Машина Окиды стояла в двух домах от нас, поэтому мы всем скопом – не считая Сакуразуки – погрузились в нее. Саки довезли до станции, затем поехали к моему дому. На полпути Рюноске попросил притормозить, а мне – выбираться. Я подумал, что он из-за чего-то зол на меня. Но сам он вылез следом, а Окиду попросил подождать или ехать позади, но на расстоянии.

- Пойдем, - сказал он и ринулся вперед.

- Куда? – растерялся я.

- Прогуляемся пешком до твоего дома. Веди, я не знаю дорогу.

- О боже, Рюноске Великолепный не знает дорогу к моему дому, - воскликнул я, и Рюноске что-то пробурчал в ответ.

- Ты преувеличиваешь мое влияние. И я не сталкер.

- Я знаю, прости.

Я все еще смеялся. Ледяное сердце Рюноске тоже подтаяло, и он улыбнулся.

Было темно и холодно, но пахло осенью, поэтому я наслаждался прогулкой.

Мы поговорили о том, что сегодня происходило в лапшичной. Рюноске признался, что там весело, хотя все это время сидел с кислой миной. На это он парировал, что было бы совсем глупо, если бы он улыбался в то время, пока все работали, а так как он никогда не имел дел с кулинарией и обслуживанием посетителей, то вообще почитает нас героями труда, даже Саки отлично справилась – Рюноске похвалил ее. Он спросил, когда успело решиться дело с трудоустройством Саки, но я подозревал на девяносто процентов, что он в курсе, ибо Окида присутствовал на той самой пьянке. Я ответил: «Ты прекрасно знаешь». Он ухмыльнулся и сказал, что так оно и есть. Окида очень коммуникабельный, он поведал о пирушке, притом во всех подробностях, что уши уже в трубочку закручивались. Я признался ему, что у меня возникала идея пригласить его, Рюноске, но ведь он же ненавидел меня, на что Рюноске ответил, что не ненавидел. «Что тогда? – наконец-то я получил возможность поговорить с Рюноске на эту тему, притом, похоже, он сам давал повод, умышленно. – То ты игнорируешь меня, то ведешь себя, как ни в чем не бывало!». Он сказал только «Прости. Прости, я сам не знаю, что со мной происходит». Выглядел он озадаченным, я понял, что ничего не добьюсь от него, а если стану настаивать, то только все испорчу. Вместо того, чтоб отчитывать или выяснять отношения, я попросил его называть мне причину, а если он не в состоянии сформулировать эту причину, то не ломать комедию, потому что тем самым он ломает меня. Он остановился и посмотрел на меня. В темноте я едва ли различал черты его лица, но когда подошел ближе, то увидел все в искажённом свете. Я понял, что меня привлекали его глаза, его скулы, его губы. Его руки и его походка. Его манеры и его голос. Мной завладело такое вожделение, что я едва смог удержаться, чтоб не поцеловать его. Он смотрел пристально, будто в душу глядел, и мне казалось, что ему известны все мои мысли, даже те, которых еще не было. Это не пугало меня. Я безгранично доверял этому человеку. Даже к Саки у меня не было такого влечения.

