— Привет, Макс, я очень рада тебе.

Макс устало улыбается и кивает. Триша укрывает его, сидящего в плетёном кресле, лохматым пледом, тут же из темноты сада выходят щенки тумана и ластятся к Максу, один тычется в раскрытую ладонь, второй играет с бахромой пледа. Триша суёт под максов локоть газеты, мол, мало ли, пригодятся почитать, гладит его по волосам и тихонько исчезает. Уходя, она видит, как из-под его опущенных век беззвучно текут слёзы.

Кажется, я так и уснул в саду Франка, в кресле, укутанный его заботой и тёплым пледом, потому что, когда я снова открыл глаза, в лицо мне нестерпимо ярко светило солнце, я осоловело помотал головой и чихнул! Огляделся — вокруг меня по-прежнему был франков сад. Хвала магистрам, хоть не пустыня, невесело подумал я. Из дома доносились невнятные голоса, и отчётливо пахло фирменным кофе, который готовят только тут, в „Кофейной Гуще“, на краю Шамхума — города, с которого начался новый Мир, созданный мной. Я потянулся, разминая затёкшие конечности, встал, снова потянулся, оборачиваясь к дому, да так и застыл с поднятыми вверх руками. В дверях, глядя на меня, стоял Шурф. Идеально белоснежная мантия с голубой каймой, идеально завязанный тюрбан, идеально прямая спина. Я махнул в его сторону рукой, принимая его образ за наваждение, но Шурф не растаял от моих телодвижений, а продолжал стоять в дверях и пребывать во вполне материальном состоянии.

Оба моих сердца бухнули о рёбра и затихли.

— Ну, что ещё? — я смотрел на него как на красивую картинку. Во рту пересохло, чувств не было никаких. Совершенно. — Ах да, тебя Джуффин прислал? Было не сложно догадаться, куда я денусь. Я же такой предсказуемый и простой, как засохшая корка хлеба в голодный день. Так о чём это я? Да, вам же по-прежнему нужен этот драгоценный беглый магистр. Ну конечно, как я сразу не догадался!

Я взмахнул рукой, на землю грохнулся Мешта Мархун, дико озираясь, Перчатки Смерти были по-прежнему на нём и в полной боевой готовности. Мне было всё равно, я не заботился ни о безопасности своей или Шурфа, ни о том, что будет дальше. Он хочет заполучить свой приз — пожалуйста, я безотказен, добр и щедр как всегда!

Лонли-Локли мгновенно подскочил к Мархуну, не дав ему опомниться, и секунду спустя многострадальный злой колдун уже отдыхал в пригоршне Великого магистра.

— Всё?

— Нет, — голос Шурфа был ровным и спокойным.

— Слушай, чего ты от меня хочешь, а? дырку над тобой в небе, Шурф, ЧЕГО ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ?

— Макс, выслушай меня.

— Да иди ты к чёрту! Туда же, куда я отправил твоего драгоценного Джуффина! Отправляйтесь оба, в обнимку! Что вам ещё от меня нужно? Вы можете ПРОСТО ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ? — мой голос эхом отскакивал от деревьев, возвращая мне мой крик. Меня захлёстывала ярость, чистая бесконтрольная ярость, которая растаскивала меня на лоскуты, напалмом выжигая всё живое, что было во мне.

Я видел, как Шурф побледнел, став почти таким же белым, как его мантия. В два прыжка он оказался рядом, легко закрыл мой рот своей широкой ладонью, мягко схватил в стальной обруч объятий. Я тут же попытался вырваться. Ага, как же! Вырваться из железных тисков Мастера Пресекающего Ненужные Жизни, пусть и бывшего!

— Тихо, — его голос был нежным и тёплым, — тссс… тихо, тихо, — он обнимал меня и смотрел мне прямо в глаза, — я люблю тебя. Люблю тебя. Прости меня. По-другому было никак нельзя, Макс, но всё закончилось. Всё уже закончилось. Прости меня.

— Что?!!! — я чувствовал, как слабеют мои колени и как я мешком оседаю на руки поддерживающего меня Шурфа. — Что?!

А потом мир закружился и исчез.

Ещё не открывая глаз, я почувствовал, как в нос мне ударил знакомый запах моря, водорослей и горячего песка. Одновременно, я почувствовал, как тело моё налито тяжким свинцом усталости. Я разлепил правый глаз и увидел лицо Шурфа, склонившееся надо мной и заслонившее полнеба.

— Ага, проснулся. Давай-ка, вот… — и он прислонил к моим губам какой-то сосуд, из которого я жадно отхлебнул. Кажется, это был бальзам Кахара. Ещё глоток.

— Шурф, — я попытался сесть.

— Спи.

Я почувствовал, как он барабанит пальцами по моей макушке, и тут же отключился.

В следующее пробуждение я не стремился сразу обнаружить себя бодрствующим, а постарался сначала прислушаться и принюхаться. Я лежал на спине, моё ухо уловило шум прибоя совсем рядом и больше ничего. По-прежнему терпко пахло водорослями, а ещё — солнцем и песком. Я осторожно разлепил всё тот же правый глаз. Надо мной, кроме солнца, ничего не происходило и никого не было. Я раскрыл второй глаз — картина была ровно такая же. Проведя беглое внутреннее тестирование собственной тушки, я понял, что не ранен, не болен, пребываю во вполне добром здравии и в силах. Я повернул голову и уткнулся носом в нос Шурфа, вот буквально. Его нос сопел вполне равномерно, кажется, на восемь счётов (даже во сне!), глаза его были закрыты. Приняв сей факт к сведению, я сел и осмотрелся. Вокруг меня простирался до горизонта беспредельно пустынный песчаный пляж, в пяти шагах плескалось тёплое море. Я лежал на белом мохнатом пледе, рядом лежал совершенно голый (насколько я мог судить) сэр Шурф, частично прикрытый лишь краешком завёрнутого пледа.

