Из рук выскальзывает сковорода и падает на пол. Тэхён вдохнул и выдохнул глубоко и протяжно, несколько раз. Поднял с пола сковородку и поставил в раковину.

Ему сейчас лучше не прикасаться ни к чему — руки трясутся.

Уперся в стол руками, и вдыхает запах блинов. Пахнет вкусно, но вот единственный блин, который Тэхён почти успел прожарить, валяется в раковине, на сковородке. «Какое же ты ничтожество, раз даже блины пожарить не можешь?», — думает он про себя. Руки все еще трясутся из-за непонятного страха, который копился в нем много лет.

Чье-то теплое дыхание щекотит шею сзади, и Тэхён чуть дергается в сторону от неожиданности.

Чьи-то теплые руки сомкнулись у Кима на животе и притянули ближе.

— Ты же просил, чтобы мы праздновали вдвоем, — долго не пришлось гадать, кто это. Тэхён накрыл руки Чона своими, все еще дрожащими. — Что-то случилось?

— Нет, — Тэхён помотал головой и расслабился в этих объятиях. Зачем думать о плохом, когда время вспять не повернуть? Зачем, если ничего не изменить? — Я пытался приготовить еду, но, кажется, я слишком неуклюжий для этого… — бессовестная ложь.

— Мм, — Чонгук развернул Тэхёна за плечи, чтобы посмотреть на его лицо. — Правда?

Он чувствует, что что-то не так? Нет, это бред. Тэхёна просто совесть внутри сжирает. Но он ему не скажет — не хватит смелости. Или это эгоизм? Видеть в родных глазах боль и слезы — словно пытка. Тэхён видеть этого не хочет, и поэтому молчит.

— Если ты мне солжешь, то я тебя возненавижу, — Чон серьезно посмотрел на старшего. — Помнишь?

Горькое чувство дежавю. Снова.

Тэхён хотел кивнуть, но не успел — Чимин ураганом ворвался на кухню, открывая дверь нараспашку.

— Намджун! Намджун, он… — Чимин дышал тяжело, было ясно, что он бежал прямо с улицы, потому что на нем зимняя белая куртка, и ботинки, на которых остался снег. Щеки и нос красные, а сам он выглядит если не грустно, то очень потерянно. — Юнги звонил профессору Чону… С Намджуном покончено.

Чимин мельком посмотрел на Тэхёна, чьи глаза с каждой секундой все увеличивались. Внутри росла паника. Это что же получается?.. Никто из присутствующих не успел опомниться, когда Чонгук взял Тэхёна на руки, и начал так кружить по кухне, явно радуясь. Ким схватился за него покрепче, пряча слезы. Не давая им течь. Удивительно, что глаза не слезятся даже.

— Теперь мы можем вернуться и жить нормально, — Чон буквально мурлыкал от счастья. Он прижимал Тэхёна к себе ближе, радуясь будто за двоих.

Вся эта радость Чонгука, все смерти… и Хосок… Только сейчас пришло осознание того, что это все было бессмысленно.

Тот способ равноценного обмена, о котором думал ранее Хосок, не сработал. И что за равноценный обмен такой? Десятки жизней на одну?

— Сокджин… — Чимин шмыгнул носом, не прерывая зрительного контакта с Чонгуком. — Сокджин погиб вместе с ним.

Чонгук остановился, но Тэхёна не отпустил.

— Это было его решение? — он наконец заговорил, но голос Кима дрогнул, что явно не осталось незамеченным.

— Юнги сказал, что Сокджин хотел уйти вместе с ним… — Чим вытер щеки ладонью. — И, Тэхён… На пару слов, — он посмотрел на Чонгука. — Можно?

Тот кивнул и оставил этих двоих наедине. Ему что-то казалось неправильным. Если точнее, то, кажется, только он один радовался новости о смерти Джуна. Он — единственный, кто чего-то не знает? Чонгук пошел в гостиную, подавляя желание подслушать разговор. Тэхён не стал бы что-то скрывать… Правильно?

— Тэ… — Чимин подошел ближе, упираясь лбом в плечо друга. — Не смей винить себя в этом, ты слышишь? Слышишь меня, дурак?

Куда делись все слезы? Тэхён внутри весь горит от боли, хочет закричать и разрыдаться, но почему не может?

— Я буквально умолял вас, — Ким сжимает плечи старшего, стараясь оттолкнуть от себя. — Умолял, чтобы вы ко мне не привязывались. Почему в итоге привязался я? И потерял всех… Тоже я…

Сокджин всегда старался улыбаться, всегда помогал. Никогда не спрашивал Тэхёна, чего тот хочет. Не давал ему умереть. Он стал кем-то вроде надежного старшего брата, кто мог понять полностью, словно с одного лишь взгляда. Потому что это проклятье они ощутили на собственной шкуре. Они разделяли это чувство вдвоем; чувство, когда тебя отверг целый мир.

