— Здравствуй, Гарри, — откликнулась она слабым голосом, — я так рада что вы меня навестили. Гермиона…

Герми, всплеснув руками, принялась обниматься, охать, ахать и гладить по рыжим локонам сестру своего без пяти минут мужа:

— Дорогая, как ты? Что говорят колдомедики? Как долго ты тут пробудешь? Какие прогнозы? А уже знаешь кто, мальчик или девочка?

Я вдруг почувствовал, что мне тут не место - совсем не место. Джинни, по всей вероятности, сейчас будет поверять Гермионе (ну, и мне заодно) какие-то свои секреты и тайны… И всё это как-то неправильно что ли… Она будет рассказывать, как она счастлива носить ребёнка своего мужа, Дина Томаса, а я буду вежливо сидеть и слушать? Конечно, я уже давно не держал на неё зла, но всё равно это было слишком и я не хотел этого знать. Совсем.

— Гарри, — совершенно неожиданно Герми пришла мне на помощь, — ты не оставишь нас ненадолго? Понимаешь, есть вещи, которые мужчинам знать просто не обязательно. Ты уж не обижайся.

Да какие обиды, я ликовал! Спасибо, дорогая подруга, ты спасла меня от… От смущённого нетерпеливого сидения возле постели своей бывшей девушки, беременной от другого мужчины.

— Я тебя в холле подожду, хорошо?

— Хорошо, — кивнула мне Герми.

И я быстро вышел из палаты, плотно притворив за собой дверь.

Теперь мне предстояло провести полчаса-час в холле, пока девчонки наговорятся всласть, но меня это не пугало. Я почти улёгся в мягком кресле, настроившись на продолжительное ожидание. Пробовал задремать — но у меня это не получилось. То ли выспался ночью, то ли больничная обстановка не слишком располагала к столь безмятежному виду отдыха. В итоге я заскучал и решил просто прогуляться. Ну, не выгонят же меня, в самом деле. А если и выгонят — невелика потеря.

Прогуливаясь по коридору и уже почти завернув за угол, я увидел, как два колдомедика только что вышли из одной из палат и, стоя в холле, тихо переговариваются:

— Мы исчерпали все ресурсы, Фрэнк. Боюсь, нам остаётся совсем немного, — говорила светловолосая женщина со спокойными грустными глазами.

Вокруг никого не было и, хоть говорили они негромким полушёпотом, мне, спрятанному за углом коридора, было всё отлично слышно. По давней хогвартской привычке я остановился и замер.

— Поддержание жизненно важных функций настолько, насколько возможно? — вопрошал невысокий мужчина, теребя полу своего ярко-жёлтого халата.

— А что ещё остаётся? Мы не знаем противоядия от яда Нагайны. Всё, что мы пробовали — безрезультатно. Профессор Снейп постепенно угасает. Мы применили противоядие, которое давали Артуру Уизли, когда Нагайна укусила его. Но оно не сработало. Проклятие Тёмного Лорда живёт в мистере Снейпе даже после смерти своего создателя. Те метки, что оставила на его шее змея — незаживающие раны. Мы можем поддерживать в нём жизнь стабилизирующими и укрепляющими зельями, но этого хватит, в лучшем случае, ещё на полгода. Его раны не заживают, его магия слабеет, он почти сквиб. Мы лечим его и маггловскими лекарствами тоже, но прогресса нет, и к тому же у него сильные боли. Ничего больше сделать невозможно. Мы перепробовали всё, Фрэнк, — женщина разводила руками.

Я старался не двигаться и никак не выдать своего присутствия, и, кажется, превратился в одно большое ухо. «Нагайна» «профессор Снейп». Неужели речь идёт о том самом профессоре Снейпе? Он что, здесь? В Мунго?

— Может быть, гуманнее было бы просто дать ему умереть? — совсем тихо сказал мужчина, но я слышал каждое слово.

Я выглянул из-за угла и увидел, как женщина вскидывает на него гневный взгляд:

— Мы колдомедики, Фрэнк. Кол-до-ме-ди-ки, - отчеканила она, - а не палачи! Наш долг защищать и продлевать жизнь.

— Такую?! — повысил голос незнакомый мне Фрэнк, — ВОТ ТАКУЮ? Знаете ли, Теа…

— Если хотите, поднимите этот вопрос на совете больницы. Но, я думаю, вы и так можете предположить, чем это закончится, — холодно сказала гуманный колдомедик Теа, развернулась и быстро ушла по длинному коридору, оставив коллегу в замешательстве. Похоже, подобный разговор происходил у них не в первый раз.