Гм, да… никаких разумных и даже неразумных мыслей не рождала в тот момент моя пустая, как звонкий колокол, башка. Пойти искупаться, что ли? Я глянул на Шурфа — он безмятежно спал. Я встал, скинул с себя скабу и пошёл к морю. Как только я коснулся босыми ногами кромки прибоя, рядом материализовался Шурф.

— Ты куда? —испуганные серые глаза его смотрели настороженно.

— Топиться пошёл, — я заржал, — а ты что подумал? Имей ввиду, я по-прежнему на тебя злюсь.

— Да, я знаю, но сейчас ты хотя бы способен меня слушать.

Я молча кивнул: мой друг или недруг был совершенно прав.

— Гад! — я улыбался. — Какой же ты всё-таки гад!

Я попытался стукнуть его в плечо, Шурф легко поймал мой кулак, разжал, поцеловал в ладонь.

— Пойдём купаться, — притянул меня к себе, взъерошил волосы, и мы пошли в воду.

====== часть 4 ======

— Рассказывай, — я требовательно смотрел ему прямо в глаза. — Я, как и ты, не люблю не понимать, Шурф. А пока я не понимаю ровным счётом ничего.

— Поверь мне, я тоже понимаю не всё.

— Но, похоже, больше, чем я. Так что рассказывай.

Мы сидели друг напротив друга в Мире моих песчаных пляжей, где, кроме нас, не было ни души, я это точно знал. Сладкий сизый дым от костра столбом уходил в небо, пламя всполохами освещало наши лица, в метре над нашими головами висели крошечные светящиеся шарики голубоватого света, скорее создавая дополнительный уют, чем давая освещение. Плотные синие сумерки спускались нам на плечи, постепенно превращаясь в ночь, рядом монотонно и ритмично шумел прибой. Возле Шурфа прямо в песке стояла огромная чашка чая с бергамотом, рядом с моими коленями уютно устроилась чашка поменьше с капучино.

Полдня с момента моего пробуждения мы бездумно купались в море, валялись в песке, занимались любовью; лакомились всякой вкусностью, добывая из Щели между Мирами то яблочный пирог, то копчёного леща; дремали, обнявшись, и практически не разговаривали. Несмотря на кажущуюся лёгкость и беззаботность, напряжение усиливалось. И оно было не между нами, а вокруг нас. Словно бы вечереющий воздух сгущался в этом Мире, становясь более плотным и тревожным. Я знал, что разговор будет не простой, знал это и Шурф. В любом случае, после него наши жизни изменятся. Мы не сможем вечно сидеть в моём зыбком сне, прячась от мира и от самих себя.

— Всё было взаправду, Макс, — тихо заговорил Шурф, — начиная с горящего Иафаха. Мешта Мархун, Старший Магистр ордена Ледяной Руки, который отбыл в изгнание практически сразу же после принятия кодекса Хрембера, когда Джуффин его поймал на горячем за применение недозволенных ступеней очевидной магии. Уютную камеру в Холоми этот деятельный парень променял на ссылку в Куманский Халифат. А в изгнании заскучал, убедившись, что вдали от Сердца Мира использовать очевидную магию практически невозможно. Насколько я знаю, в Кумоне любой трактирщик, способный сварить хоть сколь-нибудь приемлемую по вкусу камру, уже большой мастер и уважаемый человек. Так вот, заскучавший без магии и силы Мешта увидел однажды ритуал риццахов — заклинателей демонов Огненной пустыни Хмиро и почувствовал, сколько мощи в этом ритуале, при том, что очевидной магией, как ты понимаешь, там и не пахло. Древняя уандукская магия, которая, как и истинная, отлично работает вдали от Сердца Мира и уж тем более — на Уандуке. Сначала он отправился к самим риццахам, надеясь вступить в их немногочисленное сообщество, а те, недолго думая, дабы отвязаться от докучливого чужака, отправили его в пустыню, мол, договоришься с Хмиро — возьмём тебя в ученики, станешь ты заклинателем демонов, а сгинешь в ней — туда тебе и дорога. И магистр Мархун отправился в пустыню. Уже не знаю, сколько он там бродил и как заговаривал зубы красным барханам, но вышел он оттуда не просто риццахом, а демоном. Ты же видел эту Пустыню: глупая молоденькая девчонка, жадная до внимания чужаков, что с неё взять. И, благодаря опрометчивости этой глупой девчонки, у Мешты снова появилось столько силы, сколько он хотел, да ещё сверх того. Правда, силу эту он брал у обманутой барышни Хмиро, как ты понимаешь. А что может огненный демон, имея в своём арсенале столько нерастраченной силы? Конечно, всё что угодно, в первую очередь, сжечь всё, что пожелает, хоть весь Уандук или целый Мир! И нам очень повезло, что сначала, для разнообразия и чтобы набить руку, сэр Мархун решил побаловаться огнём во сне. Ничего умнее, чем поджаривать резиденцию правящего, ненавистного ему ордена, он, конечно, не придумал.