После уроков староста класса в компании с двумя нашими одноклассниками поджидали меня возле школьных ворот. Староста окликнул меня и подозвал к себе. Я не волновался о том, что может последовать дальше. Что страшного могло произойти? Максимум на что я рассчитывал, это речи нравоучительного характера.

Староста встал прямо передо мной, вид у него был угрожающий. Он явно пытался продемонстрировать свою важность, коей я не видел, но чувствовал угрозу, потому что, дабы навредить, быть важным не обязательно. Двое других отрезали мне путь к отступлению сзади. Я спросил, что он хочет этим добиться. Я плохо представлял себе, что мои слова могли всерьез кого-то задеть. Они были всего лишь словами, сказанными в порыве раздражения. Однако, что дело касается именно того, что было мною сказано, я имел убеждение.

Староста попросил пойти с ними, но у меня начало складываться представление о том, что меня ждет, поэтому я отказался. Староста сказал, что не имеет значения, хочу я идти или нет, это не было просто просьбой, поэтому у меня нет выбора. Я весь подобрался и решил, что будет трусливо и дальше продолжать отпираться, к тому же мне не известно наверняка, что они задумали. Правда, если завяжется драка, то мне не удастся выстоять против троих.

Я согласился, и меня повели по улице, окруженного конвоем, как вдруг сзади до моих ушей донеся голос, звук который поразил меня, как удар молнии. Рюноске звал меня по имени так, будто окрикивал каждый день, чтоб попрощаться или вроде того. Обернулись все четверо.

Он забросил сумку себе за спину и стоял так, расставив ноги в разные стороны, выглядя при этом как нельзя более расхлябано.

- Чего тебе, Такеда? – не слишком решительно, но стараясь звучать достаточно твердо, отозвался староста.

- Я не к тебе обращался! – раздраженно бросил Рюноске. – Тецуя, куда это ты намылился? Иди сюда!

Я окинул быстрым взглядом своих конвоиров и, не встретив активного сопротивления с их стороны, пусть и увидев возмущение и растерянность на лицах, направился к Рюноске.

Мы шли молча. Я поддерживал его нежелание общаться, пусть самому ужасно хотелось завязать беседу.

- Спасибо, что вытащил, - я, наконец, прервал тишину, но не знал, правильно ли поступаю. В любом случае, остаться неблагодарной скотиной было бы куда хуже, нежели попасть в неловкую ситуацию.

- Ничего особенного, - тоном и правда «ничего особенного» отозвался Рюноске.

Я вздохнул.

Мы прошли до конца улицы, остановились на перекрестке.

- Ты мне ничего не должен, - сказал Рюноске.

- С тебя хватит и обычного «спасибо», - усмехнулся я с пониманием.

Он посмотрел на меня, как будто и на него снизошло откровение, но этот взгляд быстро прервался, и он, ничего больше не сказав, перешел на другую сторону улицы. Я же отправился на работу.

========== Часть 2 ==========

С тех пор моя жизнь изменилась. Одноклассники относились ко мне с настороженностью, да и кое-кто из школы вне класса. Сначала я не понимал, почему так, но уши не заткнешь. Я курил на крыше во время большой перемены, сидел за вентиляционной шахтой и глазел на футбольное поле, на девчонок в коротких юбках, на дорогу за забором, на низкие дома с уютными крышами, на собак, на горизонт. Было во всем этом что-то успокаивающее. Небо застилали тучи, поэтому оно было какое-то молочное с примесью голубизны, этакая морская пучина. Воздух наполнен влагой, сигарета быстро дотлевала, тяжелый смоченный дым оседал в горле.

В классе мне встречались два типа отношения: отрицание и позитивная расположенность. Первые старались меня не замечать от слова «совсем», будто бы смотрели сквозь меня. Вторые услужливо здоровались, некоторые не смотрели в глаза, некоторые пытались оказывать услуги, предлагали купить что-нибудь или помочь донести книги, которые учитель просил подготовить для занятия. В столовой мне занимали очередь. Дифференциация произошла довольно быстро, притом разделение было резкое и категоричное. Некомфортно было как в отношениях с одним метафорическим лагерем, так и с другим.

