Я пожал плечами:

— Да, если так, то, пожалуй, и не плохо.

— Но Хорёк!!! — он опять стиснул кулаки.

— Рон! Хватит тебе! Ну… Хорёк… — медленно произнёс я и многозначительно на него посмотрел. И мы оба рассмеялись. — Гм… Ты на травологию-то пойдёшь?

Рон даже глаза округлил. Сейчас для него пропускать занятия было чем-то немыслимым и запредельным, а ведь в Хогвартсе мы частенько прогуливали. Ту же травологию или зелья:

— Обязательно. А ты, что, нет?

— А я, наверное, нет. Что-то меня мутит, — ответил я, скривившись.

Мой друг тут же забеспокоился:

— Ты не заболел? Может, съел что-то?

— Меня мутит от травологии, — успокоил я его.

— Да ну тебя, — он махнул на меня рукой.

Я протянул ему руку в ответ:

— Давай, пойду я, пока преподавателя ещё нет.

— Ну, пока, — кивнул Рон, и его рукопожатие было тёплым и сильным.

Я был несказанно рад тому, что мне в голову пришла эта отличная идея — прогулять травологию. У меня в последнее время с учёбой не очень ладилось. По большей части я не очень понимал, зачем и ради чего я это делаю. По окончанию войны это было естественным и понятным. Кем ещё может быть Гарри Поттер, как не аврором? А сейчас? Проучившись уже какое-то время, я не знал, хочу ли я заниматься расследованием магических преступлений. По-прежнему бороться с темными силами? Сторонников убитого Волдеморта осталось немало, хорошие авроры были очень нужны, но… Хочу ли я этого сам? Я так привык воевать и бороться, что уже даже и не сомневался в том, что должен выбрать. Вот именно, что «должен выбрать», А должен ли? Кому? и Зачем?

Когда я перестал посещать многочисленные увеселительные мероприятия, на меня сначала обижались, потом злились, а потом про меня благополучно забыли. Ну, ладно, почти. В «Пророке» ещё иногда мелькали колдографии со мной, но, нужно признаться, всё реже и реже. И я этому был рад. Мне и так безумно надоело это пристальное внимание. И у меня вдруг появилось желание — впервые за всю мою жизнь — просто хотя бы задуматься о том, чего же хочу я сам. Вот Рон, кажется, точно знал, чего он хочет — стать лучшим курсантом нашего выпуска, а потом заниматься расследованием магических преступлений. Прекрасная цель, кто бы спорил! Герми перебирала бумажки в министерстве, и так же, как и я, была не слишком довольна своей участью. И так же, как и я, не знала, что с собой делать. А, поскольку пока придумать в этом направлении я совершенно ничего не мог, то просто по инерции ходил учиться в аврорат, жил на Гриммо и… ухаживал за профессором Снейпом.

Я опять разозлился. Вот чёрт же меня дёрнул тогда зайти к нему в палату! Прошло примерно полтора месяца, а кажется, что это было вообще сто лет назад. Почему со мной вечно что-то происходит? Почему я не могу жить обычной спокойной жизнью? Надо бы зайти в Мунго, договориться с Фрэнком на завтра. Чтобы они с Теа забрали его. Забрали его… А я ведь совсем не хочу, чтобы он уезжал. Зачем я полез к нему целоваться? Пусть бы так всё и шло. Зачем? Ведь нам же в последнее время было хорошо вместе. Он помогал мне с учёбой, мы смеялись, завтракали вдвоём.

Я вспомнил тот его взгляд, когда через неплотно прикрытые двери он видел, как я носился голым по комнате в поисках хоть каких-то штанов, его смеющиеся добрые глаза и ещё что-то, от чего я тогда покраснел до кончиков волос. То, что-то жаркое, что разгоралось на дне, в глубине этих глаз. И сегодня утром глухие слова, как сухой удар плети, о том, что это просто ерунда, чушь. Я внезапно остановился. Простое понимание пришло ко мне словно из ниоткуда. Я понял всё и сразу. Всё сошлось, как головоломка, как идеально подогнанные створки дверей. Как я раньше не догадался? Вот дурак! И, не теряя больше ни секунды, я аппарировал домой.

Я зашёл к нему в комнату. Он всё так же лежал на кровати. Бледный, с чуть разметавшимися по подушке чёрными волосами.

— Северус… — выдохнул я.

Он открыл глаза. Видимо, в моём голосе было что-то, что насторожило его.

