Они шли медленно, и тут, на Изнанке, было очевидно, что Шурфу даже ходьба даётся с большим трудом. Он был не просто бледен - он был полупрозрачным, мне казалось, что я смотрю не на живого человека, а на какую-то странную выцветшую голограмму, нечёткое трёхмерное изображение…
- Джуффин, - прошептал я, и, не в силах что-либо ещё добавить, просто махнул рукой в их сторону.
- Я вижу, Макс, вижу, - сухим и бесцветным голосом констатировал он.
И я это видел. И чувствовал. Несколько змей поселились в нём. В моём Шурфе. Я попытался сконцентрироваться, чтобы подсчитать, сколько именно ползучих гадов сейчас были внутри него, в его сердце… и не смог. Я просто их видел.
Я был связан с ним, и сейчас, когда мы оба оказались в зоне досягаемости друг друга, да ещё на Тёмной Стороне, где всё тайное становится явным, я ощутил во всей полноте те чувства, от которых он так оберегал меня, выставляя щиты и прячась за барьерами. Оказалось, что это он не от меня прятался, а прятал и оберегал меня, потому что сейчас меня пронзила боль, такая невероятная боль, что я даже не смог крикнуть, а просто опустился в бессилии на колени, хватаясь за собственное сердце. И в это же мгновение Шурф остановился и увидел меня.
Мы были далеко друг от друга, но я слышал и видел всё, что происходило с ним. И понимал, что он слышит и видит меня - так, словно мы стояли друг напротив друга на расстоянии одного шага.
- Шурф… - прошептал я побелевшими губами.
- З-зачем, Макс? За-ачем? – он сразу понял, что Нумминорих затащил его сюда по приказу шефа, что его визит на Тёмную Сторону – это ловушка. И сейчас смотрел на меня своими серыми глазами, в которых было столько боли, столько любви.
- Ш-шурф, - шептал я, пытаясь улыбнуться.
Я видел, как змеи копошатся в его теле, как он отдаёт им себя, как они упиваются его энергией, его жизнью, оставляя вместо чистого света боль и пустоту. Я видел, как его сердце, пронизанное насквозь этими мерзкими тварями, всё ещё старается биться, и с какой невероятной, нечеловеческой болью даётся ему каждый новый удар.
Это был самый жуткий из всех кошмаров, который мог случиться со мной. Я видел боль, которая захлёстывала Шурфа, которая терзала его тело, его душу, которой было столько, что хватило бы на половину этого Мира. Боль была неизбывной и бесконечной, кроме неё не было ничего, и мне казалось, что сейчас он только из неё и соткан.
Я обернулся, посмотрел на Джуффина и понял, что дела наши совсем плохи.
- Если я пущу в ход свой Белый огонь, то уничтожу змей, - сказал он, - но…
- Но вместе с Шурфом, - закончил за него я.
- Ничего, Макс, ни-ичего, - шелестящим голосом произнёс Великий Магистр, - сделай это, просто сделай.
Меня затрясло, из глаз хлынули слёзы, я почти не владел собой.
- Ты же видишь, я… Я больше не могу, - Шурф смотрел на меня невидящими глазами.
Сколько он вообще это терпел, сколько? Мне страшно было это даже представить. Если сейчас я просто смотрю на него, и мне становится настолько невыносимо, то каково же ему?
- Макс, сделай это быстро, - продолжал Шурф, - я… Я хочу, чтобы это был ты.
Мне казалось, что меня затягивает в кошмар, в нелепый, отвратительный, ужасный сон, и надо проснуться, обязательно проснуться, ну же, ну… вот-вот… пожалуйста!
- Я… не могу, - голос не слушался, сменившись гортанными хрипами, - я не могу убить тебя.
- Пожалуйста, - его глаза темнели, а сам он ещё больше истончался, - ты же видишь… Пожалуйста, закончи это… Эта боль… я не могу.
- Джуффин, - я кинулся к шефу, - ну что ты молчишь? Придумай же что-нибудь! Этого же просто не может быть! Не может!
Я орал на него, требуя немедленных действий, но Кеттарийский Охотник молчал.
- Так иногда случается, - наконец медленно ответил он, - иногда мы оказываемся слабее атакующей нас жизни. Или смерти. Я ничего не могу сделать, Макс. Его сердце… Его почти уже нет.
- Шурф… - я медленно подошёл к нему, с каждым шагом всё больше и больше ощущая ту боль, которая терзала и рвала его сердце.
- Остановись, Макс, - предостерегающе зашипел он, - дальше нельзя, иначе змеи перекинутся на тебя.
