— Я же, блять, просил дверь закрыть!

— Да закрыл я! — возникает Чонгук, кивая в сторону прохода. Щеколда и правда закрыта…

Чонгук плюхается обратно на кровать, а Тэхён бежит к двери, за которой стоит радостный-прерадостный Чимин с пакетом в руках.

— Это лекарства! — гордо заявляет он. — Юнги принес только что!

Чонгук поднимается с кровати и неверяще смотрит на Чимина, от которого счастьем за километр разит. Но Тэхён, кажется, той же радости не испытывает.

— Что такое? — спрашивают они одновременно у Кима, а тот лишь молчит и отвечать явно не собирается.

За спиной Чимина появляется профессор Чон вместе с Юнги. Профессор смотрит на Тэхёна так, словно ему его жалко, и Чонгука от такого взгляда передергивает.

— Я уже объяснил Юнги, в чем дело. И вам объяснить тоже труда не составит.

И на Тэхёна он не смотрит больше специально. Как и сам Ким на него. Он лишь отходит чуть назад, надеясь, что провалится в пропасть и исчезнет, но сзади его хватает за плечи Чонгук, чуть поглаживая.

— Если бы ты был пропастью, я бы в тебя провалился, — бубнит он себе под нос.

— Что? — Чонгук удивленно распахивает глаза, слегка усмехаясь. — Забавный флирт, знаешь.

— Это не флирт. Говорю, как есть.

И все веселье уходит куда-то далеко, когда профессор берет пакет с лекарствами и выкидывает в окно. Все смотрят на него, словно на сумасшедшего, но не Тэхён. Он все еще старается не смотреть. Но ровно до тех пор, пока Чимин не кричит обеспокоенным голосом: «Я сейчас принесу!».

Пак удивленно смотрит на Тэхёна, когда тот хватает его за запястье.

— Сначала выслушай, — взгляд его тяжелый, а глаза словно потухли. Чимин, кажется, теперь понимает, что к чему.

— Они не помогут? — профессор утвердительно кивает, а Тэхён опускает взгляд в пол.

Чонгук смотрит на Тэхёна растерянно. Он знал. Сердце ноет, а руки так просятся обнять старшего, и Чон позволяет себе эту маленькую слабость. Подходит ближе, целует в висок, и прижимает к себе. На удивление самого Чона, Тэхён жмется ближе, словно эти объятия — его единственное убежище. И Чонгук понимает. Понимает его без слов.

— Что же тогда делать… — Чимин растерянно смотрит на профессора, но Чонгук перебивает его.

— Можете выйти, пожалуйста? — просит он, и Тэхён в его руках чуть задерживает дыхание.

Юнги смотрит настолько обеспокоенно, что, кажется, Чонгук впервые видит этот взгляд. Но младший кивает, словно уверяя, что все в порядке. Мин выходит первым, таща за собой Чимина, который готов снова заплакать. Профессор понимает чувства Тэ не хуже самого Чонгука, поэтому единственное, что он говорит на прощание:

— Я буду молиться на твое счастье там, где ты обретешь новую жизнь, — и уходит за дверь, пряча такие же слезы, которые готов был лить Чимин еще мгновение назад.

Тэхён жмется к Чонгуку ближе, и младший знает, что у него самого глаза на мокром месте.

— Ты не хотел прощаться? — и он кивает.

Чонгук понимает, почему. Но Тэхён сжимает рубашку сильнее, произнося тихое:

— Спасибо, Чонгук… — и чувствует, как собственное сердце словно останавливается. — Я…

— Нет, замолчи, — перебивает младший, не желая слышать больше ни слова, потому что знает. Он понимает и видит. — Замолчи, пожалуйста…

Он позволяет себе чуть отстраниться от Тэхёна, подмечая, что на его левой щеке красуется белая тонкая полоска, словно трещина, которая излучает мягкое свечение. Чонгук дотрагивается до нее кончиками пальцев, ощущая, как кожа старшего в этом месте словно горит.

— Что там? — спрашивает Тэхён. — Щиплет.

У Чонгука глаза слезятся, но не более того. Нос покраснел, а голос и вовсе стал тембром ниже и тише в несколько раз.

— Больно?

— Да.