— С Чонгуком… Попрощайся с ним как следует. Расскажи все. Сейчас вечер, на улице темень… У тебя есть время до первых лучей солнца.

— А ты не собираешься мне ничего рассказать? — Тэхён смотрел не грозно, нет. Во взгляде была лишь пустота, словно он и не видит перед собой ничего и вовсе. — Например, с какого хрена твоя кровь в моем теле способна помочь мне переродиться?

Но Чимин промолчал. Посчитал это ненужным совершенно. Вместо этого он решился рассказать Тэхёну то же самое, что и Юнги когда-то давно.

— Дети солнца, — пара глаз смотрела на Чимина, требуя ответов, но он скажет лишь то, что считает нужным. — Ты и Сокджин — дети солнца. Как и все те, кому в этой жизни не повезло. Тех, кто не имеет силы, называют так. Вы умираете точно так же, как и само солнце — не оставляя после себя ни единого доказательства на свое существование. Сжигаете тех, кто рядом, — Чимин сжал края одежды младшего, заглядывая тому в глаза, словно боясь чего-то. — Но я солгал тебе. Тьма не внутри тех, кто силы не имеет. Тьма внутри тех, кто рождается с золотой ложкой во рту. Смешно, правда? На самом деле — это мы никчемные. И когда мы встречаем кого-то с чистым сердцем… Попросту привязываемся. То, о чем ты просил всех нас с самого начала… Это было невозможно. Внутри тебя свет, Тэхён. Его ничем не затмить, поверь, свою силу я знаю и ощущаю очень хорошо… Она в тебе живет, — Пак подошел ближе и положил на макушку младшего ладонь, слегка ероша волосы. — Постепенно становимся одержимы, если чувства, которые испытываем, начинают походить на любовь. Вспомни Намджуна. Он был тем, кто стал одержимым из-за сильной любви.

Тэхён сжал кулаки, начав проклинать самого себя. «Не вини себя ни в чем»? «Это не твоя вина»? Сейчас Чимин скажет это?

— Тэ…

— Не нужно, Чимин, — младший слегка оттолкнул Пака от себя, набирая в легкие воздух.

Все тело ослабло, не хотелось даже есть. Сегодня рождество, а в рождество обычно происходят чудеса… Может, и на этот раз?..

Где-то в глубине души Тэхён понимает, что вероятность такого «чуда» мала настолько, что ее нет и вовсе.

— Я поговорил с Юнги, — Чимин резко обнял младшего, не давая ему уйти. — Сказал, что нет лекарств. Он принесет все, что найдет в твоей комнате в академии, Тэ-я, — он буквально захлебывается словами, дышит через раз и хочет, чтобы все это закончилось. У Чимина дрожат руки, но он изо всех сил сжимает тэхёновскую рубашку, чтобы не дай бог отпустить. — Все будет хорошо!

На мгновение в Тэхёне зарождается маленькая надежда. Он удивленно смотрит на старшего, который обнимает его так крепко, что уже чувствуется боль. И обнимает его в ответ.

— Я расскажу Чонгуку обо всем, — и кивает самому себе, будто убеждая, что это будет правильно. — И если утром меня больше не будет в живых, в следующей жизни я убью себя прежде, чем встречусь с ним, — Тэхён обмякает, держится на ногах еле-еле, но находит в себе силы оттолкнуть старшего в последний раз. — Сколько боли я ему причинил, ты знаешь?

— А сколько он тебе?!

Голос Чимина срывается на крик.

— Ты только и думаешь о том, чтобы ему было хорошо! Совсем о себе забыл?! Посмотри в зеркало, у тебя кости торчат, худой до невозможности! Подумай хоть раз о себе, расскажи ему, что чувствуешь…

Тэхён не ответил. Он молча вышел из кухни, с опаской наблюдая за тем, как перед ним стоит Чонгук, спиной прислонившись к стене.

Их взгляды не встречаются, потому что младший стоит с опущенной головой. Когда Тэхён подходит ближе, Чон, зевая, спрашивает:

— Все хорошо?

Тэхён мог бы оттолкнуть его сейчас. Мог бы уйти, потому что не верил, что сможет увидеть хоть еще один рассвет. Но хочет быть честным хотя бы сейчас.

— На самом деле, нет, — когда Ким отвечает таким тихим голосом, младшего этого нисколько не удивляет, почему-то. Он все еще стоит с опущенной головой и ждет, когда хен продолжит. — Пойдем в комнату? Я все расскажу.