- Пойдём, а? – я потащил его за край мантии, – Я ненадолго, мне скоро возвращаться, а потом магистры его знают, когда снова увидимся.

Шурф забеспокоился:

- Что-то случилось, Макс? Вы с Нумминорихом нашли Меламори?

- Нашли, нашли, она скоро вернётся, я потом тебе всё расскажу, ладно, ну, или она расскажет. Пойдём, а? – я старался избегать скользких тем. Сказать ему о том, что через пару часов я собираюсь исчезнуть на ближайшую сотню лет, я никак не мог, но и врать ему тоже не хотел, поэтому придерживался старой журналистской уловки: самая изощрённая ложь – это строгая дозировка правды.

Он улыбнулся:

- Пойдём, конечно. Заметь, я даже не спрашиваю, куда.

- Тогда закрой глаза.

В носу у меня защекотало от терпкого запаха моря и водорослей. Мы открыли глаза. Пляж из моих снов был по-прежнему пустынен и безлюден.

Шурф снова улыбнулся:

- Спасибо, Макс, я очень люблю это место.

И, быстро скинув с себя мантию, полез купаться, отфыркиваясь и плескаясь как мальчишка. Я, конечно, тут же ринулся за ним. Мы брызгались водой и ныряли. Шурф, разумеется, легко доставал до дна и укладывался там «полежать», пока я, только коснувшись донного песка, с дикими глазами выныривал на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Мы плавали на перегонки и, смеясь, пытались удержаться на спине на гладкой поверхности моря, не двигаясь. Надо ли говорить, что Шурфу эта детская забава удавалась легко и просто, тогда как я пыхтел изо всех сил.

Я запоминал его. Я жадно смотрел на него, пока он не видел, и запоминал. Ямочка между ключиц, линия скул и подбородка, длинная шея, покрытая капельками воды, широкая красивая спина с переливающимися мышцами, круглый крепкий зад, длинные пальцы, длинные руки и ноги. Я старался запомнить каждый волосок, каждую морщинку, его улыбку, поворот головы. Я впитывал в себя его образ по крупинкам, по бликам.

Я целовал его нежно и жадно, я запоминал, какова на вкус его кожа, согретая солнечными лучами, пропитанная солёным морем, я запоминал. Я легко касался губами его налитого члена и слушал его прерывистые вздохи. Я проводил ладонями по его груди, по спине, я запоминал пальцами, впечатывал в свою память запах его мокрых волос, лёгкий пух на шее, его ключицы, подрагивающий под моими ласками живот. Я замер, обхватив его член рукой, нежно трогал языком головку, исследуя, изучая, медля… я впитывал его вкус, его запах. Постепенно убыстряясь, слушал его прерывистое дыхание. Впечатывал в свою память пряный вкус его семени, когда он изливался мне в рот. Шурф! Мой Шурф! Я запоминал, как он, остывая от оргазма, тянется за сигаретами дрожащей рукой и глядит на меня своими невозможными серыми глазами… Шурф!!! Он улыбался:

- Ничего себе, Макс!

- Ага, – я кивнул, перехватывая у него сигарету, – вообще-то, я рассчитываю на добавку!

- Дай мне отдышаться, – засмеялся он.

Мы лежали на белом пушистом пледе. Закрыв глаза, я слушал шум прибоя моего моря – и запоминал. Близость его тела, звук едва слышных движений: вот он затягивается сигаретой, вот выдыхает дым, вот повернулся на живот и, кажется, смотрит на меня. Я открыл один глаз: в его пепельном взгляде – лёгкая настороженность, смоляные длинные ресницы слиплись от морской воды. Я запоминал его почти нестерпимую красоту, которую стоило бы восхвалять в стихах и поклоняться.

- Макс, что-то же случилось, да? – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

Вот же чёрт, ну как можно от него хоть что-нибудь скрыть!

- Конечно, случилось, всегда что-то случается, на том и стоим, – я попробовал отшутиться. – Иди ко мне.

Мы целовались, словно пробуя друг друга на вкус, сначала медленно, потом со стремительно нарастающей страстью. Я запоминал. Вкус его губ, порывистость и требовательность. Его жажду. Как он хотел меня, всего, без остатка. Шурф! Дырку над тобой в небе, будь во мне! Я хочу запомнить, как это. И когда он входит в меня, оба мои сердца замирают, запоминая, наслаждаясь этим единением. Он продолжает меня целовать, жадно, жарко… и с каждым его движением, с каждым толчком мириады солнц рассыпаются во мне. Шурф… набирая и набирая темп, ускоряясь… Шурф!!! Хорошо, что наш пляж пустынен, потому что, когда волна сокрушительного оргазма накрыла меня с головой, я просто не мог не кричать. Через минуту, совершенно обессиленный, я открыл глаза. Шурф хотел было лечь рядом, но я попросил:

- Побудь во мне. Пожалуйста. Ещё немного.

