— Ребенок, — слышится веселый голос Тэхёна, который не мог сдержать улыбку, — что ты вытворяешь?

Чонгук обнял его крепко, прижимая к себе. Но все так же стараясь не смотреть в глаза. Еще вчера он видел в его взгляде себя самого, какого-то другого, более мягкого, более сдержанного… И такого любящего. Но что он увидит там сейчас, если посмотрит? Ему хочется увидеть себя в его глазах, хочется смотреть в них вечно и знать, что он — единственный. И это не изменится. Но Чонгук боится… Боится увидеть перемены в самом себе.

— Тэхён, я… — он осекся. Чонгук не может разговаривать с ним так. Поэтому поднимает голову и смотрит… Смотрит на его опухшие губы и ранку, из которой снова текла кровь. Тэхён присел на диване, внимательно смотря младшему прямо в глаза, словно требуя от него того же. Ему необходим сейчас с ним зрительный контакт, потому что он не может понять, что чувствует сейчас Чон. Но Чонгук положил ладонь на его щеку, проведя большим пальцем вдоль нижней губы, размазывая по губам кровь.

— Посмотри на меня, — губы Тэхёна шевелились, и Чонгук заметил, что они дрожат. Ему страшно? — Почему ты не смотришь на меня, Чонгук? Почему ты вчера отводил взгляд и почему просил меня не смотреть на тебя? — руку обожгло что-то, словно ошпарило, и Чон перевел свой взгляд в то место, где зудело очень сильно. По его правой руке, что все так же нежно касалась щеки старшего, скатывалась слеза. — Ты разве не понимаешь? Не видишь? Не хочешь видеть? Что не так, Чонгук? Я виноват в чем-то? Скажи, я исправлюсь, обещаю…

Сейчас внутри Чонгука все ожило, все затряслось, словно его пустоту заполнили мыльными пузырями, которые все лопались, лопались… Он поднял взгляд, заглянув в два карих омута напротив поочередно. Но в каждом из них он видит лишь безумца с бешеной одышкой, будто после десятикилометрового бега.

— Только попробуй уйти сейчас, и я ударю тебя, — Тэхён сжал одеяло обеими руками, стараясь не потерять самообладание. Он не понимает, что происходит, но видит, что перед ним словно не Чонгук, а кто-то другой. Этот парень не может быть Чонгуком… Но почему тогда сердце отчаянно ноет, что это он? Потому что у них одно лицо? Какое глупое сердце…

— Ударь, — Чонгук словно плачет, это слышно по голосу, но в его глазах нет ничего. Там — тьма. Тэхён больше… Не видит там себя. — Пожалуйста, Тэ. Я… Я схожу с ума… — он положил вторую руку на щеку, чуть сжимая мягкую кожу. — Я так… Я не хочу терять тебя. Но почему мне всегда кажется, будто ты уходишь? Постепенно, словно готовя меня к какому-то пиздецу глобальных масштабов. Я не готов, Тэ. Никогда не буду готов потерять тебя. Ты слышишь? Слышишь?!

Тэхён положил свою ладонь на его оголенную грудь в испуге. Сердце Чонгука бьется как бешеное. Старший будто даже с такого расстояния слышит, как с каждым ударом оно словно вырывается наружу. Прямо к нему в руки.

— Чонгук, успокойся! Тише, тише… — Тэхён убрал его руки со своего лица, и поцеловал Чонгука в губы невесомо, еле касаясь. Этого хватило. — Тише… — и прижал к себе из последних сил, как-то невесело улыбаясь.

Сердце Чонгука забилось с сумасшедшей скоростью, глаза словно налились кровью — он видит вокруг лишь огромное красное пятно. Чон пихает Тэхёна обратно на диван и наваливается сверху, щурясь не по-доброму, с легкой усмешкой и безумием в глазах. В этих самых глазах горят искры, они прямо светятся, и в них, действительно, одна лишь тьма.

— Чонгук? — голос Тэхёна дрожит, он смотрит испуганно, но даже и не думает отталкивать от себя.

Но Чонгук, в свою очередь, кладет свои ладони на горло старшего, начиная надавливать. Сначала легонько, на пробу. Посмотреть, станет ли паренек под ним вырываться. Но в чужих глазах напротив он видел лишь смирение и печаль. Страха там нет и в помине, отчего Гук недовольно цокает языком, а после, пребывая в диком раздражении, от которого воздух в комнате нагрелся градусов до двадцати пяти по цельсию, сжимает горло Тэхёна сильнее, надавливая всей своей массой.