Школьными тяготами я делился с Сакуразуки. Когда он услышал про мои неприятности, рассмеялся. Потом спросил:

- Не шутишь?

Помолчал и ностальгически вздохнул.

- Эх, школьные годы. Весело быть школьником.

Я тоже не удержался от смеха, потому что посмотрел на происходящее под другим углом. Действительно, чего печалиться-то? Вся эта ситуация, если поглядеть со стороны, выглядит достаточно комично. И я в ее центре, без всяких преувеличений. Будет что вспомнить в старости.

После этого на первый лагерь я перестал обращать внимание, а поведение представителей второго стало меня тешить, их навязчивость я не воспринимал близко к сердцу и время от времени пользовался услугами. Коли предлагают, нечего включать мораль. Мне представлялось, отчего все так сложилось, но думать об этом не хотелось. Хотя Рюноске меня по-прежнему интересовал, пользоваться его влиянием я не собирался. Это выглядело как предательство, даже если между нами не существовало никакой договоренности, а его не волновало, каким образом для себя я поверну сложившуюся ситуацию.

Примерно в это время в лапшичную заглянули две девчонки из школы. Они держались особняком, сгруппировавшись. Заняли столик у окна и постоянно о чем-то шептались. Сакуразуки спросил, не из моей ли школы эти красотки, ибо форма очень уж похожа.

- А ты, видать, популярный парень.

- Не издевайся, Саку-сан, - усмехнулся я,- ты же знаешь, как обстоят мои дела.

- Дурная слава лучше, чем ничего. К тому же, девчонкам нравятся плохие парни.

- Но я не плохой парень.

- Только им это не говори.

Я подошел к столику. Обе притихли. Уставились на меня. Я натянул на лицо кривую улыбку и без особого удовольствия спросил, хотели бы они что-то заказать. Девочки переглянулись и снова уставились на меня.

- Слушайте, - сдался я, - мне предстоит тяжелый рабочий день, и если не собираетесь есть, уматывайте отсюда.

Одна поджала губы, а вторая – ее звали Саки – опустила глаза, но не потому что обиделась. Ее плечи зло подрагивали. Характер у нее был тот еще, диковатый, резкий.

- Слушай, Уэда, - довольно нагло начала она, - о тебе ходит множество разных слухов, так что ты не можешь злиться на нас из-за того, что мы хотим знать правду.

- Серьезно?

Саки поднялась и придвинулась ближе. Мы стояли друг напротив друга, как две кошки, готовые наброситься одна на другую.

- Я не имею ничего против тебя, - продолжила она. – Но Такеда. Я не знаю, что думать. Ты выглядишь так, будто все вокруг тебя идиоты.

- Это не так, - вмешался я.

- Слишком быстро среагировал, - парировала она низким голосом.

- Чего ты от меня хочешь?

Она помолчала.

- Ничего, наверное. Просто любопытство. Знаешь, даже если Такеда – якудза, мне не кажется, что вы как-то с ним связаны, поэтому хочу предупредить: ходит слух, что около этой забегаловки ошивается парочка якудза.

Мы молча смотрели друг на друга. В ее глазах я читал ум и понимание. Вторая, ее подруга, была более робкой, но, судя по тому, что пошла с ней, не менее любопытной.

Она что-то ждала от меня, но я продолжал молчать и обдумывать услышанное, которое воспринималось не как что-то реальное. Может, это читалось на моем лице, потому что ее лицо приобрело выражение разочарованности.

- Идем, Рика, - приказала она, подруга поднялась, и они вышли на улицу.

Я посмотрел им вслед из окна. Что-то ее речь во мне всколыхнула, но я пока не успел понять что.

Вечером Сакуразуки преминул мне этот случай, укорил в том, что я распугиваю клиентов. Что я проигнорировал. Мы поели, привели заведение в порядок, чтоб утром хозяину не пришлось со всем возиться самому, закрыли автоматическую перегородку и постояли немного в темноте, покурили. Сакуразуки осведомился, что хотели те девчонки, и на этот раз его голос был серьезен, никаких подколок.