Перед тем, как открыть дверь, Чонгук стучит ровно три раза, приводя в норму свое дыхание. Но оно, почему-то, становится только чаще. Когда ответа не следует, он открывает дверь.

Сердце чуть не упало вниз, к самым пяткам, когда Чонгук, открыв дверь, увидел прямо перед собой Тэхёна. Здоровый, невредимый, живой… Такой мягкий и домашний, с растрепанными волосами и нежной улыбкой, которая появилась на его лице, когда он видел перед собой Чонгука. Чон судорожно выдохнул и опустил голову.

— Можно зайти? — голос даже не дрогнул. С каждым разом Чонгук все больше и больше удивляется своей способности отбросить все свои чувства и переживания к херам собачьим.

Тэхён растерянно посмотрел на Чонгука, который отказывался поднимать голову; он даже не собирался. И кивнул, будто в надежде, что Чон увидит. Но, кажется, ему и не нужно было разрешение на то, чтобы войти в комнату.

— Что случилось?

Тэхён не спрашивает, случилось ли «что-то», потому что знает, что да, — случилось, — но не знает, что именно. Младший закрыл за собой дверь и подошел к Тэхёну почти вплотную, смотря на его открытую шею. Дотрагивается дрожащими пальцами, и отвечает Киму вопросом на вопрос:

— С твоей шеей все в порядке? — Тэхён удивленно поднимает брови, а после отталкивает чонгуковскую руку от своей шеи. Чон воспринимает это как отрицательный ответ. — Это сделал я?

Стук сердца отдавался болью в грудной клетке, в районе ребер, лопаток, затылка… Тело изнутри стало словно одним сплошным пульсирующим куском мяса. Взгляд Чонгука снова застилала кровавая пелена, на руках — кровь, но перед глазами — Тэхён. Все еще здоровый и живой. Он что-то говорит, вот только младший не слышит и опускается на пол, сползая по стене, и обнимая свои колени. Тэхён садится рядом с ним.

— Нам это приснилось, ты слышишь? Все хорошо, это был просто сон, — Тэхён положил ладонь на его щеку, поглаживая.

Почему он так спокоен? И почему им обоим приснился такой отвратительный сон?

— Я убил тебя. Собственными руками. И ты говоришь мне, что «все хорошо»?

Чонгук положил свою ладонь поверх руки Тэхёна на его щеке, прижимая ближе. Что с ними не так?

— На самом деле, знаешь, — старший заглянул Чонгуку в глаза, и, улыбнувшись, коснулся его лба своим. Глаза в глаза, — мы все беспокоились, что ты не проснешься. Ты спал в сумме 32 часа. И сегодня рождество… Я так хотел встретить его с тобой… — Тэхён закусил губу и чуть отодвинулся, но Чонгук схватил его за плечи.

— Хотел? Что-то поменялось? — он спросил довольно осторожно, но в глазах напротив все равно проскользнула какая-то очень недобрая тень.

— Поменялось, но это не то, о чем ты мог сейчас подумать. Чимин сказал мне кое о чем… Возможно, это коснулось и нас с тобой тоже.

Им никогда не говорили настоящую причину, по которой они убивают людей по приказу академии. Специально говорили такой жалкий бред, которому многие были довольны, с которым даже соглашались.

— В сердцах обычных людей всегда есть тьма, — голос Тэхёна стал каким-то стальным и безэмоциональным. Чонгуку страшно думать, что такого старший пережил за те 32 часа, в которых Чона рядом с ним не было. — Эта тьма делает их безумцами, которые не могут контролировать собственные желания, мысли, действия. Это похоже на то, как действуют наркотики на человека. Но эта тьма бывает не только у обычных людей, которые не обладают магией. Это заразно. Как болезнь. Это не передается воздушно-капельным путем, отнюдь нет… Даже близко нет…

Чонгук вслушивался в каждое слово, сказанное Тэхёном, и из них он уловил только то, что, кажется, в его сердце теперь посилилась тьма.

— Это такая болезнь, которая зарождается в тебе, когда появляются какие-то искренние чувства к самому обычному отродью, вроде меня. Может быть, это даже и не любовь, а что-то другое — не важно. Но в академии нас от этой информации специально изолировали, чтобы мы сами не сошли с ума. Потому что я не один такой. Если бы нам об этом сказали, мы бы просто убили друг друга.

