— Все хорошо, не бойся, — прошептал Куница, осторожно расстегивая пояс на ее штанах.
Вскоре она осталась нагая, и смущенно потянула на себя покрывало, прикрываясь. Куница улыбнулся и позволил ей это сделать, сев рядом. Встретившись со взглядом Яры, смущенным и разгоряченным лаской, он фыркнул со смеху. И хочется, и колется. Звериное естество требовало от Куницы схватить и взять грубо и быстро, кусая и до боли сжимая пальцами белоснежные и худые бедра. Но вместе с тем другое, человеческое, требовало приласкать, нежностью с ума свести, а лишь потом взять осторожно, медленно, с лаской.
Куница поднялся и стянул с себя сапоги, а затем — штаны и исподнее, нагим оставаясь. Яра выдохнула, смущенно опустив взгляд на покрывало. Погасив светильники, мужчина погрузил шатер в кромешную темноту. Когда Куница сел на лежанку рядом с девушкой, она тихо и испуганно выдохнула, отодвинувшись.
— Не бойся, силой брать не буду, — проговорил он, ложась на шкуры. — Я люблю тебя больше.
— Я… не боюсь, — прошептала Яра, упорно не желая ложиться рядом. — Просто… я не знаю…
— Ложись, трусишка моя, — Куница погладил ее по обнаженной спине, заставив вздрогнуть.
— Я не знаю, что делать дальше! — вскрикнула Ярогнева.
В шатре воцарилась тишина, а затем Куница расхохотался. Неожиданно вся мягкая атмосфера, весь жар от томящегося желания, выветрились, уступив веселью. Он продолжил смеяться, пока Яра, возмущенно пропищав, хлопнула его по груди с громким шлепком. Куница уличил момент и схватил ее за руку, нежно поцеловав дрожащие пальчики.
Жар и истома вновь накатили, стоило Ярогневе прикоснуться к его груди. Пальцы у нее были горячими, обжигающими, пробуждали в нем звериное нечто, что рычало и требовало продолжения. Куница чувствовал, что с ума сходит от того, насколько жарко ему стало от этих прикосновений.
— Я покажу, — прошептал мужчина, бережно укладывая ее на шкуры. — Если станет неприятно — попроси остановиться.
— Хорошо, — тихо выдохнула она, покоряясь.
— Расслабься, — Куница навис над Ярой, нежно целуя в губы. — Это не охота, целиться не нужно, и убивать тоже.
Борясь со звериным желанием взять сразу же, повинуясь порывам, и утолить жажду, избавиться от тяжести, Куница осторожно прикоснулся к горячей шее, подставленной под ласку доверчиво и без страха. Он чувствовал, как под пальцами забилась венка еще сильнее, пульсируя жаром. А затем — услышал тонкий вздох, сладостью отозвавшийся в груди. Куница повел ладонью вниз, по нежной коже меж маленьких грудок, и стал целовать.
Бросало то в жар, то в холод. Тяжесть стала просто невыносимой, требовала развязки, но тянуть время было невероятно приятно. Куница услышал еще один тихий стон-выдох, и осторожное прикосновение горячих пальцев к выбритым вискам. Он зарычал, потершись об горячую ладонь щекой, и ощутил, как вторая ручка легла жаром на грудь, и несмело, медленно, очень неуверенно, потянулась вниз, очерчивая горячую дорожку к паху, где поднявшаяся плоть ныла и пульсировала, требовала развязки, прикосновения. Ручка замерла так близко, что он чувствовал ее жар. Яра не решалась прикоснуться, хоть и, видимо, чуяла, что правильно все делает.
Смелая на охоте, смелая на берендея кинуться, смелая под копыта лечь и смелая на аресова волка оскалиться, она превратилась в испуганную девочку, стоило только приласкать. Куница улыбнулся в темноту и прошептал:
— Не бойся, не укусит.
Она выдохнула, и горячим прикосновением вышибла из груди Куницы рык. Живо он подался вперед, толкнувшись в горячие пальцы, и прикосновение исчезло. Сердце Яры заколотилось, сама она испуганно выдохнула:
— Прости, я не хотела делать больно.
— Это было не больно, — Куница мягко поцеловал ее горячие и дрожащие губы, и осторожно под бедра ее подхватил.
Девушка тут же застыла, ноги напряглись, задрожали.
— Расслабься, — выдохнул он, борясь с желанием войти быстро, на всю длину. — Расслабься, я осторожно.
Горячее и тугое, лоно встретило его напряжением. Яра то ли всхлипнула, то ли застонала, и ослабела, поддаваясь нежной ласке. Куница осторожно подался вперед, успокаивая ее поцелуями, зацеловывая боль.
Тихий и охрипший вскрик заставил его вспомнить страшный вечер, когда Яр стал вожаком, и себе забрал последнюю молодую волчицу в стае, его одногодку. Вспомнил, как та с вожакова шатра вопила от боли, умоляла прекратить, а стая ничего не могла сделать.
— Прости, — прошептал Куница, выйдя из горячей тесноты. — Прости меня.
— Нет, все хорошо, — выдохнула она, гладя его по шее и нежно целуя в подбородок. — Все хорошо, совсем не больно, продолжай.
— Не хочу делать тебе больно, — мужчина лег рядом, ощущая липкое неприятие от воспоминания, что все еще крутилось в голове.
— Ну, когда-то же это нужно будет сделать, — Яра легла головой на его тяжело вздымающуюся грудь. — Куница, ну чего ты?
— Спи, маленькая, — он погладил по тонкому плечу, и в один момент она выскользнула из его объятий.
Яра села на его бедра и мягко прикоснулась дрожащими пальцами к члену, что вмиг отвердел, отзываясь на жаркое прикосновение. Куница выдохнул:
— Не надо, Яра.
— Тихо будь, — проговорила она, перехватив его руки, и крепко сжала, переплетя их пальцы. — Или ты меня не хочешь?
— Хочу, но…
— Вот и помолчи, — девушка поцеловала его руку, и отпустила.
Куница хотел было что-то сказать, но горячее и тугое ощущение вернулось, заставляя тихо зарычать вместо слов. Яра насадила себя на него, медленно и осторожно, поскуливая, как щенок. Всего в себя вобрала, и жар на мужчину накатил такой, что дышать стало невыносимо. Он неосознанно двинул бедрами и услышал тихий стон. Его руки сами легли на талию девушки, и перешли на бедра, которыми Яра медленно вильнула, заставляя Куницу коротко рыкнуть от жара, накатившего на все тело. Томление и тяжесть нашли свой выход. Жар стал почти невыносимым от движений девичьих бедер. А затем Куница, тяжело застонав, излился внутрь Яры.
Ее стон слился с его собственным, казалось, разнесся по всей стоянке и поднялся вверх, к самому Аресу.
