- Любопытство - слабость всех колдунов, так окажи мне последнюю любезность. Расскажи, ради кого ты предаешь свою семью.

- Ради себя. Мне мало быть просто твоим наследником и очередным Малфоем.

Абраксас коротко рассмеялся и достал палочку. “Дуэль!” - это слово вспыхнуло у Люциуса в голове, как молния. Нет, палочка в руках отца не испугала - удивила. Ведь Малфои никогда не делают ничего, что может вызвать публичный скандал. А что может быть более неуместным, чем магических поединок между хозяевами, в то время как дом полон гостей?

- Ты понимаешь, что пути назад для тебя не будет? Я уберу твое имя с фамильного древа сразу же, как только выполню свои обязанности перед гостями, - а пока колдун ограничился тем, что убрал едва различимое пятнышко грязи со своего манжета.

- Да, я понимаю. Но уверен, что у вас будет другой наследник. И вы воспитаете из него достойного Малфоя.

- Других наследников не будет. Мой род закончится на мне.

- Новая миссис Малфой еще достаточно молода…

- Проблема не в ней, а во мне, точнее в драконьей лихорадке, которая сейчас пожирает все, до чего может дотянуться. Три месяца назад лекари обещали мне полгода, но зелья, которые убивают боль и дают возможность оставаться в здравом уме, одновременно сокращают отпущенный мне срок. Сейчас я ходячий мертвец, а через пару недель или даже меньше стану просто мертвецом. Ты когда-нибудь слышал, чтобы у мертвецов получались достойные наследники?

Даже на пороге смерти Абраксас все еще не утратил способности радоваться мастерски нанесенному удару. Его слова выбили почву у Люциуса из под ног, лицо сына застыло. Сейчас ему требовались все силы, чтобы удержать хотя бы иллюзию спокойствия.

- Один из моих жадных до денег целителей любит поболтать. Мало того, он верит, что таким образом отвлекает меня от дурных мыслей. Так вот, он как-то упомянул, что маглы называют мою болезнь раком. При случае поинтересуйся у своего дружка, почему они выбрали для этой страшной дряни такое дурацкое название.

Абраксас почувствовал, что сейчас самый лучший момент красиво удалиться, дать сыну возможность побыть одному и попрощаться со своими мечтами. В юности у него тоже было свое увлечение, которое казалось куда важнее скучных фамильных обязанностей. Ему нравилось писать пьесы, выстраивать четкие мизансцены, где каждая деталь, каждая реплика, была на своем месте, ничего лишнего. И, конечно, больше всего его привлекали драмы. Что ж, приятно было напоследок вспомнить молодость. Колдун вышел в длинную галерею и его взгляд скользнул по ряду стрельчатых окон. Да, буря разгулялась не на шутку и в этом было что-то завораживающие, обещание убежища от всего мира, от людей, от долга. Но не от судьбы. Смерть всегда забирает своего избранника так же, как жизнь всегда находит лоскут новой ткани, чтобы закрыть прореху, оставленную смертью.

Впрочем, Абраксас был готов ей в этом помочь. Он всегда презирал тех, кто доверяют воспитание сыновей гувернерам, гувернанткам или хуже того женам. Своего наследника он воспитывал сам и теперь чувствовал, что труды не пропали даром. Тело опять подвело. Ему пришлось остановить, переждать, пока зубы, впившиеся в его внутренности, ослабят хватку. Абраксас прижал ладонь к боку - сейчас, пока никто не видит, можно… Надо же, он прошел совсем немного. Чертова галерея уже давно не казалась ему насколько длинной, пожалуй с самого детства. Может он был слишком самонадеян, замахиваясь на целых две недели жизни. Или даже слишком самонадеян, рассчитывая дойти до двери на другом конце. Смерть, должно быть смеется, наблюдая за людьми вроде него, за их нелепыми попытками до последнего сохранить лицо.

Боль отступила, в этот раз она просто напомнила о себе. В кармане были маленькие красные пилюли, но сегодня он уже выпил на две больше чем вчера. Колдун сделал несколько шагов и тяжело оперся на подоконник. Ветер бил в стекло, будто стая маленьких свихнувшихся птичек. А кроме пилюль были зелья, порошки и мази, которые с каждым днем помогали все меньше и меньше. Впрочем, это уже не имело значения.

