Самую обычную, которая словно вышла прямиком из какой-нибудь истории про старую-добрую Англию. Не очень широкая каменная плита с непонятными символами. Разобрать их не представлялось возможным, мелко выбитые линии основательно объели время и непогода. Интереснее оказалось иное – могила была укрыта в клетке. Настоящий решетчатый панцирь закрывал каменную плиту, словно крышка саркофага. Лена потрогала решетку, осторожно попинала носком кроссовки. Сделано было на совесть, железные полосы в палец толщиной скреплялись медными (кажется, медными) заклепками, а рама, державшая все сооружение, глубоко ушла в землю.
Лена вспомнила, что до сих пор не встретила здесь ни единого металлического предмета. Ни в разграбленном караванчике, ни в разрушенном доме. Даже паршивого гвоздика. Либо железо здесь было не в ходу, либо оно было очень ценным, в любом виде. И вот кто-то потратил немало труда и драгоценного материала на могильную решетку в пустоши. Этот неведомый «кто-то» видимо очень-очень постарался, чтобы никто не добрался до могильной плиты.
Или наоборот…
Мысль была глупой. С другой стороны, за минувший день Лена увидела столько того, чего быть не может, отчего бы не появиться еще одной бредовой несообразности? Следующая мысль пробежала по спине холодной тенью. Ладно, допустим, нашелся эксцентричный тип, который уберегал могильный покой таким вот экзотическим образом. Но никто ведь на эту решетку не покусился, в месте, где мертвым оставили одежду, но срезали все пуговицы.
Лена пошла дальше, торопясь и поминутно оглядываясь. Неуютно было оставлять железный саркофаг за спиной. Впрочем, могила отдалялась с каждым шагом. Девушка попробовала прикинуть, сколько она уже прошла. Решила, что километра три-четыре, благо идти было достаточно легко, каменные «языки» и сросшийся кустарник встречались не слишком часто и расстилались недалеко, обойти их труда не составляло.
Сумерки затягивались. Все это немного напоминало «белую ночь» в Питере, только темнее. Освещение было странным, непохожим на все виденное в прежней жизни. Солнце ушло, но из-за горизонта как будто изливался призрачный свет, отражаемый невидимым полотнищем. Свет менялся, он как будто слабел, но при этом буквально растворял тени. Поэтому, несмотря на полутьму, удавалось держать вполне достойные ритм и скорость ходьбы. Собственно говоря, можно было шагать еще быстрее, но Лена опасалась повредить ногу. Вправить самой себе вывих она, скажем, смогла бы, но о пеших походах после этого можно было забыть.
А вода все не встречалась.
Ноги болели, слегка простреливало в левом колене, которое сильнее ударилось поутру. Слабость накатывала приступами, будто превращая ноги в вату. Ветерок нес уже не прохладу, а ощутимый холодок, который забирался под куртку и старую футболку с надписью «Manowar». Тишина давила, прессовала уши отсутствием привычных городских звуков. Возбужденное подсознание не чувствовало привычного фона и заполняло его фантазиями. Лене то и дело чудились шуршание за спиной, шорох в траве, хлопанье кожистых крыльев над головой. Это сбивало с ритма и сильно выматывало.
И пугало, чего уж там. До дрожи в руках и ногах. Потому что скрепка и горсть монет по-прежнему оставались самым грозным оружием в руках девушки. Тем временем из-за черной линии горизонта полезла, наконец, луна. Не выкатилась, не взошла, а именно «полезла», и от вида ее Лене снова захотелось разрыдаться, так что она всхлипнула на ходу, давясь судорожной икотой.
Такую луну часто показывают в фильмах, а в жизни ее увидеть невозможно, потому что так не бывает. Огромный серебристый диск раза в два раза больше солнца, с отчетливо видимыми лохматыми пятнами и нимбом. От одного лишь взгляда на светило охватывала дрожь. А еще напрочь вышибало последние надежды, что все это какой-то розыгрыш или случайное стечение обстоятельств.
- Сдается, Тотошка, мы больше не в Канзасе, - прошептала Лена, засовывая руки поглубже в карманы и горбясь на ходу. Так казалось хоть чуть-чуть теплее.
Подумалось – если здесь работает нормальная физика, то какие же должны быть приливы с такой луны? От физики мысль поскакала дальше. Если время «здесь» течет с той же или близкой скоростью, как «дома», то ее нет почти сутки. Но родители вернутся только на следующий день. Хотя нет, они наверняка будут звонить, скорее всего, уже звонили. А поскольку телефон остался в квартире, никто не ответил. Значит, тревога уже поднялась вовсю, ее ищут по друзьям и знакомым, близким и дальним. И не найдут. Потому что Елена Климова идет под дикой луной в неизвестной пустоши, стараясь уйти подальше от убитых людей и запертых могил…
Мы больше не в Канзасе.
Мы больше не в Канзасе.
Повторялка хорошо ложилась на ритм шагов. Идти с ней в такт было полегче. Самую малость. А еще это отвлекало от мыслей о том, насколько неправильно и невозможно все происходящее. Волосы окончательно спутались и засалились. Как назло ветер дул в спину, сбрасывая непослушные пряди на лицо. Это мешало и раздражало, а кепка и бандана как раз для таких случаев, опять же остались «там». Можно было вытащить шнурок из кроссовки, но волосы после очередной стрижки еще не отросли настолько, чтобы перехватить их в нормальный хвост. Разве что на голову шнурок повязать, как ведьмак в книге.
Господи, это сон, это должен быть всего лишь ужасный сон…
Некстати попавший под ногу камешек больно ужалил даже сквозь подошву, напомнив, что никакой это не сон. И тут Лена вышла прямиком к омуту.
Наверное, на самом деле это было что-то иное, если судить точными определениями. Не то маленькое озеро почти идеально круглой формы, не то просто большая яма в земле с пологими спусками. Но все равно омут он и есть омут. Загадочный и опасный даже на вид. На противоположном от Лены краю росли два дерева, похожие на все те же ивы, только еще более несчастного и скрюченного вида. Вода отливала непроглядной чернотой без единой волны, словно линза из полированного обсидиана. Подходить не хотелось, пить тем более. Но обезвоженный организм требовал свое, и язык царапал сухое небо, словно терка с песком.
Лена осторожно подошла к бережку поближе. Настороженно присела. Вслушалась.
Тишина. То есть обычный тихий фон без всяких признаков жизни. Только ветерок колышет траву, перебирая жесткие сухие стебли. Девушка на ощупь достала из кармана монетку поменьше. Некстати вспомнилась литровая бутылка, которую отец каждое первое сентября ставил на свою имитацию камина и кропотливо заполнял металлическими «червончиками» и пятачками. «На отпуск». К лету в бутылке набиралось тысяч семь-восемь, и впрямь хорошее подспорье к отпускным расходам.
Монетка ушла в темную бездну почти беззвучно. Канула, как в туман. Так что Лена даже на мгновение подумала – а вода ли это вообще? Затем плеснуло, очень тихо, почти незаметно, но обострившийся слух Лены уцепился за сторонний звук. Зеркальная гладь омута дрогнула, прокатилась низкой округлой волной от центра прямо к бережку. Девушка на всякий случай отступила, сжимая кулаки, готовая бежать.
Метрах в пяти от берега вода осветилась далеким отблеском света. Лена невольно вздрогнула – получалось, что омут действительно очень глубок. Желтоватое пятно света пульсировало, как будто далеко внизу зажгли настоящий, живой огонь. И там что-то перемещалось… Темное на призрачно-светлом фоне скользило, двигалось. Темная вода расступилась, и Лена увидела последнее, что ожидала здесь встретить.
Над волной поднялась русалка. Или не совсем русалка… Наверное, правильнее было бы сказать, что существо очень походило на русалку. Все, что ниже пояса, скрывалось под водой, а выше представляло собой обнаженную девушку с копной длинных, невероятно густых волос оттенка «розовый щербет». Лена молча и глупо смотрела на русалку. Русалка смотрела на Елену, так же молча, но с легкой полуулыбкой.
Пурпурная грива ниспадала светящимся водопадом на маленькую грудь и далее, скрываясь в воде. Отдельные пряди, казалось, жили самостоятельной жизнью, обвиваясь вокруг шеи тонкими щупальцами, но выглядело это не отталкивающе, а скорее притягательно, совсем как в аниме, где волосы персонажей регулярно начинают красиво развеваться в полный штиль. Рот был очень маленьким, зато нос представлялся вполне человеческим, чуть курносым и тонким, на грани между изящной скульптурной лепкой и «майклджексоновщиной». По сравнении с ним очень большие глаза казались огромными, несоразмерно лицу. Внутренние уголки глаз приопущены относительно переносицы, внешние наоборот, приподняты. Зрачки неправильной формы светились, меняя форму, словно зеленовато-сиреневые облачка. А вот в ушах ничего человеческого не имелось. Огромные, больше человеческой ладони перепонки на длинных хрящах иглообразной формы постоянно двигались, как будто сканируя окрестности звуковыми импульсами. Лицо было покрыто россыпью крошечных пятнышек, похожих на веснушки.
