А Юнги лежит рядышком. Его оголенная грудь медленно поднимается и так же плавно опускается, а белые волосы раскинуты по подушке забавным кругом у его головы. Кожа Юнги бледная, словно мрамор; всегда холодная, но прикасаться к ней Чимин любил больше всего на свете.

Два дня он ночует здесь. Два дня не видел ни Тэхёна, ни Чонгука, ни Хосока с Сокджином. Просто не хотелось. Не было сил. Чимин разбит морально. Каково это, когда осознаешь, что твоего единственного друга вот-вот казнят, убьют, разорвут на части дикие звери, чей разум помутнился спустя столько лет гниения на Земле? Они в один голос будут орать «Животное, чудовище, бесполезный кусок мяса!», а у Пака другое мнение. Он считает, что животные те, кто так говорит. Кто так думает. Раньше было боязно за свою жизнь, поэтому он молчал. Узнал об этом случайно, и вот, что вышло: потрепанные нервы; вечная бессонница; мокрое плечо Юнги, который совершенно не понимал, что происходит с младшим. Но Юнги даже не спрашивал, а Чимин был благодарен. Но вот сейчас все действительно по-другому. Сейчас Чимин плачет, потому что потеряет того, кого потерять боится. Потому что тот, за кем тенью следует смерть, дорог Чимину.

Он прижал колени к груди еще сильнее, закрывая глаза. Кто и зачем вообще поселил туда Чонгука? Почему именно туда? Чимин плачет тихо, всегда молча, а Юнги всегда умел читать все, что высечено у Пака на лбу. Поэтому холодная ладонь накрыла пухлые щеки, а после ледяные, словно сам лед, губы, коснулись лба.

— Тише, — шепотом произнес Юнги, гладя младшего по затылку. — Что изменится от того, что ты роняешь слезы, Чим?

Юнги не знает.

Совершенно ничего не знает, но по какой-то причине слова он подбирает слишком точно. Юнги всегда читал Чимина словно открытую книгу. Знал, что его слова помогают. Понимал, что эти холодные руки нисколько не отталкивают, а лишь наоборот — притягивают. И осознавал, что Чимин никогда не расскажет ему причину, по которой плачет, что делал крайне редко. На памяти Юнги были только моменты из далекого детства.

— Я лучше вернусь к Тэхёну, нельзя больше занятия пропускать, — Пак поднялся с кровати, почесывая затылок.

Юнги смотрел на него как-то тоскливо, кинув что-то наподобие «Как скажешь». И ни слова больше. Их отношения — ничто. Этих отношений нет и вовсе. И, возможно, сердце и нервы Чимина страдают не только из-за страха потери Тэхёна.

Это что-то, что не нравилось ему самому. Что-то, что рвало последние остатки рассудка. И что-то, отчего в груди была будто огромная черная дыра, которая постепенно заполнялась.

Но заполнялась льдом. Жгучим, который больно держать долго в руках, но так не хочется отпускать.

***

Кончики пальцев покалывали, ладони буквально горели, а где-то поодаль стоял Чонгук, который кидал грозные взгляды в сторону человека, которого пытался научить контролировать свою силу. Ну, серьезно, почему именно его? Да и кто бы мог подумать, что сам великий Ким Тэхён понятия не имеет, как это — взять свою силу под контроль. Не просто бездумно выпускать ее, а управлять, сдерживать. Тэхён стоял с опущенной головой, тяжело дыша. Ему действительно приходилось нелегко.

— Я тебе сказал, что нужно делать! Задницу свою напряги и вперед! — несдержанный рык Чонгука привел старшего в чувства. Поднял голову, посмотрел на него с улыбкой и на лице, и в глазах; словно маленький ребенок, который не понимает, что его только что отчитали.

И он пытается. Вновь и вновь выпускает языки пламени прямо из ладоней, а Чонгук смотрит завороженно, с блеском в глазах. В разные стороны летят искры, а теплый воздух уже давно окутывал их обоих. Старший действительно пытался сделать все правильно, ни разу с утра даже не просился отдохнуть; он просто молчал и изредка улыбался. Улыбался как обычно: широко, открыто, искренне, но появилось что-то еще в его глазах. Что-то, чего прежде Чонгук не замечал. Казалось, это было что-то вроде нежности, вперемешку со спокойствием. И Чон не понимал, почему. Он ведь просто попросил Тэхёна показать свою силу, но вышло так, что он чуть не спалил младшего живьем. Поэтому Гук решил взяться основательно за этого Мистера-первое-место.

