ярогнева не ответила. Она подошла к колодцу и, набрав воды, плеснула себе в лицо, поморщившись. Куница, не получив ответа на свой вопрос, отвернулся и услышал голоса Трояна и одного из его спутников. Тихие, но хорошо различимые, если прислушаться. Куница тронул за плечо Ярогневу и показал жестом, чтобы затаилась и вела себя тихо.
— Скачи к князю, — говорил Троян, — скажи, что нашли мы боярина Лютобора. Ни с кем по дороге не разговаривай.
— Тихо будь, — прошептал Куница, доставая парные кинжалы. — Я разберусь.
Девица кивнула, но скользнула рукой к луку, что лежал на земле, а другой — к стрелам. Куница прокрался за скалу, и, вынырнув с другой стороны лагеря, поискал Ярогневу взглядом. Девица затаилась, натянув тетиву лука, на ее лице застыло недоброе выражение. Она широко раскрыла глаза, из приоткрытых губ вырвался тихий вздох, и в воздухе пропела стрела, пробив глазницу гонцу. Мужик с коня свалился замертво, а Куница, ухмыльнувшись, рванул к дюжему охраннику Трояна, вскрыв тому глотку до кости, и пырнув в грудь одновременно. Он извернулся и швырнул кинжалом, попав в глазницу второму, едва успевшему меч вытащить из ножен.
За его спиной снова засвистело, и раздался рык да глухой звук от падения тела на землю. Куница обернулся, всадив второй нож в висок корчащемуся на земле детине со стрелой в ноге. Где-то сверху промелькнула белая коса, и скиф ощутил, как по щеке нежно, почти невесомо, прогладило оперением еще одной стрелы. Сзади был ранен еще один, забурлив кровью во рту. Куница прирезал бедолагу его же мечом, добивая.
— Куница, — буркнула подоспевшая Ярогнева, вырвав стрелу из ноги трупа, — брату не говори, что я сделала. Ты их сам поубивал.
— Не скажу, — Куница усмехнулся, вытащив из горла последнего противника стрелу, и протянул ей.
Она кивнула и скрылась за скалой, а скиф, вытирая ножи, направился к Трояну, что пытался убежать. Но старческие ноги не могли тягаться в скорости и силе с молодыми. Куница настиг его у повозок, и подсек под ноги, заставив растянуться на траве, мокрой от росы. Старик пополз, хрипя и умоляя не убивать. Скиф поднял его за горло, и толкнул к повозке, приложив затылком.
— Нелюдь! — гаркнул проснувшийся Лютобор. — Зверь!
Куница резко обернулся, приставив кинжал к груди боярина, и ощутил на боку тяжелое прикосновение меча.
— Убивать зачем? — спросил боярин. — Они же добром встретили.
— Да он жив еще, — фыркнул скиф, усмехаясь, и отнял кинжал.
— Не убивай, боярин, — взмолился Троян.
— Он хотел гонца князю отослать, награду за твою голову получить, — Куница усмехнулся шире, кивнув на старика.