Он сделал шаг и прижал меня к себе. Так мы и стояли, обнявшись, посреди красного песка, и я слышал, как стучит его сердце, выбивая немыслимый тугой ритм, и как оба моих вторят ему в такт. Он коснулся губами моей макушки:

— Я сейчас так счастлив, как и надеяться не смел. И мне страшно, Макс.

— Мне тоже.

И мы пошли дальше, уходя всё дальше и дальше в необъятную пустыню Хмиро.

Красный закат в красной пустыне — это что-то невообразимо прекрасное. Все оттенки алого, багрового, бордового, сгущающаяся темнота, почти осязаемая, почти говорящая со мной. Когда совсем стемнело, мы решили остановиться на ночлег. Я добыл дровишек из ниоткуда, мы развели костёр и уселись друг напротив друга, поглядывая на пляшущий огонь. Шурф закрутил меня, как в кокон, в роскошный клетчатый плед, а сам укутался в магистерскую мантию, прямо поверх джинсов и футболки. Я неторопливо кормил костёр с руки, подбрасывал времени всё новые и новые секунды.

— Может, ещё раз попробуем хоть с кем-нибудь связаться?

Шурф только кивнул и уставился в одну точку. Я последовал его примеру, пытаясь дозваться хоть до кого-нибудь, включая Меламори, которая находилась на далёком Арварохе. Ничего. По лицу Шурфа я видел, что его попытки были также безрезультатны.

— Я — болван!!!

Мой друг приподнял одну бровь, тем самым давая понять, что он — весь внимание.

— Махи!!!

Вторая бровь Шурфа поползла вверх.

Я наконец сложил все кусочки паззла и попытался объяснить внятно и членораздельно.

— Махи Аинти! Он — единственный, с кем мне удавалось поговорить, даже когда я был в полной заднице, а точнее, на своей исторической родине. Сейчас…

И не давая Лонли-Локли произнести ни слова, практически забыв о его существовании, сосредоточился, взывая к образу старого шерифа Кеттари, Джуффинова наставника Махи Аинти. Через пару секунд на меня навалилась стопудовая тяжесть, чему я обрадовался несказанно.

— Что, Макс, застрял? — не здороваясь, спросил Махи.

— Ага. Махи, как я рад Вас слышать!

— Да ну?!

— Говорить с Вами, конечно, страшно тяжело, но я и правда Вам очень рад!

— Верю, — я просто всем нутром чувствовал, как он улыбается в свои рыжие усы, и тоже улыбался. — И ты, конечно, хочешь знать, как тебе отсюда выбраться.

— Нам, — машинально поправил я его. — Я хочу знать, как отсюда выбраться нам.

— А-а-а, ну это… тут всё просто, выберешься ты — выберется и твой друг.

— Точно?

— Точнее не бывает, потому как застряли вы тут по твоей милости.

— Это как?

— Макс, неужели ты сам ничего не понимаешь? Вы застряли «между».

— Как это «между»? Между чем и чем?

— Просто «между». А между чем и чем — это и придётся тебе выяснить. И решиться на что-нибудь одно. Тебе придётся выбрать, куда ты хочешь попасть окончательно. А тебе так не хочется выбирать, бедный мальчик! Ты всё время пытаешься сбежать, то от смерти, то от любви. И пока у тебя отлично получается, но ты не можешь бегать бесконечно, Макс. Тебя настигнет или одно, или другое. Боль неизбежна, пока ты жив, и твоя и чужая. И неотделима от любви. Единственная альтернатива — смерть. Или твоя, или чужая. Но умирать, а тем более кого-то терять, тебе хочется ещё меньше, да?

Я глубоко вздохнул. Прописные истины. И почему я такой дурак?! Тяжесть общения с Махи становилась почти невыносимой, но я понимал, что должен узнать у него как можно больше о том, как нам с Шурфом выбраться из этого непонятного «между». Делать-то нам что? Ну вот конкретно, что именно нужно сделать? Вот вечно они так, мудрые колдуны, любят метафоры и иносказания, нет чтобы всё чётко, с инструкцией к применению!

Но вслух я всего этого не сказал, а лишь подумал.

