— Ну, да, — чуть ли не фыркнула Гермиона. — Раз уж твоя жизнь не досталась Волдеморту, придется подарить ее Джинни в качестве сувенира! Не забудь повязать ленточку.

— Ладно тебе, — примирительно сказал я, — надо с ней просто поговорить. Хотя она конечно, расстроится.

— Расстроится, — подтвердила моя подруга, — но переживёт. Поверь, Гарри, это лучше всего.

— Наверное, лучше, — я сник. Не люблю огорчать людей.

— Ты сегодня на министерский приём идёшь? — сменила тему Гермиона. — А то мне велено тащить тебя силой, если вздумаешь упираться.

— Да куда я денусь, — вздохнул я.

— Тогда до вечера, — она неловко меня приобняла, — не грусти, всё будет хорошо.

— Конечно, — я улыбнулся, — обязательно будет.

А потом был и очередной министерский приём, и разговор с Джинни.

Она плакала взахлёб, закрывая лицо дрожащими руками, она говорила мне, как любит меня и как не сможет без меня жить, я чувствовал себя отвратительно, и мне уже действительно хотелось повязать свою жизнь ленточкой и вручить ей, но ленточки не нашлось, и осталось только опускать глаза, что-то виновато бормоча.

С тех пор прошло около четырёх месяцев. И сегодня утром я проснулся позже обычного у себя на Гриммо, понимая, что вчера последние три тоста в мою честь и последующие за ними возлияния явно были лишними. Меня мучило банальное похмелье. Светский раут удался на славу! Герой, то бишь я, был очарователен, весел, беззаботен и чертовски пьян, причем с явным упором на последнее. Вообще, в таком состоянии я пребывал все чаще. Как-то Рон, волоча меня домой с очередной вечеринки, прошипел зло сквозь зубы:

— Что ты творишь, Гарри?!

— А что? — беззаботно-пьяно переспросил тогда я. — Разве они не этого хотят? Нет? Разве они не для этого стараются? Не для этого меня зовут? Чтобы я, магический герой, пил, ел и веселился у них в гостях, а?

— Идиот, — буркнул мой друг и сгрузил меня на кровать, поверяя заботам злобного, но верного Кричера.

Вот и сегодня, разлепив один глаз, я позвал своего домовика:

— Кричер…

— Хозяин Гарри звал меня? — тут же откликнулся он своим старческим скрипучим голосом, словно созданным, чтобы мучить людей, страдающих похмельем.

— Кофе. Много кофе, Кричер. И покрепче. Я сейчас встану.

Он покачал головой:

— Хозяину нужно позавтракать. Как следует позавтракать. Кричер приготовит.

Я вздохнул. Спорить с ним было совершенно бесполезно. Учитывая, что я чувствовал себя на тот момент ничуть не сообразительнее выжившего из ума престарелого домовика, пришлось поверить ему на слово. Поэтому я смиренно кивнул, выбрался из-под одеяла и поплёлся в душ.

Я долго стоял под тугими тёплыми струями, подставляя под них гудящую голову. Я не взглянул, который час, поэтому не знал, нужно ли мне поторапливаться. Да и не в состоянии я был торопиться, если совсем по-честному.

Сегодня мы с Гермионой должны были идти в Мунго. Рон был там вчера, а сегодня мы с Герми собирались её навестить. Джинни была беременна, и вынашивание первенца, похоже, давалось ей нелегко. Во всяком случае об этом беспокоилась вся её семья, начиная с её матери Молли Уизли и заканчивая долговязым рыжим оболтусом, моим другом Роном. Пару дней назад Джинни упала в обморок за обеденным столом, и переполошившиеся домочадцы посчитали самым лучшим и правильным отправить её в больницу. По крайней мере, на несколько дней для того, чтобы убедиться что всё в порядке. Дин Томас, за которого она вышла замуж спустя всего два месяца после того, как рыдала мне в рубашку, грозясь не пережить нашего разрыва и покончить собой, был славный малый и, вероятнее всего, любил её. А я уже даже и не сердился, искренне желая ей счастья. Ну, почти. В глубине души я все еще немного злился на ее неискренность и попытки мной манипулировать, но я простил её и махнул рукой - это дела уже прошлые. Сейчас она бедная больная и беременная… Подруга детства и сестра Рона.