— Что делать? Что делать-то, котенок? — улыбается он.

В ответ Чонгук получает лишь кряхтение и приглушенный кашель.

Глаза напротив смотрят как-то затуманенно. В них должны быть злость и разочарование в, казалось бы, любимом человеке, но что там на самом деле?

Пустота.

Тэхён из последних сил сжимает мягкие волосы на голове младшего, пытаясь притянуть его к себе. Но тот лишь руку одергивает одной своей свободной, а потом видит, как парень под ним перестал дергаться. Его щеки влажные от слез, а сам он бледный, как сама Смерть… На его лице застыла улыбка, и Чонгуку показалось, что перед своей смертью он прошептал:

«Спасибо, что это сделал именно ты»

Младший улыбается во весь рот, растягивая губы в отвратительной ухмылке. У него в голове пронеслось столько мыслей, столько ответов на вопросы, которые он сам себе задавал. Да, так будет лучше. Он кладет свою ладонь на холодную щеку Тэхёна, тело которого постепенно начинает остывать. Он был таким теплым совсем недавно. Да нет, что уж там… В Тэхёне жизнь всегда словно горела. И он улыбался так, будто он — самый счастливый в мире человек.

Чонгук опускает взгляд на свои ладони и видит на них кровь. Хотя откуда она, он не имеет ни малейшего понятия, а после переводит взгляд на Тэхёна, чьи губы стали матового, почти белого цвета.

— Н-нет…

Руки задрожали, в горле застрял комок крика, который не мог вырваться из глотки из-за паники, которую Чонгук сейчас чувствует всем своим телом. Ему хочется крикнуть, но, кажется, он просто сорвет голос.

— Чонгук?

Грудную клетку просто разрывало, стало нечем дышать. Чонгук вдохнул так сильно, что выдохнуть уже не получалось. По его щекам текут слезы, а он, сам того не понимая, рыдает в голос, прикрывая глаза руками. Его подушка уже намокла от слез, а тело словно налилось свинцом: любое движение давалось ему очень трудно. Истерика закончилась, когда он ощутил что-то теплое в районе солнечного сплетения. По телу начали распространяться то жар, то холод, а самого Чонгука трясло. Он снова мог дышать.

— Мне кажется, твое вчерашнее странное спокойствие оправдалось только что, придурок, — над Чоном стоял Чимин, который положил ладонь тому на живот. Из-под ладони сочился мягкий желтый свет, даря всему телу те самые тепло и холод одновременно.

Чонгук дышит ртом громко, тяжело, жадно глотая воздух, щурясь от слез, вновь застилающих взор. Его грудь горит изнутри, и он тут же подрывается с места, замечая тот же леденящий холод, который окутывал комнаты совсем недавно. Его судорожные вдохи эхом отскакивают от стен, создавая иллюзию, будто кто-то Чонгука передразнивает. В порыве злости он бьет со всей дури по перилам, а сам мчится вниз по лестнице. По спине бежит ледяной пот, а в глазах столько тревоги, столько страха…

— Чонгук? Оденься потеплее, холодно же, — он не сразу понял, кто стоит в четырех метрах от него.

Стоило Чону поднять глаза, как он чуть на колени не опустился. Он может судить здраво, и если ему никто ничего не сказал о Тэхёне, то это вполне может означать, что с ним все хорошо. Но, по какой-то причине, душу все еще терзают сомнения.

Чонгук медленно спустился по лестнице, игнорируя тяжелый взгляд профессора, который будто хотел увидеть в глазах Чонгука что-то. Будто он искал в его глазах тот ответ, который Чонгук не смог озвучить.

— Тэхён на втором этаже, — Чонгук поднял бровь в недоумении. — Там его комната. Ему стало лучше, поэтому я попросил его пойти на второй этаж, чтобы не спать в гостиной.

Почему-то эти слова очень успокаивали, у младшего теперь не такое встревоженное и прерывистое дыхание, а сердце не ноет, не разваливается на куски. Он чуть кланяется господину Чону перед тем, как снова побежать наверх. Рядом с комнатой, в которой спали они с Чимином, есть еще одна, на двери которой висит табличка и небрежным корявым почерком написано «Тэхён-и». Чонгуку очень тревожно от того, что он не знает всей истории, что связывала Тэхёна с Хосоком. Хосок — его опекун? По какой вообще причине? Чонгуку думается, что он имеет право знать об этом, но если от этих воспоминаний Тэхёну больно, то что тогда ему делать?