Я не имел желания использовать Саки, но жгучее стремление досадить Рюноске и вывести его на эмоции преобладало. Я питал надежды, подкрепленные моими чувствами к нему, что рано или поздно он не выдержит моей близости с кем-то, к кому я испытываю наибольшее расположение. Но все должно было идти своим чередом. Все же обманывать Саки я не мог. Следовало дать зеленый свет естественному влечению, тогда мы с Саки сблизились бы самым обычным образом, без насилия над психикой. Но, думаю, все, что происходило в эти несколько недель, являлось самым настоящим насилием.

Рюноске наблюдал за мной, не скрывая этого. Он выражал молчаливое участие в моей судьбе, меня же втайне волновало то, что происходит с ним. Я пытался читать его мысли по его лицу, но мы как будто вернулись на начальный этап, когда все только зарождалось. Тоскливые взгляды, наполненные понимание. Без сомнения, Рюноске знал, в чем состоит мой план, но тем ни менее он не мог оставаться спокойным, лицезрея происходящее. Он оставил меня в покое, я не стремился к нему, но мысленного соучастия между нами стало как будто больше, ведь никакого другого способа проникать в судьбу друг друга мы больше не имели возможности.

Постепенно, как и ожидалось, мы с Саки сблизились настолько, что она стала мне глубоко симпатична, а ее былая надежда сойтись со мной запылала новым огнем. Но подозреваю, что мое влечение к ней было лишь следствием моего самовнушения. Мы сходили на несколько свидания, Саки потеплела ко мне, окончательно уверившись, что у нее больше нет соперника. С ней правда было неплохо. Мы занимались сексом, хотя даже с Рюноске не заходили так далеко. Но было что-то в нашем интимном единении разительно отличное от того, что происходило между мной и Рюноске. Не то, чтобы происходившее между мной и Саки было не настолько серьезно, но я не чувствовал единения, какое происходило с Рю. Мысли о нем все еще не покидали меня, а его взгляд загнанного зверя сводил с ума.

Как-то вечером Рюноске позвонил. Я с внутренним содроганием принял вызов. Его голос, интонация остались прежними, несмотря на то, что мы уже около месяца не контактировали. Первые мгновения мне казалось, что разговор будет официальным, как если бы происходил между двумя чужими людьми. Отчасти меня это пугало. Но поняв, что наша связь все еще сохраняется, я выдохнул с облегчением.

Он был как всегда прямолинеен, сказал:

- Ты и твои родители должны явиться на ужин в мой дом.

Меня удивило такое заявление. Оно не огорошило бы так, продолжай мы встречаться, но не в этом случае.

- Ты ничего не попутал? – спросил я, отчасти понимая, что если речь зашла о его доме и раз он делает подобное заявление, то в этом есть какой-то смысл, а не просто его прихоть. Поэтому сразу добавил: - Что-то случилось?

- Батя пронюхал о моем «школьном друге». Немудрено, что решил познакомиться, ведь обычно не доходит до дружбы.

- Он в чем-то меня подозревает или просто настолько сильно любит своего мальчика?

- Все такой же шутник? – усмехнулся Рюноске. – Я скучал по этому.

- Я тоже скучаю по тебе, - отозвался я и тут же понял, что совершил ошибку, однако не сожалел о ней.

Он помолчал.

- В воскресенье после полудня приедет машина.

Вечером следующего дня, за ужином, я убеждал родителей поехать, рассказал им правду о происхождении своего друга, который уже не раз появлялся у нас дома и более того оставался на ночь. Мама впала в панику, а у отца не нашлось слов. Он молчал, а потом попросил маму успокоиться. Он подробно расспросил меня о том, как так вышло, что его сын связался с якудза, но обвинительного тона я не удосужился. Мама кричала на него, обвиняла в том, что он мне пособничает. Ей тяжело было представить себя обедающей с семьей якудза, папа же умело держал себя в руках, за что я был ему очень благодарен.

В воскресенье все проснулись очень рано. Я спал на удивление хорошо, наверное, потому, что мы с Рюноске были близки, я доверял ему. Мама выглядела не выспавшейся, папа держался молодцом и постоянно подбадривал ее.