Чонгук осторожно берет лицо Тэхёна в свои руки и целует в то место, где начинают появляться новые еле заметные трещинки.

— Разве смерть может быть такой? — Ким ни на секунду не перестает улыбаться.

— Тэхён…

— Я эгоист ведь, правда? — Чонгук кивает моментально, чем вызывает смешок у старшего. Но ему сейчас так больно, что, кажется, будто еще одно мгновение — и он распадется на маленькие кусочки. Как хрусталь, осколки которого больше не собрать воедино, потому что большая часть из этих осколков — словно пыль. — И раз я эгоист… — Тэхён подходит ближе и обнимает Чона из самых последних сил, что у него остались, а их немного и вовсе. — Постой так со мной.

— Ты просто изверг, — Чонгук обнимает его в ответ, понимая, что иначе он поступить не может.

— Прости меня… — шепчет он.

Кожа Тэхёна начинает светиться словно изнутри. Чонгук снова переводит взгляд на часы.

6:10. Ровно.

— Восход только через три ебаных часа, Тэхён, — Чон пытается изо всех сил заставить себя улыбнуться и попытаться не чувствовать, будто Тэхён в его руках словно растворяется.

Ноги старшего будто немеют; он цепляется за Чона и просит сесть вместе с ним на пол. Но они ложатся. Тэхён не отпускает Чонгука ни на секунду, все еще зарываясь лицом куда-то ему в область шеи. Температура его тела все поднимается, а Чон старается сделать ветер в комнате холодным; таким, чтобы тело старшего остыло хоть чуть-чуть… Чтобы остановить это хоть на одно мгновение…

— Быть одному в такой момент, наверное, намного больнее, — голос у Тэхёна совсем тихий, но Чонгук слышит все. Старается погладить его по спине и осознает, что жар постепенно спадает. Но когда на его руке остается тепло и что-то мокрое, он смотрит на свою ладонь и по его щеке снова скатываются слезы.

На ладони кровь.

Если бы Тэхён нашел выход, он бы сказал. Если бы Тэхён знал или хотя бы верил в то, что выживет, то он бы сказал. Он не стал бы молчать, не стал бы плакать… А все потому, что знал, точно знал, что его ждет.

— Тэ… — шепчет Чонгук, но он не слышит собственного голоса, когда тело, что он обнимал секунду назад, растворялось перед ним.

«Пожалуйста, нет», — забывает он произнести это вслух, когда он смотрит в любимое лицо, на котором застыла улыбка. И в следующую секунду ленты света — единственное, что осталось — уносит ледяной ветер, который кружит в комнате.

На ладони Чонгука кровь человека, который умер. На его ладони кровь того, кого он полюбил; того, кто исчез словно бесследно, оставив после себя лишь одежду, пропитанную кровью, и одно разбитое вдребезги сердце. Сердце, которое все еще бьется. И Чонгуку не хочется, чтобы оно билось. Потому что больно. Больно, ведь он на полу сжимается, и, кажется, кричит во все горло, забывая обо всем на свете.

Чимин, стоя за дверью, прижимается к Юнги, не жалея ни слез, ни собственные нервы.

А Чонгук выглядит так, будто сходит с ума. Плачет, не переставая, кричит, чтобы заглушить боль.

«Если я в скором времени уйду, ты станешь меня ненавидеть?»

«Тогда можешь начать испытывать ко мне ненависть прямо сейчас?»

Может… Всем сердцем ненавидит…

«Ну и чего ты разревелся? Одному в комнате спать страшно?»

Чонгук слышит голос в своей голове, словно его обладатель где-то рядом, но это просто гребаная иллюзия. И он ответит точно так же, как и в прошлый раз:

— Страшно… Даже не представляешь, насколько…

Как быть ребенку, который уже понял, какую из двух доступных ему дорог предстоит пройти? Понял, и был готов к этому самого начала. Его дорога не светится и не переливается яркими красками по краям, не ведет высоко-высоко, возвышаясь к небу. Его дорога больше напоминает вязкое и совершенно прямое болото, которое в каком-то определенном месте обрывается. И что же ребенку остается? Конечно смириться. Иначе и быть не может.

— Не уходи больше. Никуда и никогда. Обещай мне.

— Никуда и никогда. Я обещаю.