Чуть дальше возбужденно переговаривались локхартовские поклонницы, нежные пальчики которых теребили кружевные платочки. Неужели они решили, что их кумир по примеру магловских рыцарей выберет себе даму сердца и примет от нее в дар надушенную тряпку?

Авроры сидели на два ряда выше. Спенкс Бенкс и Гардахью что-то увлеченно жевали, Макдью и Брюс Маллоун тихо спорили, Кларисса кусала губы, но, почувствовав взгляд Тома, ободряюще улыбнулась и помахала ему рукой.

В целом симпатии толпы были на стороне красавчика блондина, а не плюгавого Кобольта, но Риддла их поддержка не радовала, а злила. Он быстро опустил глаза, пока лицо не выдало его мысли. Ворованная сила мешала контролировать эмоции, его бросило в жар, он посмотрел на свои руки, разжал кулаки, растопырил пальцы, — они не сильно, но подрагивали. «Пришли сюда, как в цирк», — подумал Том и снова стиснул кулаки. Но как бы сильно он ни ярился, а зависимость от жадной до зрелищ толпы побороть не мог. Ничтожество и посредственность были его зеркалами, в их глазах отражался тот образ могущественного безжалостного мага, который Риддл совершенствовал всю жизнь. Без этих зеркал он чувствовал себя пустым местом.

Фадж наконец выпутался из словесной паутины, отческим тоном предостерег их от использования запрещенных заклятий и, пожелав удачи, убрался с арены. По трибунам пронеся облегченный вздох. Противники встали друг напротив друга, Кобольт вскинул палочку, Том остался с пустыми руками. От палочки Гилдероя ему было столько же пользы, сколько человеку с одной правой ногой от левого ботинка.

Наступила настороженная тишина, зрители выжидающе затаили дыхание. Они походили на детей, которые тайком вылезли из постелей и пробрались на лестницу, чтобы понаблюдать за шумно веселящимися взрослыми.

И в этот момент аврор Спенкс, Бенкс или, может, Гардахью развязно крикнул:

— Парни, а может, вам музычку поставить!

Озадаченное молчание дуэлянтов он принял за согласие, и с потолка полилась легкая незатейливая мелодия. От неожиданности оба колдуна забыли о том, что собирались поклониться. Риддл ничего подобного раньше не слышал, но, по его мнению, именно под такие песенки маглы исполняли свои нелепые пляски: виляли задом, передергивали плечами и размахали руками, будто тряся невидимыми погремушками. По лицу Кобольта Том понял, что его воображение нарисовало похожую картинку. И хуже всего было то, что эта музыка напрочь убивала желание рвать противника на мелкие кусочки.

А Спэнкс Бэнкс — или все-таки Гардахью — довольно улыбнулся, закинул себе в пасть горсть обжаренных орехов, а на припеве «Dream on white boy, Dream on black girl» несолидно покачал плечами. Сидевший рядом Макдью тихо выругался себе под нос.

Не только он задавался вопросом: что же дальше? Будет ли драка, или противники возьмутся за руки и пустятся в пляс, а зрителям придется разойтись, не получив ни сильных впечатлений от хорошего зрелища, ни легких деньжат?

К счастью, оба колдуна оказались не восприимчивы к искушению музыкой. Том хотел запустить в проклятый проигрыватель разрывающим заклятием, но не рискнул отвести глаз от Кобольта, тот тоже смотрел на него в упор, надеясь подловить удачный момент. Но пока удача была одинаково равнодушна и к нему, и к его противнику.

Они ударили почти одновременно, огненная молния едва разминулась с потоком обжигающе горячего воздуха. Кобольт успел выставить щит, который без усилий поглотил пламя, а его противник отразил заклинание при помощи чар зеркала. Защитный барьер вздрогнул, по нему пришелся удар предназначенный Риддлу.

— Началось, — Макдью ухмыльнулся, радуясь, что вечер не пропал для него зря.

Дальше заклинания летали по арене, как перепуганные феи, удирающие от похотливых пикси. Они сталкивались, взрывались, яркие искры сыпались во все стороны, зрители восторженно ахали и свистели. Барьер дрожал, как туго натянутый барабан, в который бросали круглые камешки, но из-за магловской музыки никто не мог ничего расслышать.

Том бы с удовольствием посмотрел, как парочка троллей сыграет свой ритуальный бонг-бонг на черепах горе-музыкантов. И как бы ни был он занят, отражая заклинания и плетя собственные чары, но все-таки нашел секунду, чтобы поблагодарить темные силы, когда шальной Ступефай улетел куда-то под потолок и заткнул проклятую вопилку.