— И ещё Пустыня, Макс. Хмиро слишком заинтересована в твоих вечных скитаниях, вот и подливает масла в огонь. В свой огонь, в котором ты — масло для растопки. Э-э-э… — протянул мой собеседник, — да ты уже почти сознание потерял, никуда не годится. Невозможно сделать ничего конкретного, не мучай себя. Пока не поймёшь, чего же ты хочешь на самом деле, никуда не сдвинешься. Противоречивые желания, помноженные на могущество Вершителя, растаскивают тебя в разные стороны и одновременно не дают сдвинуться с места. То ты хочешь умереть, чтобы ни с чем не разбираться, то ты хочешь остаться с ним навсегда, то вернуться в мир и чтобы само как-нибудь уладилось, но не представляешь, как это всё может уладиться, — я чувствовал, как с меня градом льётся пот и холодеют ладони, как Шурф подскакивает и подхватывает меня, как я плавно заваливаюсь на песок и напоследок, перед тем, как окунуться в манящую, спасительную темноту, снова слышу мягкий голос старого шерифа Кеттари: ”Любовь — не такая простая штука, как может показаться сначала. Пойми, чего ты хочешь, Макс, и тогда ты попадёшь куда или в когда хочешь. Тебе придётся на что-то решиться, иначе Пустыня затянет тебя, ведь она тоже влюблена в тебя, юный Вершитель. Это — бремя твоего могущества, Макс”.

Последние слова я едва слышал, проваливаясь в густую темноту безвременья. Когда я открыл глаза, то голос Махи больше не звучал в моей голове, отчего я испытывал невероятную, почти воздушную лёгкость, и на меня с тревогой смотрел мой друг.

— Я в порядке, Шурф, просто Махи — невыносимо тяжёлый собеседник. В прямом смысле этого слова.

— Ты выяснил что-нибудь? — Шурф бережно поддерживал меня под спину, облокотив на себя.

— Кажется, я хочу умереть, — хохотнул я не без ехидства.

— Макс, — он посмотрел на меня укоризненно, — это вовсе не смешно.

— А я вовсе и не смеюсь. Знаешь, где мы оказались по моей милости? Между.

Шурф, видимо, ожидал продолжения, но я молчал.

— Между чем и чем?

— Да вот как раз, Махи сказал, это мне и предстоит выяснить. Заметь, не нам, а мне. Я пока сам ничего не понимаю про это мистическое «между». И про моё так называемое желание умереть. В том сне, в котором мы были на моём пустынном пляже, пока ты плескался в тёплом море, я сидел на берегу и размышлял, вспоминая, как тебя, а потом, кажется, и меня, испепелил Старший Магистр ордена Ледяной Руки, непонятным образом, каким-то краем сознания радуясь этому. Думая о том, что в нашем с тобой положении это не самый худший выход, уж всяко лучше, чем как-то разбираться с нашими отношениями, вернувшись в Ехо, я имею ввиду не только нас, а и всех остальных: леди Хельну, Меламори, ну и весь Тайный Сыск до кучи.

Шурф едва заметно кивнул:

— Гм… пожалуй, мне не стоило открываться тебе, Макс.

Мне показалось, что резкий ветер полоснул меня по глазам:

— Ты, что, Шурф, жалеешь?!

— Не говори ерунду! Конечно, я не жалею о том, что между нами случилось, но жалею, что это приводит к таким последствиям.

Невозмутимый и рассудительный Мастер Пресекающий не только Ненужные Жизни, но и Ненужные Рассуждения.

Я сжал виски и почувствовал, что зверски устал, что холодная влажная футболка липнет к спине, что за шиворот медленно заползает озноб и разливается по телу гудящей слабостью. Да, отсутствие хотя бы трёх бассейнов с подогретой водой — или, ладно, простого банального душа — сильно усложняет жизнь в пустыне. Нужно было как-то взбодриться, переключиться на что-нибудь простое и насущное, иначе у меня просто расколется моя глупая грешная башка. Вот так вот, вдребезги и напополам. Никого «велосипеда» я сейчас всё равно не изобрету, а ещё больше запутаюсь сам и запутаю Шурфа. Нужно, чтобы прошло немного времени, мне нужно остудить и переварить всё, сказанное Махи и вспомненное мной.

Безумно хотелось смыть с себя липкий пот нашего тяжкого общения с Махи Аинти. Я начал думать, как бы сделать так, чтобы вытащить из Щели между Мирами небольшой такой бассейнчик, ну, или хотя бы душ. В итоге, я достал несколько огромных садовых леек с водой и, разумеется, пару поломанных зонтиков. Шурф с удивлением наблюдал за моими действиями. Я хохотнул:

— Раздевайся. Сейчас будешь получать удовольствие.

Лонли-Локли смерил меня своим фирменным рентгеновским взглядом, остался в одежде и невозмутимо сложил руки на груди, что в переводе на нормальный человеческий язык означало: сначала объясни, что происходит.