А Фрэнк вздохнул, пожал плечами и направился бодрым шагом в следующую палату.

Я порывисто втянул больничный душный воздух. Из какой они палаты вышли? Вот из этой? Или из той? Нет, кажется из этой. Коридор был всё так же пуст. Бесшумно и быстро, в десять шагов я дошёл до нужной двери и скользнул внутрь.

И тут же прислонился к стене. В светлой комнате с большими окнами, на высокой кровати передо мной лежал человек. Очень бледный, сливающийся с кристально-белым бельём. Глаза его были закрыты, черты лица заострились. И без того длинный нос, кажется, стал ещё длиннее. Впавшие щёки, сухие выдающиеся скулы, совершенно пергаментная кожа, в чёрных волосах заметно прибавилось серебра. Весь его облик был похож на восковую посмертную маску, в нём практически не было жизни.

Я стоял и смотрел на него. Сомнений не было. Передо мной на больничной кровати, укрытый до подбородка простынёй, лежал Северус Снейп, мой бывший профессор зельеварения, человек, который, как мне казалось, терпеть меня не мог.

Я почувствовал, как слабеют мои колени. Неужели это действительно он? Не во Франции и не в Бирмингеме, а тут, в Магическом Лондоне, на больничной койке в Мунго? И нет у него никакой новой лаборатории, а есть только больничная палата, где он лежит совершенно один.

Я с трудом отлепился от стены и подошёл ближе. Вероятнее всего, он спал, ко лбу, покрытому испариной, прилипла тонкая прядь волос, и голова его, съезжая с подушки, запрокидывалась. Я подошёл ещё ближе и просто дотронулся… Только до подушки, чтобы поправить, почти безотчётно, просто… Ведь неудобно же…

И тут же вздрогнул. Он открыл глаза. Медленно сфокусировал взгляд на мне… Он удивленно приподнял одну бровь, когда понял, кто перед ним. Мне было неловко и стыдно за то, что я так без спросу ворвался, за то, что вижу его тут. Таким. Я развёл руками, дескать, не обессудьте, профессор, я случайно тут оказался, совершенно случайно, уже ухожу. И, кажется, я даже всё это пробормотал вслух, пятясь спиной к двери и краснея.

Он так же медленно поднял руку, с силой прижал её к своему горлу и очень тихо прошептал:

— Авада…

— Что? — переспросил я, и снова сделал шаг к его кровати. Мне послышалось первое слово одного из самых грозных смертельных заклятий.

— Авада, — снова шепнул Снейп, и видя, что я его совершенно не понимаю, собрался с силами и произнёс более длинную фразу. — Убей меня. Пожалуйста, Гарри.

Я отшатнулся. Я смотрел ему прямо в глаза. Они чернели глубиной и болью. Он кашлянул и снова с силой прижал через простыню руку к горлу, простыня тут же окрасилась тёмно-бордовым:

— Авада, пожалуйста…

Я не понимал — он бредит или, в самом деле, говорит это мне? Я не мог, не хотел смотреть, как под его рукой, держащейся за горло, растекается тёмное кровавое пятно, пачкая ему пальцы и подбородок, крупными каплями падая на белоснежную подушку. Я выскочил за дверь, как ошпаренный. Добежал до палаты, в которой находилась Джинни, рывком распахнул дверь и сказал быстро, без всяких околичностей:

— Гермиона, я… Мне нужно уйти. Я не дождусь тебя. Так что болтайте, сколько угодно. Джинни, выздоравливай. С тобой и с малышом всё будет хорошо, обязательно, вот увидишь.

И, не дав им что-то сказать, возразить или ответить, я пулей вылетел из палаты. Мне нужно было на воздух, срочно. Как только оказался вне стен Мунго, я тут же добрался до ближайшей границы аппарации и оказался возле Темзы. Я хотел просто перевести дух.

Я смотрел на воду, на перекатывающуюся мелкую рябь, а видел его измождённое лицо, бесконечно уставшее. И глаза, мутные от зелий и лекарств, с расширенными от боли зрачками, и его невероятные слова.

«Гарри»… Он никогда не называл меня по имени. Иногда я даже сомневался, знает ли он вообще, как меня зовут. Оказывается, знает. И, помимо боли, в его глазах была надежда. Слабая и невозможная, но надежда. На что? На то, что я действительно убью его? Произнесу «аваду» в этой безликой больничной палате, и для него всё закончится? Быстро и безболезненно?