Риддлу приходилось несладко, он вертелся, как кобра под факирскую дудку. Отражающие чары и щиты спасали не всегда, и, чтобы убраться с дороги летящих в него молний, Том прыгал, уворачивался, а когда было надо, падал ничком на пол. Кобольт бил часто и метко, так что у Риддла не было времени, чтобы вспомнить о своей гордыне. На лбу выступил пот, дышалось тяжело. Гилдерой говорил, что его тело в прекрасной физической форме, но, как обычно, сильно прихвастнул.

А ведь это была лишь разминка. Противники прощупывали друг друга, искали слабые места, ждали просчета. Пока что Том еще ни разу ни ошибся, но он колдовал слишком медленно, чертовски медленно. Да, в некоторых ситуациях пальцы Локхарта действовали весьма ловко, но, как говорил один знакомый Риддлу темный маг: «Плести заклинания — это тебе не с дружком своим играться».

Том почти успел соткать тонкую невидимую паутину из чар, еще секунда — и Кобольт пальцем бы не смог пошевелить, но в последний момент заклятие противника развеяло чары. Риддлу снова пришлось падать на пол, его голова едва не встретилась с искрящимся черным шаром.

Кобольт торжествовал, его глаза сверкали, а волосы торчали дыбом, как у сумасшедшего, это постарался остаточный магический фон. Том выглядел не лучше, только бледнее, и его глаза не блестели от предвкушения скорой победы. Быстро сев, он сотворил в воздухе белую злобную кобру. Кобольт среагировал мгновенно: секунду назад он упивался триумфом и, казалось, вокруг ничего не видел, но, как только змея метнулась в его сторону, огненная плеть обхватила ее за горло. Змею окутало дымом, Кобольт уже готовился насладиться еще одной маленькой победой, но, когда дым поднялся к потолку, перед ним оказались пять одинаковых змей. Они обступили его, как семейка голодных троллей, в чьи дебри давно не забредал одинокий путник.

Том получил короткую передышку. Ноющие пальцы просили холодного компресса и покоя, чужая сила не щадила тело, которое было для нее темницей. Пока Кобольт под довольные крики и хохот публики отбивался от назойливых и очень вертких змеек, Том перебирал известные ему заклятия, ища способ обезвредить противника, но при этом не угодить в камеру. Злость тяжелым горячим камнем перекатывалась в области затылка и мешала думать. Ворованная сила подогревала его ярость, убеждала плюнуть на аворов, на министра, на кучу свидетелей и ударить со всей силы так, что любой щит разлетелся бы как стекло. Эта атака не оставила бы от назойливого противника даже горстки пепла. Но за долгую жизнь Том научился держать свои чувства в узде.

Он осторожно встал; руки все еще болели, в пальцы будто вставили раскаленные спицы. Риддл согнул и разогнул их, боль можно перетерпеть, а вот смириться с тем, что его могущество буквально утекает сквозь пальцы, Том не мог.

Он жил ради того, чтобы колдовать, он был влюблен в магию и не желал себе другой повелительницы, другой рабыни и любовницы. Магия стала для него лестницей к небесам, и Том взбирался все выше и выше, не боясь упасть, потому что магия дала ему крылья. И даже теперь, когда лестница дрожала и шаталась, он не хотел себе другой судьбы.

Кобольт понял, что своими атаками лишь увеличивает количество врагов. К сожалению, он слишком быстро нашел другой способ расправиться с риддловскими змейками. Арену затопило серебристое сияние, и стена из шипящих извивающихся тел, которая уже почти сомкнулась вокруг Бартоломью, растаяла без следа.

«Начитанный засранец», — подумал Том. Он стоял на ногах нетвердо и снова чуть не упал, неловко дернувшись в сторону, когда мимо пронеслась огненная лапа. Щеку обдало жаром, — она метила Риддлу прямо в лицо, и тот лишь чудом сумел спасти смазливую мордашку своего любовника. Поклонницы Гилдероя истерично взвизгнули. Когда лапа замахнулась для нового удара, Том быстро выставил перед собой магическую печать. Два заклятия встретились, вспышка на секунду ослепила его. Том зажмурился, под веками растекались цветные пятна. Он снова открыл глаза и моргнул, прогоняя слезы. Последние язычки пламени падали на пол, но не успели они потухнуть, как Кобольт уже принялся за новые чары. Кончик его палочки выписывал в воздухе сложный узор. «Заклинание сна», — сообразил Том и горько усмехнулся. Эх, будь у него его собственные глаза, он развеял бы это колдовство контрзаклятием еще до того, как Бартоломью сделал бы второй взмах палочкой. Но у Риддла еще оставалась секунда-другая, пока заклятие набирало силу, и он уложился в этот срок. Кобольт в сердцах плюнул на пол, когда его усилия пошли прахом.