Я чувствовал, как вода, льющаяся мне на голову, постепенно смывает вчерашний день. Так похожий на все предыдущие. День за днём, день за днём, я растрачивал свою жизнь, не понимая в ней ровным счётом ничего, становясь заложником своего геройства, заключая себя в эту тесную клетку и не только не находя выхода, но даже не пытаясь его найти. Я шёл, куда меня посылали, делал то, что попросят, как всегда, как когда-то научил меня Дамблдор. Это то, что я отлично умел делать, при этом ни единой секунды не задумываясь, что нужно мне самому. Вот и в этот раз я вылез из душа, глянул на часы, понял, что опаздываю, наспех проглотил завтрак, приготовленный заботливым Кричером, и собрался было воспользоваться каминной сетью, когда мой домовик остановил меня, протягивая какую-то склянку:

— Вот, выпейте, хозяин Гарри.

— Что это, Кричер? — я с подозрением взглянул на небольшой фиал в тоненькой руке.

— Укрепляющее зелье, хозяин, ничего больше. Вам сейчас это нужно, — сказал с некоторой обидой в голосе мой нескладный домовик.

— Не помешает, — я выдохнул.

Пробка вылетела с глухим щелчком, и я в два глотка выпил это зелье. И чуть не подавился, потому что на вкус оно было, мягко говоря, так себе. «Дрянь же какая, а! Будто Снейп варил!», — в спешке подумал я, а вслух сказал совершенно иное, чем вызвал немалое удивление своего домовика:

— Спасибо тебе, Кричер, ты так добр ко мне.

Он вытаращился на меня и приложил руку к сухонькой груди:

— Кричер старается, Мастер Гарри.

И, уже держа в руках летучий порошок, я помахал ему рукой, называя адрес:

— Больница Святого Мунго, приёмный покой.

Гермиона была на месте и нетерпеливо расхаживала из стороны в сторону, очевидно, демонстрируя недовольство моим опозданием, которое, к слову, было не таким уж вопиющим.

— Гарри, я тебя уже минут десять жду! Почему ты так долго? Давай, пошли!

Я только пожал плечами, потому как вступать в препирательства с Герми из-за собственного десятиминутного опоздания у меня не было никакого желания.

Мы шли по просторному холлу первого этажа, и краем глаза я заметил на стене табличку: «Чистый котел не даст вашему зелью превратиться в яд!» Если бы все было так просто. Вспоминая мои сомнительные успехи в зельеварении, подозреваю, что дело было не в котле.

И снова вспомнил о Снейпе. Укрепляющее зелье, по-видимому, прекрасно действовало, и я чувствовал себя значительно бодрее, чем в момент своего пробуждения. Неужели мой Кричер, видя, какую жизнь ведет хозяин, запасается укрепляющими зельями у моего бывшего профессора? Я ничего не знал о нём, кроме того, что он выжил и оправдан Визенгамотом. От кого-то я слышал, что он вообще уехал во Францию, а кто-то другой, кажется, мне говорил, что он открыл большую лабораторию то ли в Ливерпуле, то ли в Бирмингеме. Во всяком случае, мы с ним не встречались. Ни на министерских приёмах, ни где бы то ни было еще. Значит, вероятнее всего, он действительно уехал. Поначалу мне очень хотелось поговорить с ним, побольше узнать о маме и о его любви к ней, но потом всё как-то закрутилось — балы, приёмы, статьи в «Пророке», и я про него просто-напросто забыл.

За размышлениями я и не заметил, как мы подошли к привет-ведьме, не будучи уверенными, на каком из этажей нам искать Джинни. Оказалось, что на пятом, предназначенном для пациентов, страдающих недугами от заклятий. На самом деле, помимо пострадавших от порчи, неправильно наложенных чар, несовместимых с жизнью заклятий и прочих хитрых недугов, здесь находились те, кого попросту не знали, куда разместить, и те, кто попал вот так же, как Джинни, скорее, для успокоения нервов и самого пациента, и его озабоченных родственников, чем для лечения. И для таких разных случаев отводилось целое крыло, куда мы с Гермионой и направились.

Когда мы вошли к ней в палату, она сидела в кровати и читала очередной номер «Пророка»… И тут же его отложила, откинулась на подушки, съехав под одеяло, принимая страдальчески-болезненный вид,(к слову о манипуляциях).

— Здравствуй, Джинни, — робко пробормотал я.