У меня не было указаний насчет дресс-кода, поэтому я позвонил Рюноске, который посоветовал одеться официально, потому что прием намечался торжественный. Отец Рюноске часто принимал у себя гостей, но это были важные люди: деловые представители или политики. Я решил не посвящать родителей в такие подробности.

После двенадцати приехала черная Тойота. За рулём оказался Окида-сан. Наверное, чтоб я чувствовал себя увереннее, садясь в машину, которая должна была доставить меня и мою семью в дом главы клана якудза. Мы поприветствовали друг друга, но я попросил Окиду сохранять наши доверительные отношения в тайне от моих родителей, чтоб не вызывать у них лишнего беспокойства.

Уверенный в том, что все будет в порядке, но все же волнующийся перед встречей с отцом Рюноске, я был доставлен к дому, скрывавшемуся за большой декоративной изгородью из отшлифованного камня. Окида высадил нас и дождался наших провожатых. Два человека, одетые в официальные костюмы, проводили нас по асфальтированной дорожке через огромный сад.

Навстречу вышел Рюноске, тоже в костюме. Он впервые предстал мне в таком виде. Он поприветствовал моих родителей тепло, потому что уже хорошо знал их. Они же, после всего, что недалече, как два дня назад узнали, вели себя достаточно холодно. Он почти не смотрел на меня, а когда это происходило, то взгляд был наполнен смущения. Я улыбнулся сдержано. Его губы дрогнули, но больше говорили глаза. Мы давно не встречались в неформальной обстановке, то есть вне школы, и теперь скрыть радость, испытываемую Рюноске в связи с тем, что мы увиделись, да еще к тому же на его территории, у него не выходило.

Он проводил нас в большой зал, где стоял сервированный стол. Это не было претензионно, скорее смахивало на достойный обед в доме влиятельного и знающего себе цену человека. Рюноске предложил моим родителям присесть, указывая на диван, что стоял тут же. На меня же он намеренно не обращал внимания. Я понимал это и принимал условия игры. Предпринимал всякие уловки, которые вынуждали Рюноске контактировать со мной. Он вовсе не был против. Кажется, больше его смущала вся эта ситуация. Даже больше, чем меня.

- Отец сейчас подойдет, - осведомил Рюноске нас. – Просил извинить его и немного подождать.

Сначала стояла ужасная тишина. Рюноске испытывал неловкость, находясь наедине с моими родителями. Заговорить со мной он тоже не мог – наши разговоры едва ли могли быть хоть чуточку информативными, ведь мы не общались почти месяц, а то немногое, что достойно было быть высказанным, носило личный характер.

Пока мы ждали, какие-то люди разносили блюда. Я осматривался. Дом оказался большим, но меня терзало подозрение, что он куда больше, чем доступно моему взору. Обстановка изысканная, деликатная, меблировка сделана с умом. Стены и все возможные полки украшены различными предметами искусства. Какие-то из них выглядели экзотично, и мне сразу вспомнился разговор, в котором Рюноске упомянул, что много путешествовал с отцом. Дом многое говорил о его жильцах. Мне же удалось еще на шаг приблизиться к пониманию Рюноске. Нас многое разделяло, но это не мешало нам чувствовать себя комфортно в обществе друг друга.

Скоро к нам вышел отец Рюноске, немного полный мужчина лет сорока пяти-пятидесяти. У него было суровое лицо и резкие манеры, но в целом создавалось впечатление, что это серьезный, уверенный в себе человек, что и ожидалось от главы клана. Он добросердечно улыбнулся моим родителям, пожал руку моему отцу. Мне он уделил особое внимание.

- Вы, я полагаю, друг моего сына, Тецуя-кун, - осведомился он, скорее, из вежливости и протянул мне руку.

Я внезапно понял, что дрожу, не могу пошевелиться. Мы смотрели друг другу в глаза, и я обливался холодным потом.

- Тецуя несколько удивлен, - вмешался Рюноске.

Он перехватил отцовскую руку и сжал ее.

- Думаю, его можно понять, - продолжил он, уводя его в столовую зону.

Рюноске обернулся ко мне и одними губами попросил следовать за ними. Я очнулся от наваждения, но волноваться не прекратил. Мне казалось, что я совершил какое-то преступление, что-то совершенно непоправимое.