Он изумлённо посмотрел на меня с такой нестерпимой нежностью, что у меня захватило дух. Я запоминал. Я знал, что наше время уже на исходе и вот-вот мне придётся отправиться в столетнюю ссылку. Шурф! Я не жалел ни о чём. Я ничего не хотел для себя, я просто знал, как больно ему будет, когда он обо всём узнает. От кого? От Меламори? От Джуффина? От леди Сотофы? Скорее всего последнее, они же с Мататарой добрые соседки. Да уж! Шурф, прости меня, прости! Ну почему я не могу оставаться с теми, кого люблю? Что за странная судьба? Почему всем, кого я люблю, совершенно невозможно со мной? Теххи, Меламори, Шурф… Мы лежали рядом, обнявшись, я запоминал его тёплые любящие бережные руки. Я целовал его в пальцы. Я знал, что нам пора, мне пора, но всё длил и длил эти секунды, стремясь растянуть их до предела.

- Пора возвращаться, – голос не слушался меня, вырождаясь в какое-то сиплое шипение.

- Макс, ты конечно, можешь ничего не говорить, но, не забывай, после неоднократных обменов Ульвиара, которые имели место между нами, я многое чувствую. Не знаю наверняка, но чувствую. И, на всякий случай, помни, что я тебя люблю.

Я отвернулся. Шурф, пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, если ты скажешь ещё хоть слово, я банально разревусь. Вдооох, выыыдох. Ещё раз вдооох… вот что практически никогда меня не подводило, так это моя хвалёная беспечность. Держать хорошую мину при плохой игре – это да, это мы умеем.

- И я тебя, – сказал я, оборачиваясь, весело и совершенно искренне, – пойдём.

Взял его за руку, и мы снова оказались в резиденции Иафаха. Он присел на край стола, я стоял рядом, обнимая его. Как же мало времени! Какими быстротечными могут быть секунды, вот бы мне сюда Франковы часы!

- Мне пора возвращаться, Шурф, – я смотрел ему прямо в глаза. – Я люблю тебя. Понятия не имею, как так случилось, для чего и почему, но я люблю тебя.

Он наклонился ко мне и поцеловал. Я запоминал.

- Ты скоро вернёшься? – легко спросил он и мне стоило огромного усилия воли проглотить едкий комок, подступивший к горлу. Я неопределённо пожал плечами, дескать, понятия не имею. – Ну, ладно, – он взъерошил мне волосы, – я посижу тут ещё. Возвращаться в пустую спальню пока совсем не хочется.

Я стоял истуканом, не в силах вымолвить ни слова. Я запоминал. Вдох на семь, выдох… я деревянненько кивнул улыбающемуся Шурфу, сжал кулаки до хруста и шагнул Тёмным путём на крышу Мохнатого Дома.

Сейчас главное: хотя бы делать вид, что всё в порядке и всё хорошо, иначе совсем никак, иначе я закончусь прямо тут, на крыше, глядя на свой любимый город, который не увижу сто ближайших лет. Ну, подумаешь, сто лет! Сбежал же я из Тихого Города, значит, смогу сбежать откуда угодно. Или Джуффин с Сотофой вдруг что-нибудь придумают. И вообще, поживу в Индии, когда-то в другой жизни ведь хотел, может, научусь чему полезному у этой странной бабки. Я пытался подсластить горькое лекарство и как-нибудь себя уговорить. Вдох, выыыыдох... я чувствовал, как меня бьёт озноб и на лбу появляется испарина. На губах, в пальцах всё ещё было ощущение его тела, его тепла. “Так, прекратить истерику!” – рявкнул я сам себе. – “Просто пре-кра-тить!” Вдох… выдох. Я сидел на крыше с закрытыми глазами и понимал, что никак не могу произнести имя старухи, потому что тогда она придёт и заберёт меня. Соберись, Макс, по-другому никак. Иначе Меламори останется там. Я в последний раз втянул в себя воздух Ехо, стиснул челюсти и мысленно позвал: «Мататара, я готов. Забери меня».

Я вздрогнул, резко дёрнувшись вперёд, и почувствовал на своём плече острые птичьи коготки. Я открыл глаза: у меня на плече сидел буривух, с крыши Мохнатого Дома открывался вид на Ехо.