Тэхён зашипел от боли, на его ладонях уже появились кровавые дорожки. Руки темные, на них вздувшиеся вены и длинные глубокие царапины. Сами пальцы рук дрожат, дыхание сбилось к чертям. «Нет, так не пойдет», — мелькнуло в мыслях Чонгука прежде, чем он успел подбежать к Тэхёну.

— Все в порядке?

Старший лишь улыбается, забавно дергая носиком. Трет кончик запястьем, жмуря глаза, а после тихо чихает, словно маленький котенок.

— Обычно я делаю это громче.

— Что именно?

— Чихаю, — Тэхён посмотрел на свои раскрытые ладони. — Мама говорила, что сдерживаться вредно.

— Тогда почему у тебя получилось это так тихо? — улыбается Чонгук и глаз со старшего не сводит. С языка чуть не сорвалось вместо последнего слова слащавое «мило», но Гук сдержался.

На самом деле, он догадывается, но спросить об этом первому как-то неловко, что ли. Чон не ожидал того, что в следующую секунду Тэхён ответит не то, что он хотел услышать:

— Я всегда слушал ее, — он как-то неопределенно пожал плечами. — Теперь пытаюсь изменить самого себя.

Гук не понимал ровным счетом ничего. Но Тэхён продолжил пытаться контролировать свою силу, выпуская ее вновь и вновь, не жалея сил и своих уже окровавленных ладоней.

— Рука. Подними правую руку вверх, — и он поднял. — Глубоко вдохни и выдохни, — и он послушал. — Сожми руку в кулак и напряги до предела, как сможешь. Задержи дыхание, — Тэхён внимал каждому слову, впитывал все, словно губка. И повторял. Повторял и повторял. Совершенно идеально, без малейшей неточности. Но все выходило из рук вон плохо, не получалось совершенно ничего. Огня слишком много, а блеска в глазах Тэхёна уже слишком мало.

Этот парень выглядел донельзя эстетичным, и Чонгука это уже бесило. Почему он ему помогает, хотя и не должен? По какой причине начал считать его другом и даже волноваться за него? Уже даже оценки ушли на второй план, ведь как же, новые знакомства, новые приключения на девственную задницу и новые ощущения… Хотя большей части из этого сейчас не присутствует, но все равно…

Дыхание сбилось окончательно; казалось, будто Тэхён уже даже не дышал и вовсе. Его рука так и осталась поднятой к верху, но после резко опустилась, будто обрезали каждый нерв, который соединял ее с телом. Тэхён попытался сделать шаг, но не получилось: его метало из стороны в сторону, ноги заплетались.

— Тэхён?.. — Чонгук пошел к нему навстречу. — Давай сделаем перерыв, ты и так слишком сильно устал.

Проходит несколько секунд перед тем, как Тэхён, словно безвольная кукла, рухнул на землю будто без сознания.

Главный герой пьесы в карточном домике снова сломлен. Языки пламени обнажали настоящее лицо куклы, все так же не затрагивая улыбку, которая никогда не уйдет с ее лица. Но вот нити, дергающие за каждую конечность, контролирующие каждое действие, оборвались. Порвались безвозвратно.

И теперь больше ничто не сдерживает.

========== chapter 7 ==========

*

Пустота ударила, словно черная дыра, высасывая последние остатки надежды. Или как это чувство называется, когда ждешь чего-то невозможного? Да, надежда. И никак иначе. Сокджин как-то не особо раньше придавал значение этому слову. Потому что, ну, на что ему надеяться? Сейчас все иначе. Сейчас его душа расцветает, подобно его растениям, красивыми бутонами покрывается поверхность некогда темной стороны Джина.

В кабинете душно, потому что кое-кто не открывал окно на протяжении недели. Единственная причина, по которой Сокджин вообще открывал окна хоть когда-то — это растения в маленьких горшочках, которые стояли вдоль всего подоконника. Цветы, лечебные травы, какие-то непонятные кустарники, которые чем-то напоминали дикий укроп. А еще запах мандаринов, от которого Сокджина просто воротило. Но никуда от этого не денешься. Мандаринами пропах весь медицинский кабинет, вся одежда Сокджина. Вся академия будто уже впитала их запах — это и было отвратительно. Хотелось просто выбросить источник, от которого исходит это зловоние, вот только нельзя. Никак нельзя. Нужно, чтобы запах хоть как-то выветрился, поэтому открыть небольшую форточку — неплохая идея.