Я смотрел на него. И как же я раньше не замечал его любви? Её так много, безмерно много - даже сейчас, в этом мутнеющем от боли взгляде, в слипшихся от непрошеных слёз ресницах, в его сердце, которое сейчас пожирают змеи с болота Гнева острова Муримах…
- Я люблю тебя, - я сказал это, не обращая внимания ни на Джуффина, ни на притихшего и отошедшего в сторону Нумминориха, ни на Мелифаро и Ахума, которые, конечно, всё слышали с Границы. - Я люблю тебя, - повторил я спокойно и твёрдо. - Люблю.
И, не в силах больше сдерживаться, сбивчиво и путано зашептал:
- Я здесь, слышишь, я знаю, я всё знаю… Я чувствую, я знаю, как тебе сейчас. Я вижу, я с тобой. Отдай мне, хоть немного отдай…
Как я ни старался представить, что всего этого не существует, как бы ни старался убедить себя, что всё это - лишь мимолетный кошмар, я знал, что всё это правда. Реальность - моя и его. И единственное, что я сейчас могу для него сделать, единственное, чем я могу помочь своему дорогому другу, своему самому любимому человеку на свете – это убить его.
Я не знаю, как буду жить после этого. Вероятнее всего – никак, но это было уже неважно. Я не могу прекратить его страдания другим способом, других способов попросту не осталось, он всё равно умрёт, змеи, жадно и ненасытно пожирающие его энергию, его жизненную силу, вытянут из него всё до капли, взамен оставив только бесконечную боль, агонию, длящуюся невообразимо долго…
Шурф видел все мои метания, все мои мысли и чувства - видел, знал, и, несмотря на нестерпимую боль, продолжал мне сочувствовать. Конечно, он не хотел для меня такой судьбы - просто так получилось. Я тоже для себя такого не хотел. И ни для кого.
Я стоял напротив него и знал, что стоит мне сложить пальцы в щепоть - и тут же с них сорвётся мой Смертный Шар, который я нацелю точно ему в сердце. Одна длинная невозможная вечность, один яркий полновесный миг, через который его боль закончится. И мир для меня без него закончится тоже.
Его сердце, которое могло быть таким нежным, которое билось так часто, которое обдавало меня таким искрящимся жаром, которое умело так любить. Любить меня. Сердце…
Сердце. Смутная догадка шевельнулась у меня в голове, я глубоко вздохнул, и оба мои сердца замерли на миг. Оба.
Вот оно! Это, конечно, чистой воды безумие, но ведь кроме этого шанса больше нет никакого? Я могу отдать ему своё сердце. Сердце своей Тени. Точнее, Джуффиновой, если верить Теххи, которая когда-то, будучи уже серебристым лёгким облачком, открыла мне эту страшную тайну. Я не очень представляю, как это осуществить технически, но разберусь как-нибудь, главное в таком деле – моё искреннее желание, а сам процесс… Я свято верил в то, что всё устроится как-нибудь само собой.
У меня есть только один миг, один-единственный, который будет стоить нам обоим или жизней, или смерти – одной на двоих. Но он стоит того, чтобы попробовать.
- Шурф…
Он видел, что я решился, правда, не знал, на что именно. И видел, каких усилий мне это стоило. И даже сейчас, стоя на самом краю Вечности, он пытался меня утешить:
- Я люблю тебя, Макс, давно люблю. Всегда. Помни меня.
- Я буду, - проклятые слёзы застилали мне глаза, но я ничего не мог с этим поделать. - Всё будет хорошо, Шурф, - я твердил это как рефрен молитвы, как мантру, - всё будет хорошо. Я с тобой. С тобой.
- Пожалуйста, Макс, - прошептал он, глядя мне прямо в глаза, - пожалуйста… - и сомкнул веки.
Да, я понял его. Он не хотел видеть… Он не хотел, чтобы я видел его смерть.
Он замер, даже, кажется, дышать перестал. Он был словно выточен из мрамора - бледный, почти белый, в белых одеждах, и невероятно красивый - тонкой, болезненной, ускользающей красотой. Он ждал.
Я смотрел на него - и всё медлил и медлил.
Вдо-о-ох на одиннадцать, вы-ы-ы-дох. Я сложил пальцы, прищёлкнул - и с моей руки сорвался пронзительно-зелёный шар. Точно в сердце, в этот змеиный клубок. Словно в замедленной съёмке, я видел, как Шурф падает на спину, валится, как сухая ветка, улыбаясь последнему мигу, улыбаясь мне, жизни, наслаждаясь этим последним мгновением без боли…