У Джиёна комок в горле. А в голове только одно: «Пусть он уходит, Господи Боже, только пусть он уходит!». Потому что если он не уйдет, то весь его тщательно выстроенный мир рухнет. И он даже представил, как несутся в тартарары его парень, карьера, дорогая машина, красивая квартира, еще одна квартира, куда он привозит шлюх, огромный фанклуб, родители и вся родня. Все, что было для него важно все эти годы. И все, что он никак не был готов потерять.

Хоуп, не получив никакого ответа на свое теплое прощание, кивнул, больше самому себе, и направился к лифту.

Шел, а откуда-то снизу, липкий и холодный, поднимался страх того, что Квон не остановит его, что вот так Хоуп и уйдет. Ну не может же так быть, чтобы все эти годы, проведенные вместе с ним, а потом еще годы, проведенные в раздумьях о нем, прошли впустую и ни к чему не привели?

Хосок чувствовал, что Джиён все еще стоит в дверях и смотрит ему вслед. Хосок даже приостановился было, чтоб дать ему возможность решиться и догнать его. Но Джиён этого не сделал. Нажал кнопку лифта. И вот еще одна заминка, секунда, в которую можно было бы решиться. Хоби обернулся. В дверях никого не было.

По ту сторону Квон Джиён, знаменитый G-Dragon, мечта миллионов девушек и парней, взрослых женщин и солидных мужчин по всему миру, тихо сползал по двери вниз, пока не сел на корточки. Обхватил голову руками. В его голове вереницей замелькали воспоминания – те, которые были давно уже упакованы и запрятаны на самое дно памяти, заперты в сейфе души, чтобы ни один звук, ни один запах не просочился оттуда в его реальную настоящую жизнь. И тут – Бум! Прорвало, слетели замки, посыпались шифры.

Он встал.

- Так, все! – он говорил сам с собой вслух тогда, когда действительно нервничал и нуждался в твердом слове, а никого постороннего не было рядом. – Нужна музыка.

Включил телевизор. Пощелкал каналы. Поймал себя на мысли, что сквозь эфирные потоки прислушивается к шагам в коридоре, к тому, не открылись ли двери лифта. Девушка с экрана пела какую-то депрессняковую песню о том, что живем один раз и нельзя притворяться перед теми людьми, кто тебе действительно дорог.

- И ты туда же! – крикнул он в экран, психанул, выключил телевизор, выдернул шнур из розетки. Взял телефон. Позвонил Сынри.

Его сонный голос на том конце привел его в чувство. Встряхнул.

- У тебя все в порядке? – делано грубовато спросил он. – У тебя кто-то в гостях? Я вроде слышу голоса…

Сынри уже привык к его нервным звонкам среди ночи, а потому отвечал привычно: очень хочу спать, мол, но поскольку тебе нужно меня сейчас услышать, то я весь в твоем распоряжении.

- Ложись спать, - и нажал кнопку отбоя.

На часах уже далеко за полночь. Поскорей бы уж этот день завтрашний. Уеду и забуду.

Зашел в туалет. Расстегнул ширинку. Опустил глаза и вздрогнул: очень четко привиделись глаза Хосока, смотрящие снизу на него, улыбающиеся одними щелками. Волна желания поднялась стремительно откуда-то от самых кончиков ног и до корней волос, обдала жаром. Он кинулся к умывальнику, пустил холодную воду. Сунул голову под кран. Освежился. Взял полотенце. Кончики пальцев на руках сладко ныли. Кинул взгляд на ванну, и ему привиделось, как Хосок, его Хосок, словно маленького, купает своего Джиённи в ванной, пенной губкой проводит по груди, по животу, спускаясь, а потом Джиённи шумно затаскивает Хосока к себе в ванну. Еще одна волна желания накрыла его с головой. Он даже присел, настолько неожиданным и сильным оказалось напавшее на него возбуждение. Запульсировало в висках.