Когда мы подошли к дому – небольшому двухэтажному домику, - я предложил Рюноске зайти, ссылаясь на то, что еще не так поздно. «Родители не часто видят моих друзей, а если учесть, что в старшей школе я так и не обзавелся ни одним, то они будут счастливы узнать, что у меня все же кто-то есть». Рюноске мечтательно улыбнулся, так что я даже решил, что он согласится, но затем его лоб болезненно наморщился. «Сейчас не самое лучшее время, - сказал он. – Все в порядке, иди». В окнах на первом этаже горел свет, дом выглядел приветливо, словно звал меня к себе, но мне не хотелось идти, не хотелось оставлять Рюноске. «Иди», - повторил он. Я прикусил губу, борясь с желанием поцеловать его в улыбающиеся губы. Хотя бы просто прикоснуться, стать максимально близким, пусть бы только на этот вечер. «Всего один раз», - сказал он очень тихо, скорее обращаясь к себе, и прижался своими губами к моим. В первую секунду я был ошеломлен, но удовлетворение поднялось откуда-то снизу и затопило мозг, будто именно этого события я ждал всю свою жизнь, родился, чтоб целовать Такеда Рюноске. «Зови меня Рю. Пусть имя останется после этого вечера. Даже если все остальное забудется», - прошептал он, удерживая мой затылок. «Почему все должно забыться?» - спросил я. Рюноске не ответил и снова поцеловал меня. «Я люблю тебя», - шумно выдохнул я. Рюноске прижался губами к моему виску. Я слышал его дыхание в своей голове. Он был так близко, но что-то говорило мне, что это ненадолго, и поэтому он был одновременно далеко. Я обнял его и поцеловал, но он отстранился и попросил «Иди, пожалуйста». «Нет», - сказал я. Почему я должен был уходить? Я чувствовал, что когда закончится этот вечер, закончится и это наше с ним единение. «Я хочу, чтоб ты ушел». «Не хочешь». Он оттолкнул меня и опустил голову, затем приказал командным тоном «Иди, на хрен, домой!». Ругань, звучащая из уст Рюноске, напугала меня, потому что раньше он никогда не позволял себе ругаться. Хрупкий мир был нарушен. Я побежал к дому, поднялся по лестнице и бросился к окну в своей комнате. Рюноске все еще стоял на тротуаре - темная фигура в расстёгнутой нараспашку куртке. Вскоре слева появился свет фар – Окида-сан. Рюноске качнулся и пошел по направлению к машине.

========== Часть 7 ==========

Впечатление от нашего расставания было настолько сильным, что я не спал всю ночь – думал, а утром заявился в школу с красными зудящими лазами. Я подошел в Рюноске с утра пораньше, как только он появился в классе, и поздоровался. Мне хотелось общаться с ним, хотелось отдавать всего себя. Я больше не боялся его, не боялся ничего в этом мире. Он холодно ответил мне, обошел сбоку и сел на свое старое место. Я остерегался чего-то в этом роде, но все же надеялся, что мои опасения не оправдаются. Я стоял и смотрел, как он вешает сумку на спинку стула, как достаёт тетради. Потом он посмотрел на меня. В глазах его было пусто. Ни следа вчерашней нежности.

До обеда мы не контактировали, а на большой перемене я позвал его с собой на крышу. Почему-то я знал, что он согласится, даже если теперь держался особняком.

Мы сидели и ели, молчали, и меня распирала изнутри сила, которую преодолеть удавалось едва ли. Я не собирался скрывать свои чувства, но и вываливать все на Рюноске не хотел. Между нами снова стояла стена, и я бился об эту стену, тщетно.

Казалось, спрашивать о чем либо бесполезно. Рюноске снова перенесся в свою вселенную, так что рядом со мной находилась только физическая оболочка.

- Не хочешь поговорить? – спросил я, впрочем, без особой надежды.

- Только без глупостей, - ответил Рюноске.

- Для тебя все это глупости? – пробормотал я.

Ответа не последовало. Мы снова не соприкасались друг с другом, и мне никак не удавалось преодолеть это препятствие. Я не все понимал, но многое чувствовал. Мне виделось, что нет ничего, что нельзя было бы преодолеть, поговорив. Но проблемой сделалось то, что о многом Рюноске умалчивал. Я постепенно принимал эту его сторону и старался искать обходные пути. Здесь необходимо терпение.

- Ты нарочно сделал это. Поцеловал, а потом сказал, что все забудется. Ты намеревался так поступить с самого начала. Это не глупости. Я знаю, ты тоже так считаешь. Я хочу знать, Рюноске.

Он шумно выдохнул, и его дыхание было судорожным.

- Это был импульс, - глухо отозвался Рюноске. – Ты выглядел таким ранимым и открытым, что я не смог совладать с эмоциями.

Я вспомнил, как мысленно звал его, как боролся с самим собой, чтоб не поступить так, как поступил Рюноске.

- Мое признание… Оно не было импульсом. Я сказал это не под влиянием эмоций. И поэтому тоже, конечно, но я действительно чувствую это.

Рюноске откинулся назад, прижался спиной и затылком к стене.

- Я не намерен отрекаться от своих действий. Я знаю, что было, и знаю, что это значило, - сказал он.

Давление силы нарастало. Бороться с ней я не собирался, потому что это было не что иное, как мои чувства, о которых Рюноске теперь знал, так что не было смысла скрывать это. Я не собирался впадать в истерику, но да, я всегда был таким человеком, который сильно зависит от своих эмоций. Можно сказать, чувства двигали мною на протяжении всей моей жизни.