Тэхён замолчал, а Чонгук и не думал даже говорить хоть что-то, потому что рассказ точно не закончен. Но когда Чон увидел, как по щекам Тэхёна текут слезы, то не выдержал молчания. Он взял его лицо в свои руки, вытирая слезы большими пальцами. А глаза напротив блестят так сильно, что отражение в них видно четче…

И Чонгук улыбается.

— Иногда мне кажется, будто я — это ветер, а ты — корабль в бескрайнем океане. Ты следуешь за мной попятам, доверяешь мне, даже если идешь прямо на шторм. Моряки точно такие же, ты знаешь? Они радуются, когда в парусах, наконец-то, начинает свистеть ветер. Но ведь именно он ведет их на погибель. Сейчас у меня такое ощущение, будто в корабль ударила молния, а этот самый ветер лишь помогает огню распространиться…

Тэхён улыбнулся, будто понимая взгляд Чона даже и без всяких слов. Никто не виноват в том, что сейчас происходит. Это простое стечение обстоятельств, и они выживают, как только могут. Все это время они ведь, и правда, не жили даже… Они выживали.

— Без тебя я никогда не найду берег, Чонгук, — Тэхён взял его лицо в свои руки. — Что делать кораблю в бескрайнем океане, так еще и без ветра? Шторм можно пройти. А вот остаться навсегда одному посреди бескрайних вод — это же смерть, — его слова звучали так, будто это та самая истина, которую Чонгук искал все время. Всю свою жизнь. — Если для тебя ветер — это верный путь в могилу, то для меня — способ бороться.

Тэхён в том сне был даже не против умереть от руки Чонгука. Да нет, он только этого и хотел. Чон хочет выглядеть сильным, но у Тэхёна это, кажется, получается лучше. Потому что… Корабль ведь без шторма и не потонет.

— В моем сердце тоже тьма, — продолжил Ким, как только увидел слезы в родных глазах. — И в твоем… из-за меня. У всех, кто ко мне привязан, внутри тьма, Чонгук.

Почему же Югёма отец отпустил так легко? Почему же даже не жалел об утрате? Где была их мама столько времени? Сейчас ответы на эти вопросы ясны, словно божий день.

— Бывают ведь случаи, когда в семье рождаются дети, но один из них — без силы? Что тогда? — страшно слышать ответ на этот вопрос. Чонгуку дурно, ему плохо от осознания того, что может вообще случиться. Потому что он помнит те ощущения, когда душил Тэхёна в своем сне. Это была… радость.

— Если этого ребенка любят, то ничего страшного, думаю, не случится. Тьма не сразу появляется… Но я не могу знать этого точно. Точнее, я хочу, чтобы мои слова были правдой.

Чонгук встал с пола, уперевшись руками в колени, и подал руку Тэхёну. Дернул на себя, обнял, и начал гладить по голове, по мягким волосам. Чонгук, на самом деле, многое знает. О семье Тэхёна, о его прошлом. И он понимает, насколько ему тяжело; настолько, что даже рассказать об этом не в силах. Настолько, что собственное сознание блокирует эти воспоминания. В руках Чонгука Тэхён действительно становился ребенком. Капризным, неуправляемым, плаксивым… Слишком мягким. Но сейчас он больше похож на котенка, который жил долгое время в сугробах, не имея возможности согреться… А тут Чонгук, чтоб его…

— Сегодня рождество. Давай отметим его вместе? Вдвоем, — Чонгук на вопрос лишь покачал головой, целуя старшего в лоб.

— Я приду к вечеру, у меня дела небольшие. Подождешь меня, хорошо?

Снова это удушающее предчувствие, которое не дает даже вдох без боли сделать, сдавливая ребра и ломая кости во всем теле. Тэхён чувствует себя как кукла, потрепанная, сожженная наполовину, выброшенная… Но он ведь не должен так себя чувствовать.

На слова Чонгука, который уже вышел за дверь, он лишь кивнул, вытер лицо руками, и повалился на кровать. Тэхён лежал так часа три, если не больше, хлопая со всей дури себя по щекам настолько сильно, что оставались багровые пятна после каждого удара. В груди горит. Горит, и очень сильно. Тэхён разваливается, он исчезает. Но в этот момент дверь в комнату открывается, но там стоит не тот, кто сейчас Тэхёну нужен.

— Ты как? Потерпишь еще минуты три? — Чимин вытер пот со лба друга, мысленно подмечая, что температура его тела растет, а в глазах скапливается слез все больше и больше.