Резко встал, пинком распахнул дверь ванной. Вышел в коридор, огляделся. Забежал в лифт, спустился, тарабаня от нетерпения кулаком по стене. Вышел, прошел быстрыми шагами к выходу. Остановился. Вернулся. Прошел в бар. Взял себе выпить. Выпил. Потом еще. И еще. Рядом за стойкой скучали девочки в ожидании, видимо, клиентов. Подошел к одной. Показал, приподняв двумя пальцами, крупную купюру в кармане. Вопросительный взгляд. Кивок. Взял ее за локоть. Вывел в холл. Вошли в лифт. Нажал рукой кнопку экстренной остановки. Сорвал с нее трусики. Взял ее быстро, жестко, грубо, словно стараясь выместить на ее бедном теле все свои переживания. Увидев слезы и растекшуюся тушь на лице, отпрянул, достал деньги, отдал, разблокировал лифт, поднялся к себе на этаж. Вышел, оставив ее в кабине лифта надевать растерзанные трусики.

Сел на кровать. Обхватил голову руками и заплакал.

По щекам, впервые за многие годы, текли настоящие слезы. И было странно ощущать на себе эти обжигающие капли. Казалось, что они разъедают какую-то тяжелую и плотную корку, высвобождая глаза для чего-то очень хорошего. Или плохого. Но точно чего-то нового.

========== Шуга и его несладкое ==========

Несладко.

Все, о чем мечтал Шуга, хоть в мечтах и казалось сладким и приправленным специями, на деле отдавало такой горечью, что захватывало дух.

Он сидел перед ноутбуком и вглядывался в кадры трансляции. Вот останавливаются аккредитованные автомобили, выходит Ви, облизывая губы на радость фанатам. Фанатам же невдомек, что у бедного Тэтэ неимоверно сохнет во рту от всех этих тинтов и блесков, что кожа на его губах застывает и превращается в восковую, и если периодически не увлажнять губы языком, то скоро станет совершенно невозможно ими двигать. И поэтому Намджун всегда бесится, когда менеджер передает через него Тэ пожелания от руководства почаще облизывать губы на публике.

Еще один автомобиль подъехал, Чонгук с Чимином присоединились к остальным. Шуга вглядывается через монитор в лицо Чимина, впитывая его холодный взгляд. Чимин не такой обычно – обычно он мягкий и улыбчивый, сверкает щелками глаз по сторонам, растягивает губами мягкую улыбку. Сегодня он строгий и элегантный, но злющий как черт. Под стать напряженному Гуку. Под стать расстроенному Намджуну. Под стать потерянному какому-то Джину. Да что с вами со всеми, бантаны? Хорошо, что у вас есть Хосок – улыбка группы и ее надежда, сверкающий своими безупречными зубами как звездочка, освещающая путь по красной дорожке. Через улыбку Хосока не пробьется ни один его внутренний демон, а уж у него их побольше, чем у кого бы то ни было. Он их умеет держать на привязи. А вот Шуга не умеет.

И на днях это неумение его подвело. Потому что нельзя лезть к Чимину с объяснениями на пьяную голову, во-первых, и когда он переживает насчет предстоящего дэнс-коллаба во-вторых. Потому что у мягкого и милого зефирного Чиминки в такие периоды разгон от плюшевого мишки до истерической стервы с порывами к расцарапыванию ближайшего лица меньше секунды. И Шуга поэтому неподрассчитал.

Шуга, собственно, почему напился-то? Потому что понял, что:

а) на диване в студии он больше спать не может, ибо неудобно;

б) Рэпмон – не самый лучший сосед в плане поспать рядом, потому что храпит как два локомотива и один легкомоторный катерок, который пытается тащить эти два локомотива по земляной насыпи к ближайшему морю, чтобы утопить. Такого храпа в природе больше не существует – только в одном варианте, и именно он достался Шуге в соседи по студии. И как Хосок с ним спит – потрясающе! У него, видимо, настойка пустырника вместо крови по венам течет. Иначе не объяснишь.

И главное – Шуга понял, что ему нужно, чтобы Чимин был рядом и все стало по-прежнему. И Шуга внутренне готов противостоять заполняющим его вены радужным единорожьим какашкам (он реально не знает, какое еще название можно придумать тому, что с ним происходит) во имя дружбы с Чимином, который должен его простить. Обязан просто. Потому что иначе Шуга сдохнет, а с ним и все будущее корейского национального рэпа.

Поэтому он выжидает возвращения Чимина с очередной репетиции, окружает его заботой и вниманием настолько, что ему в пору вымпел «Победителя соцсоревнования по хёнству» давать, заваривает собственноручно Чимину чай на ночь (такой крепкий, что хрен там Чима бы уснул, если б выпил в итоге), а потом начинает с присущим ему словесным изяществом извиняться.