Я подошёл к нему близко-близко. Мне казалось, что внутри меня разгоралось солнце, затопляя всё моё существо светом. Это странное незнакомое чувство захлёстывало меня невидимыми волнами. Мои пальцы дрожали. Я снова, как и вчера, взял его лицо в ладони. И, не спрашивая, поцеловал. Мои губы коснулись его губ. Легко. Так легко.

Я сел к нему на кровать, совсем рядом с ним, чувствуя тепло его тела. Он отвечал на мой поцелуй, его губы становились настойчивее, словно бы он только и ждал этого, его руки легли мне на затылок, я открывался ему навстречу. Так легко. Его ладони коснулись моих ключиц, шеи и дальше, вниз, на лопатки, на талию, он прижимал меня к себе. И я хотел теснее и ближе. К нему. Так легко… Я пропускал сквозь пальцы пряди его волос, скользнул горячими ладонями на грудь, осторожно обходя повязку. Его дыхание почти сбивалось на стон… И тут он резко отстранился, разорвал поцелуй. В его глазах была злость и боль:

— Что ты делаешь?!

— Северус, подожди, — я пытался перевести дух.

— Что ты делаешь?! — его голос срывался на низкий исступлённый хрип, на повязке тут же проступили пятна крови, — Поттер?!

Я схватил его за плечи и снова попытался притянуть к себе, поцеловать, но он резко отстранился:

— Нет.

— Да, — твёрдо сказал я, снова пытаясь приблизиться.

— Нет, Гарри, нет, — он смотрел на меня, почти прося, почти умоляя.

— Я не дам тебе меня обмануть, слышишь? Я не поддамся. Ты думал, что я просто пожалел умирающего профессора? Но это не так. Я… Я не знаю, что со мной происходит, — я стал говорить тише, — но это точно не жалость. Это что-то, что сильнее меня. И я не отправлю тебя в Мунго. Потому что я хочу быть с тобой.

— Зачем, Гарри, зачем? — он смотрел на меня, как на нечто удивительное. — Я до сих пор не понимаю, зачем тебе тратить на меня свою жизнь? Ведь ты молодой и прекрасный герой войны, победитель. Твоя жизнь только начинается. Ты можешь выбрать для себя любого человека. Девушку или парня. Зачем тебе я?

Я пожал плечами:

— Я не знаю, Северус, я не знаю. Знал бы — сказал тебе. Зачем-то ты мне нужен. Очень.

Он смотрел на меня и взгляд его теплел:

— Ты сумасшедший мальчишка! На самом деле ты так не думаешь, это только кажется.

— Не кажется. Не делай из меня слабоумного ребёнка, — я тряхнул головой, — мне не кажется.

Я видел, как кровоточащая рана толчками пульсирует под повязкой, как он вновь зажимает ее рукой.

— Гарри, послушай меня. Тебе будет больно. Если всё так, как ты об этом говоришь, в любом случае лучше всё прекратить сейчас, — крупные капли, падающие с его пальцев, пропитывали простынь насквозь, — я не тот, кого стоит любить. Совсем не тот. Я ведь злобный старый профессор по зельям. Гарри, это я, Северус Снейп.

— Я знаю. Знаю, кто ты. И мне не важно. Я хочу быть с тобой. Просто хочу быть с тобой. Сейчас. Пусть будет больно. Не важно. Я не боюсь, — я смотрел ему прямо в глаза.

— Я боюсь, — он чуть наклонился и сказал ещё тише, — я этого боюсь. Это я не хочу, чтобы тебе было больно, понимаешь?

— Но ты ведь тоже, — я растерялся, я не знал, как ему сказать, как у него спросить, — ты ведь тоже хочешь… Хочешь быть со мной. Ведь не может быть, чтобы это было не так. Я не поверю. Даже если ты скажешь. Я не поверю так и знай.

— Хочу. Я не буду тебе лгать. Но это бессмысленно, — он хрипел, зажимая горло двумя руками, из-под его ладоней на грудь сползала тоненькая струйка крови.

Я знал, что ему сейчас больно, знал, что и потом будет очень больно, как всегда бывает, если он разговаривает.

— Северус, молчи, не говори, пожалуйста.

Я взмахнул палочкой, наложил обезболивающее. Его хватит ненадолго.

— Я умираю, Гарри. Я медленно умираю, — он всё равно говорил хрипло и тихо, — и поэтому бессмысленно тебе себя мучить. Всё равно всё скоро закончится. Ты просто об этом забыл. Совсем скоро меня не станет.

Я смотрел на него, на его бледное, почти белое лицо, на его длинные пальцы, которые были все в крови и уже привычным жестом зажимали шею. И без малейшего предупреждения из моих глаз закапали слёзы: