— На что уставились?! — гавкнула она в сторону скоморохов, обративших к ней маски. В груди клокотала ярость и злость на саму себя.
— Ярогнева! — голос брата передал все грани его разочарования сестрой досконально.
— Что Ярогнева?! Ну, что Ярогнева? Шестнадцатую осень Ярогнева, в печенках уже сидит! — огрызнулась девица. — Жениха привели сопливого, шутов позвали, да только как басурманину нос расквасили, князь мигом сбежал, как щеночек, с твоего праздника паршивого!
— Прекрати!
— Это ты прекрати! Держишь меня тут, как товар на прилавке, кому бы продать! — Ярогнева пнула в сторону брата камень, и указала на музык. — Заплати один из этих — за него бы замуж выдал?! Никто меня не возьмет, уйми свою Татьяну, опостылела княжну из меня лепить! И сам уймись!
— Нет, ты уймись! — крикнул Лютобор. — Иди к себе и подумай, в чем виновата! Перебесишься — поговорим.
Девица отмахнулась, но к себе в покои рванула так быстро, как только могла. Не было у нее никакого настроения, никакой радости — один только клекот в груди, рвущийся наружу криком и мерзкими словами. Едва захлопнув дверь, Ярогнева услышала раскат грома — собиралась гроза. Сбросив с себя тяжелые украшения, от которых болели уши, и затекла шея, она упала лицом на кровать и глухо зарычала в подушку. Не по ней все это было. Ох, не по ней.
========== Глава 1. Нападение ==========
Куница тихо просочился в покои проклятой сестры Лютобора: Яр послал, в очередной раз решив подставить, показать остальным, что никакой он не воин, и только девиц годен убивать. Уже светало, все в усадьбе спали, и волки могли сделать свое черное дело. Ему досталась проклятая, и убить ее надо было тихо, чтоб не завизжала и не перебудила всех вокруг, поэтому двигался Куница тихо, бесшумно.
Ярогнева спала. Ее белые волосы разметались по темному покрывалу, юбка поднялась, обнажив белые же ноги с острыми коленями. Куница нахмурился, глядя на лицо столь же умиротворенное и спокойное, как ночь, что выдалась сегодня. Он тихо достал кинжал и склонился над Ярогневой, хмурясь. Один удар в висок, и девица не завизжит, а так и останется лежать мертвой, как уснула. Но уж больно ему захотелось узнать: действительно ли чудище неживое бояринова сестра, или нет. Куница осторожно тронул ее за ладонь, практически невесомо, и почувствовал, что та горячая, живая.
Веки девицы затрепетали, а затем в один миг поднялись, и Куница застыл с кинжалом в руке, занесенным для одного быстрого и мощного удара. Бледные глаза вновь встретились с янтарными, и по спине скифа прошел холодок. После россказней Барсука о том, что может натворить «расцелованный Марой», Кунице было не страшно, нет, но как-то чудно. Как ее убивать, если она и без того померла? Да и не померла, вроде: теплая, дышит, сердце колотится так, что слышно на том берегу моря.
Но молчит, как воды в рот набрала.
— Тихо, — проговорил он, прижав палец к ее губам. — Тихо будь.
Девица неожиданно скользнула горячим языком по его пальцу и захватила его зубами, усмехаясь. Куница застыл, ощущая, как ее левая рука легла на его грудь, ослабляя шнуровку куртки. А затем — только и успел, что перехватить правую, пальцы которой зажали золотую шпильку. Зубы впились в палец, прокусив кожу, и бескровно-белые губы Ярогневы окрасились алым. Девица приглушенно зарычала, неумело схватив его за шею и оцарапав ногтями до крови.
— Я сказал, тихо будь, — прошипел Куница, перехватывая обе руки, и вжимая их в перину, пачкая своей кровью. — Не хочу тебе смерти.
Ярогнева боролась, а вернее — брыкалась, молча, не издавая ни слова, ни звука. Одна ее рука выскользнула из его руки и Куница, не успев перехватить, получил тычок в висок, а затем — острым коленом в пах. Издав короткий рык, Ярогнева сбросила его с кровати и упала следом, схватив толстую книжицу из-под подушки. Куница ощутил удар корешком в губы и вкус крови во рту. Одним взмахом он сбросил с себя девицу и, схватив за загривок, прижал к полу рожей:
— Не напрашивайся на нож.
Она издала надрывный рык и засучила руками и ногами, пытаясь вырваться из хватки, но голова была крепко прижата к полу: все же Куница был сильнее. Она прошлась ногтями по его руке, раздирая в кровь, забилась, колотя по колену, и наконец — затихла, успокоившись.
— Жить хочешь? — прошипел он на ухо девице.
— Хочу, — рвано выдохнула она.
— Тогда спрячься, и сиди тихо, — Куница отпустил ее и поднялся, отходя спиной вперед и глядя на белое, перепуганное лицо девицы.
Ярогнева сидела на полу, на ее бледных губах застыло пятно его же крови, а сама она казалась испуганным дитям, которое бросила мать посреди леса. В последний момент Куница глянул на нее и вышел, прикрыв дубовую дверь. Он пошел по коридору, усмехаясь: укушенный палец ныл болью, с него скапывала кровь, а царапины на шее, да губы, разбитые книгой, пульсировали. Малая девица, да тяпнула его знатно, как для женщины.
Ухмыляясь своим мыслям, Куница углядел перед глазами сизую молнию, а затем на шее сомкнулась удавка. Голос девицы раздался рычанием рядом с ухом:
— Жить хочешь?
Куница мотнул головой, дав ей затылком в лицо, и повалил на пол. Девица зашипела, кровь из разбитого носа залила платье, но она поднялась и рванула вперед, нападая.
— Пришибу, если не прекратишь, — прорычал Куница, схватив ее в охапку.
Девица только рвано зарычала, да в плечо ему зубами вцепилась. Он завырывался, но хватка становилась все сильнее. Оба, брыкаясь и рыча, упали на пол и Куница, оказавшись сверху, схватил ее за горло, заставляя разжать челюсти. Прокушенное плечо раздалось ноющей болью. Скиф надёжно прижал Ярогневу к полу и прорычал в лицо:
— Не хочу тебя убивать, да, видимо, придется.
Он занёс над Ярогневой кинжал, и уже хотел было вонзить в грудь, как со двора донесся крик и звуки борьбы. Повезло девице. Куница отпустил ее, и рванул прочь, слыша топот босых ножек за спиной. Обернувшись на миг, он увидел, что девица гонится за ним, схватив щит, висевший на стене, и лицо у нее стало ещё белее, то ли от от гнева, то ли от крови, что лилась из носа. Оскалившись, Куница побежал на нее, поднырнул под щит и одним ударом в живот заставил осесть на пол, тяжело охнув от боли.
— Сама напросилась, — прошипел скиф, отбирая из ее ослабевших рук щит. — Переболит, ещё спасибо мне скажешь.
Ярогнева только бессильно зарычала, сжимая зубы от боли. Он бился с ней, играючи, но все равно сумел повалить на пол, чтобы не встала. Оставленная в коридоре, хватать ртом воздух, она боролась с болью и слабостью, которые обхватили холодными лапами. Ноги онемели, голова закружилась, и Ярогнева рвано всхлипнула, пытаясь заставить себя хоть как-то двинуться.
Внутри все на части рвалось от ярости. Девушка выдавила из себя громкий рев, полный отчаяния и бессилия. А снаружи грохотал дождь, был слышен бой. На них напали. Напали на ее семью, а Ярогнева ничего с этим сделать не могла, и от этого хотелось выть и громить все вокруг.
Лишь когда все стихло и снаружи стали доноситься рыдания баб, да короткие окрики мужиков, Ярогнева смогла подняться на ноги и, шатаясь, побрела во двор. Нигде не было Татьяны. Лютобор склонился над кем-то, кого держали двое дружинников, а затем прорычал приказ закрыть «этого» и допросить. Ярогнева пригляделась, держась за стену, и увидела того самого молодого мужчину, что пришел ее убивать, да не убил. Тот был без сознания, с лицом, измазанным в крови и грязюке.
— Ярогнева, ты цела?! — к ней подбежал брат, и стал обеспокоенно осматривать лицо. — Тебе ничего не сделали? Что болит?
— Нет, — прошипела она. — Где Таня и ребенок?
— Украли, — Лютобор почернел от гнева. — Должен к князю ехать сейчас же. Будь тут.
И прежде чем Ярогнева что-то успела сказать, брат прошел мимо, приказав седлать коня. Пленника увели в поруб, и там привязали к балке за руки. Девица нахмурилась, глядя на это через окно. В голове один вопрос: почему он не стал ее убивать? Зыркнув на дюжего конюха, выведшего во двор лошадь брата, Ярогнева бессильно пнула босой ногой ком грязи, сплюнула кровь в лужу и пошла прочь, ежась от холода и перебирая в голове все ругательства, которые почерпнула от слуг.