Дела были улажены, оставалось только закончить этот проклятый праздник, достойно встретить дам и господ. Абраксасу они были не нужны. Чужая зависть и восторг, высокое покровительство, призрак будущей выгоды мало что значили для того, кто умирал. Все это снова станет важным, только если в полночь Люциус будет встречать гостей вместе с ним. А он будет - колдун с гордостью подумал, что его сын пожалуй даже в большей степени Малфой, чем он сам.

***

Северус вернулся к себе и включил лампу. Глазам, привыкшим к темноте, тусклый свет показался неприятно резким. До полуночи было восемь минут, разговор с матерью занял не так много времени как он думал. Заклинание надежно запечатало входную дверь, теперь внешний мир не мог вмешаться: остановить, уберечь, предостеречь. Они остались вдвоем - Снейп и его будущее. Футляр, простоявший весь день на подоконник, был холодным, это почувствовали даже озябшие пальцы. Красный цвет будто бы стал ярче, насыщеннее, как если бы ночь и холод успели напитать коробку своей силой.

Колдун одним глотком опустошил стакан, на вкус вода отдавала ржавчиной. Причем настолько сильно, что мысль “Трубы в этом доме давно ни к черту” нагло вклинилась в размышления о судьбе, выборе, дерзости и наказании. Стакан Северус поставил рядом с футляром, потом достал из кармана и положил на стол часы. Жаль, что подготовка не потребовала много времени. Когда руки заняты делом, ожидание пролетало быстрее. Снейп перевел взгляд на оконное стекло. Там, за отражением комнаты и его собственным все еще шел снег. За несколько часов белая полоса внизу оконного стекла увеличилась раза в два. Снежинки метались, бешено кружась, и стучали в стекло, как толстые сердитые шершни. Все это было настолько необычно, что заслужило называться рождественским чудом. На секунду Снейпу показалось, что там, за окном, совсем другой город, может даже совсем другой мир.

Как ни странно, но мысли о снеге потянули за собой воспоминание о жарком летнем дне, последнем дне школы, когда СОВы остались позади и бесконечное, солнечное, беззаботное лето наконец-то по праву принадлежало студентам. Толпа радостно-возбужденных пятикурсников: гриффиндорцы, пуффендуйцы и, Северус глазам не поверил, парочка равенкловцев, пронеслись мимо, едва не сбив его с ног и помчались дальше, размахивая конспектами, судьба которых была - превратиться в мелкие клочки, а потом полететь по ветру с Астрономической башни.

“Идиоты”, - буркнул Снейп им вслед. Радостный гогот звучал все тише пока не смолк, но он не торопился идти дальше. Колдун еще не решил, где бы подловить Люциуса и как лучше поговорить с ним.

- Эй, Снейп, - в конце коридора, как раз с той стороны, куда унеслась компания радующихся свободе студентов, показалась долговязая фигура Макнейра. Он снова окликнул Северуса и нетерпеливо взмахнул рукой, подзывая к себе. Зельевар поморщился и с неохотой пошел к сокурснику, прикидывая, какую еще гадость придумали гребаные чистокровки. Как и остальные, Макнейр скинул школьную мантию, и вдобавок, обвязал галстук вокруг головы. На Снейпа, который все еще был при полном параде, он посмотрел со снисходительной брезгливостью. Галстук вдруг стал слишком тесным, а мантия неудобной. Северус в очередной раз почувствовал, что стоит вне какого-то тайного круга.

- Чего тебе?

- Ты знаешь, что седьмой курс сдался еще утром? Повезло засранцам, а нас держали до обеда…

- Мне то что?

- Подумал, нужно тебе сказать, что они сразу собрали вещи и смотались в Лондон, - тонкие бледные губы растянулись в мерзкой ухмылочке. - Чтобы ты напрасно не ждал.

- Это все?

- Ну да… - узкое лицо вытянулось от разочарования, слизеринец предвкушал более бурную реакцию. - А ты…

Но Северус не дал ему договорить, развернулся и пошел прочь, стараясь не сорваться на бег. Спиной он чувствовал внимательный взгляд. Стервятник Макнейр ждал, что намеченная жертва выдаст свою слабость. Он-то никогда не упускал возможности поковыряться в чужих ранах.